Дирижабль - Кирилл Викторович Рябов

Только на лбу появился блеклый синяк величиной с рублевую монетку. Инна заметила и спросила:

– Что это?

– Не знаю, – смутился Фёдор. – Может, укусил кто-то?

– В октябре? Кто, интересно?

– Какой-нибудь клоп.

– Клопов здесь нет, – сказала Инна. – Я сразу проверила, как приехала. Очень чистая квартира. Как думаешь, Карцев продаст ее нам?

– Ты ведь хотела переехать в Москву.

– Я рассматриваю разные варианты. Знаешь, лет восемь назад я чуть не переехала в Мариуполь.

– А как так получилось? – спросил Фёдор.

– Ну у меня там жил один хороший знакомый. Он меня звал.

«Любовник», – подумал Фёдор.

Про синяк больше не вспоминали. И он быстро исчез.

Однажды позвонил Карцев.

– Федя, привет. Не отвлекаю?

Фёдор сидел за ноутбуком, но пялился в окно и ни к селу ни к городу вспоминал, как в первом классе обмочился на уроке чтения и письма, постеснявшись отпроситься в туалет.

– Ты всегда вовремя.

– Как успехи? – спросил Карцев.

– Потихоньку. А у тебя?

– Нормально. Я не улетел. Решил остаться. Хули мне там делать?

– Правильно.

– Мне сегодня Панибратов звонил.

– По поводу?

– Да так, разговор ни о чем.

Фёдор живо представил, как сосисочный олигарх вычитал в новостях, что нанятый им режиссер устроил пьяный дебош в самолете, и захотел узнать подробности из первых уст. Интересно, что ему Карцев наплел?

– Жень, ты еще в деле?

– Я-то в деле. Только сценарий нужен. Много там тебе осталось?

– Хреновый вопрос, – сказал Фёдор.

– Прости, родное сердце. Но я жду и надеюсь. И уверен, что ты нам выдашь шедевр.

– Шитдевр, – глупо скаламбурил Фёдор. – Послушай, я в субботу буду выступать в книжном магазине «Мамлеев». Приходи.

– Приду! – сказал Карцев. – Во сколько?

– Черт, я не помню. Погоди, сейчас узнаю и перезвоню тебе.

Фёдор позвонил Родиону Жукову.

– Начало в семь тридцать, – сказал тот. – Вечера.

– Спасибо.

– У меня есть ящик «Квинта». Обязательно приходите.

– Приду, коньяк тут ни при чем.

– И водка есть.

– Это тоже не важно.

– А вы точно писатель?

Фёдор нажал отбой и перезвонил Карцеву:

– Начало в семь тридцать. Вечера.

– Буду.

Заглянула Инна:

– С кем ты разговаривал?

– Это насчет моего вечера в «Мамлееве».

Инна нахмурилась и молча закрыла дверь. Ей не нравилось, что он будет выступать. Но возражала она мягко, не категорично. Говорила:

– Зачем тратить рабочее время? Выступления у тебя еще будут. Сейчас это совсем не к месту. Времени почти не осталось.

– Я ведь пообещал, – отвечал Фёдор.

– Ты тогда был в невменяемом состоянии.

– Не могу же я отказаться, сказав, что был в невменяемом состоянии.

– Я не приду. У меня работа – мексиканская сеньора, изучающая русский язык.

– Привет ей от меня, – сказал Фёдор.

Точнее, подумал. А вслух сказал:

– Я быстро справлюсь. Пить не буду, конечно. И рано приеду домой.

– Сам ведь знаешь, что будет, если ты напьешься.

– Знаю. Можно не напоминать.

– Это на всякий пожарный, – сказала Инна. – Просто я все время думаю, насколько я тебе дорога?

– Ты мне дороже всего на свете, – сказал Фёдор.

В этот момент он не врал.

– А смог бы ты ради меня бросить свое писательство?

И он снова не соврал, ответив утвердительно. Потому что в этот момент не чувствовал себя писателем. А чувствовал он себя завязавшим алкашом, скучающим и не слишком счастливым.

– Я тебя никогда об этом не попрошу. Вот уверена, любая баба на моем месте давно бы тебя заставила найти работу и жить как все. А я – нет.

Спросила:

– А твоя бывшая жена? Она наверняка заставляла?

– Уже не помню, – сказал Фёдор. – Кстати, она умерла месяц назад.

– Ого, – ответила Инна.

Больше они никогда об этом не говорили.

В субботу утром он съел традиционный завтрак и сел за ноутбук. За окном моросил дождь. Хотелось спать. Фёдор вяло подумал, что впредь за работу надо бы садиться на пустой желудок. Художник должен быть голодный, верно? И трезвый. Если только речь не о Фолкнере или Хемингуэе. Он снова утонул в океане бесполезных мыслей и не сделал ни одной попытки выплыть. Потом задремал, но быстро проснулся из-за того, что голова откинулась за спину, а из носоглотки вырвался длинный, тонкий всхрап. Фёдор отодвинул ноутбук, опустил тяжелую голову на скрещенные руки и снова уснул. Спустя примерно час его разбудила Инна. Она гладила его по голове, разглядывая пустую страницу на экране.

– Что-то меня сморило, – смущенно пробормотал Фёдор.

– Ляг и поспи, – сказала Инна.

– Уже некогда.

– Пойдешь все-таки?

– Конечно. Я же пообещал.

– Ну как хочешь. Твое дело.

И вышла из комнаты. Некоторое время он смотрел на закрытую дверь, чувствуя себя идиотом и сволочью. Зажужжал смартфон.

– Фёдор, как вы? – спросил Родион Жуков. – Собираетесь?

– Да, собираюсь.

– Отлично. Не заблудитесь? Может, встретить вас?

– Все хорошо. Я найду.

Однако адрес магазина пришлось смотреть в «Яндекс Картах». Инна вышла из комнаты, когда он уже надел ботинки.

– Федя, не наделай глупостей, – сказала она.

– Все будет хорошо, – ответил он.

И ошибся.

20

«Мамлеев» занимал помещение первого этажа желтой пятиэтажки, в одном из переулков недалеко от Невского проспекта. Фёдор добрался туда от дома пешком за полчаса. У входа курил невысокий, плотный мужчина лет тридцати пяти, с коротко стриженной круглой головой и немного неряшливой бородой. Увидев Фёдора, он вяло помахал:

– Нормально добрались?

– Без приключений, – ответил Фёдор. – Вы Родион?

– Ну да. Мы с вами виделись на «Нацбесте», когда вы в финале были. Я к вам подошел познакомиться, а вы спросили, нет ли у меня ножа.

– Не было?

– Тогда не было, а теперь есть.

Родион достал из кармана штанов складной нож и выщелкнул лезвие.

– Так что, если понадобится…

Он спрятал ножик и показал пальцем на соседствующий с «Мамлеевым» алкомаркет:

– Продаю книги, чтобы вот их содержать. Идемте, выпьем немного.

– Я не пью, простите, – сказал Фёдор.

«Зачем я извиняюсь?»

На двери магазина висели два небольших плакатика. На одном была изображена буква «Z» на фоне георгиевской ленточки, на другом была лаконичная надпись «No war!».

– Это я придумал, – сказал Родион. – Концептуально, правда?

Фёдор пожал плечами.

Через просторный зал с книжными полками они прошли в скромный кабинет. Там стояли письменный стол, диванчик, кожаное кресло и старый советский сервант. На стене висели фотографии Мамлеева, Лимонова, портрет Достоевского кисти Перова и множество картинок с голыми женщинами. Родион достал из серванта коньяк.

– Может, все-таки граммульку для храбрости?

– Да мне вроде не страшно.

– А за встречу?

Фёдор посмотрел на часы. До начала вечера оставалось больше часа.

– Рановато я пришел.

– И пить не хотите.

«Хочу. Ты себе даже не представляешь, как сильно».

Родион налил