Дни и ночи - Константин Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Сабуров ввалился в блиндаж, у него потемнело в глазах, и он сразу сел на лавку. Потом открыл глаза, хотел встать, но Проценко, который был уже рядом, положил руку ему на плечо и посадил его обратно.
- Водки выпьешь?
- Нет, товарищ генерал, не могу,- устал, свалюсь от нее. Если бы чаю...
- А ну дайте ему скорей чаю! - крикнул Проценко.- Ремизов жив?
- Жив, только ранен. Вот от него пакет.- Сабуров полез за пазуху и вынул пакет.
- Добре,- сказал Проценко, надевая очки.
Увидев, что Проценко читает донесение, Сабуров привалился к стене, и только когда Проценко, неизвестно через сколько времени, тряхнул его за плечо, понял, что заснул.
- Сиди, сиди,- удержал его Проценко.
- Я долго спал?
- Долго. Минут десять. Ремизов ранен, говоришь?
- Ранен.
- Куда?
Сабуров сказал. Как и предвидел Ремизов, Проценко рассмеялся.
- Небось ругается старик?
- Еще как.
- А какое настроение у них?
- По-моему, неплохое.
- Он мне пишет, что может собраться с силами и со своей стороны по немцам ударить. Тоже с таким положением мириться не хочет.- И Проценко постучал пальцем по бумаге, которую держал в руке.- Ты один пришел оттуда?
- Один.
- Что же он тебе командира не дал для связи, чтобы его обратно послать? Старый, старый, а тоже маху дает.
- Он дал командира, его убили по дороге.
Только теперь вспомнив, что у него документы и оружие Филипчука, Сабуров выложил все на стол.
- Так.- Проценко нахмурился.- Сильно стреляли?
- Сильно.
- Днем не пройти там?
- Днем совсем не пройти.
- Да...- протянул Проценко. Он, очевидно, хотел что-то сказать и не решался.- А мне завтрашней ночью штурм делать. Как же это его убили?
- Кого?
- Его.- Проценко кивнул на лежавшие перед ним документы Филипчука.
- Смертельно ранили, потом тащил его, потом умер.
- Да...- опять протянул Проценко. У Сабурова смыкались глаза от усталости. Он смутно чувствовал, что Проценко хочет послать его обратно к Ремизову, но не решается об этом сказать.
- Егор Петрович,- обратился Проценко к сидевшему тут же начальнику штаба.- Пиши приказ Ремизову. Все предусмотри, как решили: и точный час, и ракету - все.
- Я уже пишу,- отрываясь от бумаги, ответил начальник штаба.
Проценко повернулся к Сабурову и чуть ли не в пятый раз повторил:
- Да... Ну ты чего сидишь-то? Ты приляг пока.- Он выговорил это слово "пока" осторожно, почти робко.- Приляг пока. Ну-ну, приляг. Приказываю.
Сабуров вскинул ноги на скамейку и, приткнувшись лицом к холодной, мокрой стене блиндажа, мгновенно заснул. Последней блеснувшей у него мыслью была мысль, что, наверное, его все-таки пошлют, ну и пусть посылают, только бы дали сейчас поспать полчаса, а там все равно.
Проценко, прохаживаясь по блиндажу, ждал, когда начальник штаба допишет приказ. Иногда он на ходу взглядывал на Сабурова. Тот спал.
- Слушай, Егор Петрович, а если Вострикова послать?
- Можно Вострикова,- согласился начальник штаба.- Вы на словах ничего не будете добавлять, только приказ?
- Плохой приказ, если к нему надо еще что-то на словах добавлять.
- Если на словах не добавлять, можно Вострикова.
- Я бы его послал,- кивнул Проценко на Сабурова,- да трудно в третий раз за ночь идти.
- Идти труднее, а дойти легче,- заметил начальник штаба.- Он на животе уже два раза прополз, каждый бугорок, каждую ямку знает.
- Да...- опять протянул Проценко.- Придется. Должен быть там приказ. Алексей Иванович,- растолкал он Сабурова.
- Да,- поднялся Сабуров с той готовностью, с какой спохватываются накоротке заснувшие люди.
- Вот приказ, возьми,- сказал Проценко.- Когда дойдешь до Ремизова, пусть дадут нам зеленую и красную ракету над Волгой. А если ракет нет - три очереди из автоматов трассирующими. И после паузы еще одну. Отсюда будет видно?
- Да,- подтвердил Сабуров.
- Буду знать, что дошел и приказ донес. Ты по дороге-то не заснешь? спросил Проценко, похлопывая Сабурова по плечу.- Вдруг проснешься, а уже день?
- Не засну. Немцы не дадут.
- Разве что немцы,- усмехнулся Проценко.- Здорово устал?
- Ничего, не засну,- повторил Сабуров.
- Ну ладно. Садись за стол.
Сабуров присел к столу, а Проценко, приоткрыв дверь, крикнул:
- Как там насчет чаю?
Потом Проценко сам вышел за дверь и тихо отдал какое-то распоряжение. Через две минуты, когда Проценко, Сабуров и начальник штаба сидели рядом за столом, Востриков внес медный поднос, на котором кроме трех кружек с чаем была горстка печенья и стояла только что вскрытая банка с вишневым вареньем.
- Вот,- сказал Проценко,- варениками угостить не могу, а украинской вишней - пожалуйста.- Он повертел в руках банку и подчеркнул ногтем надпись на этикетке.- "Держконсервтрест. Киев". Чуешь? С Киева вожу.
- Так все время с Киева и возите? - спросил Сабуров.
- Сбрехал, конечно. Где-то под Воронежем выдали. Люблю вишню... Ну давайте чай пить.
Теперь Проценко уже не возвращался к своим сомнениям - посылать Сабурова или не посылать. Выражать излишнее беспокойство- значило напоминать человеку, что ты думаешь о его возможной гибели. И Проценко неожиданно завел разговор о школе червонных старшин при ВУЦИКе, где он когда-то учился.
- Ничего учили. Вид был хороший: форма, галифе. Между прочим, хотя тогда и не принято было, но даже танцам и хорошим манерам учили.
- Ну и как, научили? - усмехнулся начальник штаба.
- А что, разве не заметно?
- Как когда.
Сабуров выпил кружку горячего чая, и ему опять захотелось спать. После второй он как будто немного разгулялся. Варенье было вкусное, какое он любил с детства,- без косточек. Проценко приказал подать по третьей кружке. Тут Сабуров почувствовал, что пора идти, и, сделав несколько глотков, поднялся.
- Что же не допил? - спросил Проценко.
- Пора, товарищ генерал.
- Значит, если ракет нет, дадите автоматные очереди, три и одну.
- Ясно,- сказал Сабуров.
- В сторону Волги...
- Ясно.
Откозыряв, Сабуров повернулся и вышел. Проценко и начальник штаба помолчали.
- Ну как,- обратился Проценко к вошедшему штабному командиру,- людей из батальонов вывели сюда?
- Выводят.
- Поторапливайтесь, скоро рассвет. Тогда выводить будете- людей потеряете... Считаешь, дойдет? - подумав о Сабурове, спросил Проценко начальника штаба.
- Надеюсь, что да.
- И я надеюсь. Была минута, когда отправлял его, хотел сказать прямо: дойдешь в третий раз - орден Ленина тебе, генеральское слово. Не утвердят, свой сниму, отдам!
Тем временем Сабуров полз по окончательно обледеневшей земле. То ли дело близилось к рассвету и немцы считали, что никто здесь больше не пойдет, то ли им просто надоело всю ночь стрелять по берегу, но он уже прополз половину пути, а сверху не грохнуло ни одного выстрела. Его даже начало пугать это - не будет ли засады? Он взвел парабеллум и, отвязав от пояса одну "лимонку", взял ее в правую руку. Хотя так ему было труднее ползти, но он не выпускал гранаты, держа ее таким образом, чтобы метнуть в первое же опасное мгновение. Потом он вспомнил о приказе. Ну что ж, вторую гранату в крайнем случае он бросит себе под ноги. Он благополучно прополз еще полсотни шагов и начал отгонять эти мысли. Подсознательное чувство говорило ему, что и на этот раз все сойдет. И действительно, он дополз до развалин на той стороне без единого выстрела за всю дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});