Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания. - Гельмут Фигдор

Вначале мне хочется сделать несколько замечаний по поводу особенной формы совместного права на воспитание, а именно переменного права на воспитание, когда ребенок какое-то время живет у отца и какое-то – у матери; а также коснуться так называемой «модели гнезда», когда дети остаются на одном месте, чаще всего в родительской квартире, а отец и мать живут с ними попеременно.

В общем, я ничего не имею против альтернативных решений. Однако хотя и существуют исследования (в США), которые говорят об удовлетворенности родителей такой моделью, но, насколько мне известно, воздействие этой системы на детей исследовано не было. Думаю, для последних это все же не так хорошо: даже если дети и чувствуют себя любимыми обоими родителями, прежде всего им необходимо чувство дома[140]. Недавно мне пришлось иметь дело с одним таким случаем, когда трехлетняя девочка вынуждена была (каждые три дня) «путешествовать» между матерью, отцом и бабушкой. Реагировала она на это большим упрямством, проявлявшемся прежде всего в нежелании одеваться, что может говорить о нежелании «уходить прочь». Выяснилось, что это было единственной возможностью избежать войны за ребенка, грозившей разыграться между отцом, матерью и бабушкой. Конечно, найти какое-то решение было необходимо, но данный вариант с педагогической и психологической точки зрения не обещал ничего хорошего в отношении развития ребенка, и прежде всего потому, что исключал всякую форму кооперации. Это очень важно – постараться найти решение, приемлемое для всех конфликтующих сторон.

Здесь мне хочется указать еще на одно обстоятельство: внешние условия не всегда говорят о внутренних отношениях. Нельзя заранее исключить, что ребенок, живущий попеременно то у отца, то у матери, чувствует себя в одном случае дома, а в другом – в гостях. Это следует учитывать и при регулировании посещений: непрерывность интенсивных внутренних отношений ребенка с отцом зависит не только от того, насколько длительны их встречи, но и, прежде всего, от того, как ребенок воспринимает отца, независимо от его присутствия или отсутствия. Вспомним трехлетнюю Корину (раздел 2.4), которая сохраняла необыкновенные внутренние отношения с отцом, живущим заграницей, хотя видела его всего по два-три дня каждые два месяца. Но ее мать часто говорила о нем, в детской висел портрет отца и в разговорах слово «папа» использовалось синонимом для слов «большой» и «синий» (любимый цвет отца) и т. д. Если же, напротив, на напоминания о существовании отца налагается табу, может случиться, что образ отца сотрется в сознании ребенка, причем доверие его сильно пострадает, даже если он и будет видеть своего папу, как и полагается, каждые две недели.

Что касается «модели гнезда», то я принципиально абсолютно против. Конечно, и здесь могут быть единичные исключения. Например, если дело касается старших детей, для самочувствия которых продолжение существующих отношений (в школе, балетной группе, спортивных секциях, с близкими друзьями) имеет необыкновенно большое значение.

5.3. К проблеме принудительных мероприятий, предписанных судом

Везде, где существуют законы, предусмотрены также и санкции, защищающие их исполнение. Что же касается семейных законов, то здесь все много сложнее. С одной стороны, государственный закон, на основе которого принимаются судебные решения, предусматривает, что государство должно как можно меньше вмешиваться в личную жизнь граждан. С другой стороны, возможные санкции затрагивают не только «виновных», но и жизнь тех, кто с ними связан, и таким образом не всегда ясно, защищают ли государственные санкции (предполагаемых) невиновных либо жертв (а это прежде всего дети) или наказание касается всех. Речь идет о тех случаях, когда, например, дети не желают встречаться со своими отцами, когда матери препятствуют контактам ребенка с отцом или когда после посещения или вместе проведенных каникул дети не возвращаются больше к матери. Напряжение между законом и соображениями благополучия ребенка можно рассматривать с двух сторон: с одной стороны, с точки зрения воли ребенка или одного из родителей, который опирается на волю или интересы ребенка, и с другой – с точки зрения однажды принятого – и тоже в интересах ребенка – решения суда. И даже если подумать о том, что нарушение закона противоречит благополучию ребенка, то может статься, что новое рассмотрение дела окажется для него новым травмирующим событием, например, если один из родителей решает застраховать свое право на свидания с ребенком при помощи полиции.

Речь идет о той проблеме благополучия детей и юношества, которая касается не только развода, но и вообще всех тех областей, где интересы и права детей нуждаются в защите. Например, в случаях, когда дети подвергаются жестокому обращению, небрежному отношению или ими злоупотребляют. Тогда возникает вопрос, что для ребенка более вредно – продолжение существующих отношений или насильное разлучение с первичными любовными объектами?

Здесь следует быть особенно осторожными, но порой осторожность бывает настолько велика, что один из родителей годами не видит ребенка, вопреки существующему судебному решению о посещениях и даже, может быть, заявлению этим родителем своих прав на воспитание. В таких случаях – и их немало – закон выглядит достаточно беззубо, что призывает к дискуссии о применении государственной власти в случаях, когда не только вмешательство, но и слишком большое невмешательство достигают не того результата, какой хотелось бы видеть.

Если рассмотреть эти соглашения и дискуссии, ведущиеся в различных европейских странах[141], то можно распознать пять областей семейной жизни, куда проникает или может проникнуть государство. Я распределил эти области в «иерархическом» порядке. Вначале – те виды вмешательства, которые вызывают общее интернациональное одобрение, а в конце – те, на которые почти никто не отваживается.

1. Совместное право на воспитание в качестве закона. Оно представляет собой государственное вмешательство, заранее определяя модель права на воспитание. Всеобщее одобрение специалистов, занимающихся этим вопросом, велико. Принудительный характер данного закона ограничен, поскольку участники имеют право на предложение альтернативной модели.

2. Решение суда о праве на воспитание, принятое против желания одного, а то и обоих родителей. Здесь степень вмешательства намного выше. Подобные решения принимаются обычно в тех случаях, когда родители не в состоянии придти к обоюдному согласию. Тогда суд берет в свои руки долю педагогической ответственности, решая, что для ребенка лучше. При этом суд часто пользуется результатами психологической экспертизы. Никто не сомневается в том, что подобные решения порой бывают необходимы.

3. Не столь велико согласие в том, в какой степени должно государство применять свою власть в вопросах защиты права на посещения, которое, к сожалению, все чаще нарушается. В этом отношении законы в разных странах довольно различны – от приравнивания нарушений исполнения судебного решения к телесным повреждениям или к нарушению прав человека до более или менее высоких денежных штрафов (что, в общем-то, означает возможность «откупиться») или до ничего не значащих судебных порицаний. Интересно, что нигде даже речи не идет о том, чтобы санкционировать пренебрежение отца своим правом на встречи с ребенком. Это, конечно, связано с тем, что во всех странах право на посещения формулируется как право родителя, а не как право ребенка.

4. Взаимосвязь приемлемого регулирования права на воспитание и развода: в Турции, например, родители могут развестись не ранее, чем придут к взаимному соглашению о дальнейшем праве на воспитание детей[142]. Это довольно серьезная форма воззвания к родительской ответственности. Однако здесь отсутствует позиция государства по отношению к модели права на воспитание. С введением совместного права на воспитание отпала бы, конечно, и необходимость подобных санкций.

5. В заключение хочется осветить вопрос психоаналитической помощи. Хотя во всевозможных дискуссиях то и дело возникает мысль о предписаниях консультации, в настоящее время царит единодушное мнение, что приятие любой формы профессиональной помощи – идет ли речь о внесудебном регулировании конфликта (медиации), о психологически-терапевтической помощи родителям и детям или о педагогической консультации родителей по поводу обращения с детьми – должно происходить только на добровольной основе и задача государства может состоять лишь в том, чтобы информировать родителей о подобных возможностях.