Чёрная земля (Вий, 20-й век) - Василий Щепетнёв

— Кого подняли?

— Лес подняли. На уши, — позевывая, ответил мне односельчанин. — Пустая колгота и больше ничего. Хорошо, у нас с собой было…

Я порадовался за предусмотрительных земляков, допил остатки чая и отправился восвояси. Одного бензина нажег сколько, и все зря. Обещано, что зачтется при уплате членских взносов. Малая польза.

По возвращении я ходил неприкаянным. Ложиться спать, когда день едва начался? И не усну, и даже не хочется. Я поковырялся во внутренностях «Чуни», ничего явно дурного не нашел. Поговорил с Прохоровым К. А., дядя Костя больше слушал мой сумбурный рассказ, изредка вставляя «Эге» и «Ну-ну», но под конец расщедрился и назвал облаву «бредом услужливой чинуши». Чинуша у дяди Кости почему-то женского рода. Но род войск он вычислил моментально:

— Специальная антитеррористическая рота, САР. Парни в ней разные, есть и дельные, но в лесу, да ночью…

— Зачем же они это сделали?

— Приказ. Погоны, они обязывают. Вызовут, бывало, начальников отделений и дают установку: у супруги первого лица срезали сумочку, потому срочно отыскать, задержать и проучить вора.

— И вы…

— Искали, находили и учили.

— Находили?

— А как же. Расспрашивали, что за сумочка, какова с виду, что внутри было ценного. Потом сбрасывались по десятке или по сколько там выходило и находили. Иначе нельзя. А у жены сумочки крали регулярно, и все с золотишком, да французскими духами. Скажи, вот зачем дамский гарнитур пятьдесят второго размера второго роста бежевого цвета, немецкий, носить в дамской сумочке? И как ее, сумочку эту, могли срезать, если мадам пешком только от «волги» до охраняемого подъезда ходила, и то в сопровождении шофера? Народ у нас даровитый, талантливый, просто слов нету, — и, решив, что достаточно наделил меня мудростью и опытом, он вернулся к себе во двор, поливать помидоры.

Я посмотрел на небо. Облачка появлялись, но вели себя стыдливо, не решаясь заявить о своем присутствии делом. Собрались бы, организовались в партию заединщиков и — сверху вниз, сверху вниз, на народ!

Я тоже размотал шланг. Помидоров нет, значит, грузовик полью. Чище станет Заодно и подумаю. Будь у меня не «ЗИЛ», а сорокатонный «БЕЛАЗ», дум пришло бы в голову куда больше. Сейчас же вертелась одна: обращали на меня внимание спецназовцы, ой, как обращали. И всю возню с рацией разыгрывали специально для единственного зрителя. Никакого радиста они не нашли. Иначе зачем бы им прогонять меня, а самим оставаться и продолжать рыскать по лесу?

С чего я вдруг решил, что они остались? Просто предположение, основанное на мимолетном впечатлении. Как они ходили, как переговаривались между собой, и как смотрели на чужого водилу, досадную помеху.

После мытья я померил давление в камерах. Доброе давление, атмосфера в атмосферу. Аккумулятор за обратный путь подзарядился, посмотрим, что дальше показывать будет. Пока гарантия не истекла, не страшно, поменяю.

От безделья меня спасла железная дорога. Контейнер из Павлодара прибыл после двух месяцев пути. Отказать человеку я не мог. Встреча со старыми вещами, помимо чисто утилитарного значения, возвращала надежду, что жизнь не прерывается. Да, трудно, даже плохо, но переможемся, не привыкать. Хозяин волновался, пытался огладить одежду, проводил рукой по волосам. Ромео, ждущий возлюбленную. Просто смешно. Ха-ха. Тент я быстренько убрал, и мы поехали в город. На удивление быстро погрузились, пломбы, по крайней мере, оказались целыми, а что внутри — дома посмотрим. Скорость, шестьдесят пять километров в час, казалась хозяину то слишком маленькой, то непомерно большой, в зависимости от посещавших его предчувствий.

Я смотреть момент вскрытия не стал. Дело сугубо домашнее, даже интимное. Развернулся и отправлися на свой двор, завернув по пути на заправку. Сытое брюхо работать гораздо, а день оказался не без пользы. Затем приехал Егор Степанович, отчитался и передал большой конверт плотной коричневой бумаги.

— Передать просили.

Ирина встретила на базарчике мою односельчанку и передала с ней. Почта ходит долго, дорого и ненадежно. Оказия — вот наш ответ Интернету.

Обговорив детали завтрашнего дня, я оставил своего служащего у «Буцефала», пусть холит и лелеет кормильца, а сам пошел в дом. Большой босс. Сигары пора учиться курить.

Заклеен конверт был на совесть, надежным конторским клеем. Я освободил место на столе (журналы прошлого десятилетия, выброшенные одним дачником. Я их листаю иногда — «Химия и жизнь», «Наука и жизнь», все в таком роде. Интересно. И грустно тоже.), большими остроконечными ножницами осторожно надрезал конверт. Никакой личной записки, только светокопии, сделанные, похоже, на «Эре», я сам с ней работал, узнаю милый почерк. И, отдельно — обычный почтовый конверт без марки. Пухленький. Его я вскрыл еще осторожнее. Ничего. Только деньги, что я оставил Ирине. Иначе и быть не могло.

Я посидел, восстанавливая уверенность в себе. Потом принялся разбирать документы. Невозмутимый и деловой. Настоящий мужчина.

Документов оказалось много. И каких документов. Просто новый Смоленский архив, изучай, публикуй, защищай диссертации и плачь. Не знаю, в каком архиве работала Галя. Наверное, в том самом, который за семью печатями. Личные связи, ну, и общий бардак, конечно.

Вычитал я многое. И многое же захотелось поскорее забыть. Малограмотные донесения о числе умерших во время голода. Неуклюжие, написанные спьяну, отчеты о ликвидации на месте банд людоедов («…а были среди них дети, трое, восьми, одиннадцати и четырнадцати лет. Согласно приказу, различий не делали. Может, еще сообщники есть в деревнях, но тайные. Просим оказать содействие по розыску…»), сводки по погашению задолженности по зерно- и мясопоставкам, выявлению подкулачников и подъялдычников. Последнее слово заставило открыть книжный шкаф, достать Даля. Не то, чтобы я действительно заинтересовался значением слова. Просто нужно отдышаться. В Дале подъялдычника не оказалось. Я полистал серый том, потянулся было за другим, но потом заставил себя вернуться к столу.

НЛО их интересует, тарелки с пришельцами.

Пошли бумаги совсем иные. Регистрация нового колхоза, разумеется, «Заветы Ильича». Устав колхоза, протоколы собраний, сводки проведения весенне-полевых работ, рапорты о выполнении плана и сверхплановых заданий. Написанные грамотно, каллиграфическим почерком, или отпечатанные на машинке. Длилось это недолго. Сразу после уборочной колхоз присоединили к другому, к маяку, он и назывался так — «Маяк революции». По итогам года председатель «Маяка» награжден орденом. Вскоре все должности бывших «Заветов», от председателя правления до учетчика заняты были людьми, из маяка, знающими, «хто на ентой земле хозяевья». На следующий год урожай упал втрое, что объяснялось происками «враждебно-чуждого элемента из гнилой интеллигенции», и обманутые маяковцы опять звали товарищей из гепеу разобраться и навести порядок. Навели, раз просили.