Тринадцатая редакция. Модель событий - Ольга Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кого вам?
— Того, кто повесил на улице объявление о продаже квартиры.
— А что такое? Имею право!
— Я покупатель.
— А... в этом смысле. Заходите. Рано-то так чего?
— Не хочу, чтобы кто-нибудь меня опередил.
— Да кому оно... А... ну смотрите, я вам мешать-то не буду.
Сказав это, Коля повернулся к покупателю спиной и шаркающей походкой побрёл по коридору в сторону кухни.
Дмитрий Олегович постоял некоторое время в коридоре, поглядел на расставленные по углам пыльные искусственные цветы в аляповатых пластмассовых вазах, подивился тому, что кто-то по доброй воле украшает своё жилище подобными артефактами, и двинулся вслед за хозяином.
Коля и Миша, не ожидавшие, что он присоединится к ним так скоро, только-только наполнили по первой утренней рюмке, успели чокнуться, выдохнуть, да так и застыли со своими стограммами в руках.
— Коллега, — первым обрёл дар речи Миша, — садитесь.
Коля только глазами хлопал: и как он сразу не признал в этом «покупателе» шемобора? Совсем, видно, чутьё потерял.
— Я сжульничал и выставил защиту, — любезно пояснил Дмитрий Олегович, — а то бы вы меня не впустили.
— Конечно, не впустил бы! — хрипло сказал Коля, залпом опустошая свою рюмку. Миша скептически поглядел на товарища, но тоже последовал его примеру. Неторопливо понюхал рукав своей засаленной клетчатой рубашки и, видимо, остался доволен запахом.
— Я к вам по делу, — улыбнулся Дмитрий Олегович, усаживаясь на ближайшую (вроде бы даже чистую) табуретку. — По личному делу.
— Слушай, тебе же не принципиально, когда нас мочить? — неожиданно задушевным тоном сказал Миша. — Часом раньше, часом позже. Давай мы примем обезболивающего, крепко так примем — и тебя, если хочешь, угостим. Да ты двигайся к столу, тут нормально. Не антисанитария. Тебя как зовут? Меня — Михаил, а это вот — Николай, мой друг. Хотя ты, наверное, знаешь.
— Дмитрий. Нет, я не буду.
А потом всё произошло как-то механически: Коля снял с огня кастрюлю с картошкой, Миша, бормоча что-то дружелюбно-бестолковое, налил всем водки, они выпили, завязался какой-то разговор...
Дмитрий Олегович расслабился, согрелся, расстегнул на рубашке две верхних пуговицы и случайно прикоснулся к своей охранительной цепочке. И словно очнулся от сна. С интонациями любезного диктора его внутренний голос произнёс: «Михаил Кулаков. Бездна обаяния. Носители сами составляли договоры и переписывали их от руки в трёх экземплярах, лишь бы доставить ему удовольствие. То, что сейчас этот человек похож на опустившегося забулдыгу, значения не имеет».
— Дим, ты чего задумался? Картошечки ещё возьми, — ласково сказал Миша.
И снова будто тёплый летний бриз подул.
«Ему хотелось верить на слово. Рядом с ним носитель чувствовал себя уверенно, казалось, что он находится под вечной защитой и теперь в его жизни уже не случится ничего плохого», — на всякий случай добавил внутренний голос.
Да, а Дмитрий Маркин, читая Мишино досье, помнится, довольно зло смеялся над простаками, попадавшими под обаяние этого голоса. Он тут же послушно наполнил тарелку картошкой. Пусть гипнотизёр думает, что рыбка смирно висит на крючке. Теперь главное — подвергать сомнению каждое слово. Тогда можно уцелеть.
Неудивительно, что родители попались и подписали договоры. И родители поверили, и сын чуть не влип. Интересно, эти двое решили его напоить до бесчувствия, а потом порезать на кусочки? Или просто выкинуть на лестницу и больше не впускать?
Нет, всё не то, не то. Подождёт Эрикссон со своим заданием, не для этого судьба привела Дмитрия Маркина к человеку, который фактически предопределил место его рождения.
— Скажите, а вам не очень неприятно вспоминать о прошлых делах? — осторожно спросил он.
— О каких делах? О шемоборских, что ли? — уточнил прямолинейный Коля.
— Угу, — кивнул Дмитрий Олегович. Сам он, конечно, подчинять одним только звуком своего голоса пока что не научился, но, по отзывам очевидцев, может быть и обаятельным, и милым. — Когда ещё с живыми легендами встречусь. Может, опыта поднаберусь.
— Хочешь стать таким, как мы? Спроси у меня как, — ухмыльнулся Миша.
Дмитрию Олеговичу даже перекреститься захотелось после такой ухмылки.
— Хочу узнать про один двойной договор, который вы подписывали. Здесь, в этом городе.
— «Здесь, в этом городе», — передразнил его Миша. — Если вспоминать все договоры, которые я подписал в этом городе...
— Он про двойной же, — вмешался Коля, — это «отдай мне то, чего дома не знаешь». Смотри-ка, какой у тебя крестник вымахал. Ты ведь, Дима, по личному делу пришёл, я правильно запомнил?
— Посмотрите на него, ну просто копия я в молодости! — захохотал Миша. — Дима, что же ты раньше не сказал, дай-ка дядюшка обнимет тебя и отдаст тебе всю свою легендарную шемоборскую силу. Учеников не успел я воспитать, ну так ты будешь мне вместо ученика.
Дмитрий Олегович вздрогнул: спасибо, не надо. У него уже есть один учитель, которого он сжил со света, надеясь на дармовщинку полакомиться его силой.
Впрочем, названый дядюшка всё равно обнял его (хорошо, хоть не облобызал), бормоча что-то бессмысленное и нелепое. «Племянничек» вновь провалился в некое подобие сна, но на этот раз его выручили «колючие часы» — старая игрушка, которую он, как оказалось, не потерял в Финляндии, а оставил у Джорджа. Колючие часы в нужное время впиваются в запястье десятком малюсеньких иголочек и действуют лучше любого будильника. Это значит, Соколов-юморист тайком настроил их на «побудку», ну, спасибо, друг.
Нет, в самом деле спасибо. Страшный человек этот Миша. Скушает своего «крестника» и глазом не моргнёт.
— Мне нужно знать, как звучали эти договоры, — ровным голосом сказал Дмитрий Олегович.
— Силён ты, парень, — одобрительно кивнул «добрый крёстный». — Значит, обойдёшься пока без моей силы. Хочешь знать, да? А не страшно?
— Нет.
— А вдруг там было написано, что в тридцать лет и три года тебя придётся принести в жертву? И приложение на пять машинописных листов, как именно приносить.
— Я бы с интересом ознакомился.
— А если я тебя обману?
— А зачем? Правда ранит больнее.
— Какой умничка, вы только взгляните на него. Нет, ну точно весь в меня. Ну что, Колян, откроем моему племянничку всю правду?
— Конечно. Раз парень любит, когда больно, — прищурился Коля. — Но и нам тоже кой-чего интересно узнать. Кой-кого повидать.
— А... ну да, — ещё пуще заулыбался Миша, — у нас в этом городе есть две подружки, старые подружки. Мы с ними имели отношения. Довольно близкие — ближе не бывает. А потом мы расстались — такое, видишь ли, случается сплошь и рядом. И подружки наши затаили на нас зло. Но мы — чистые и простые люди, и сердца наши полны раскаяния. Хотим, понимаешь, повидать наших милых девочек, пока никто из нас не двинул кони.
Дмитрий Олегович почти было поверил в сюрреалистическую историю о двух бедных брошенных подружках шемоборов, пока не узнал дополнительные подробности. Интересно, скажет ли ему Миша о том, что милые подруги их прежних дней работают Бойцами у мунгов и по служебной инструкции им положено устранять действующих шемоборов при любой возможности? Миша не сказал. И Коля тоже не сказал.
— На этом свидание окончено, — объявил Миша. — Приведёшь к нам подружек наших дней суровых — вот даю тебе своё бесчестное шемоборское слово: вспомню и перескажу договор твоих стариков до запятой. А нет — тогда не суйся сюда. Ты думаешь, это ты сам такой борзый и проснулся? Не рассчитывай. Это я тебе позволил проснуться. В следующий раз не проснёшься. Так и знай. Пока ученика не воспитаешь — на глаза мне не попадайся.
— Я одного не пойму. Что ж вы квартиру-то при таких способностях всё ещё не продали? — прищурился Дмитрий Олегович.
— Ты бы видел тех риелторов, которые к нам покупателей приводят, — доверительным шёпотом сказал Миша. — То, что Колян им дарственную до сих пор не подписал, целиком моя заслуга. К тому же эти дикие люди совсем не умеют слушать и вообще никому не верят. Ни один. Ни разу. Ни вот на столько мне не поверил.
Дмитрий Олегович вновь очнулся от гипноза уже на улице. Интересно, каким этот Миша был на пике своей карьеры? Впрочем, нет, неинтересно. Интересно только одно — что было написано в «двойном договоре» его родителей? Ну что ж, очень скоро он это узнает — надо только выйти на Дворцовую площадь с плакатом: «Одинокий шемобор мечтает познакомиться с двумя Бойцами, интим не предлагать», — и дело в шляпе.
Много лет назад согласившись стать ученицей Ингвара Эрикссона, Анна-Лиза пообещала, что никогда не пожалеет о своём решении — даже после того, как жизнь её необратимо изменится. Тогда, сбежав с родного хутора и приехав в большой незнакомый город, она была уверена в том, что её жизнь уже изменилась. Вокруг — красивые, интересные, яркие люди, разговаривающие на разных языках (в том числе и на её родном финском). Магазины, в которых продаются удивительные и чудесные вещи, новые, хрустящие, современные. Кафе и рестораны — чуть ли не в каждом доме. Парк развлечений, богатые кварталы, паромная пристань, шикарные автомобили, роскошные здания, метро, королевский дворец — и всё это принадлежит ей, стоит только выйти из дома.