Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл - Л.И.Шинкарев

работники с ног сбивались. У меня был джип, я в форме полковника носился

по городу. На площадях солдат оплевывали, писали на броне черт знает что,

бросали в них помидоры. Я вам скажу: солдаты, которые все это выдержали,

– герои. В Праге я сказал генералу Павловскому, поставленному во главе со-

юзных армий: «Если хоть один наш солдат выстрелит, ты будешь первый

расстрелян». Это, как говорится, не для печати.

В Праге мне дали в адъютанты старшего лейтенанта, фамилию не

вспомню. Он со мной на джипе все время ездил. Когда мне исполнилось 60

лет и в печати появился указ о моем награждении, он мне прислал трога-

тельное письмо, а подписался так: «адъютант, который вас сопровождал в

Праге».

Янина Стефановна повернулась ко мне: «Адъютант еще написал, что

никогда не думал, что такие люди, как Кирилл Трофимович, бывают на све-

те, и если бы сказали отдать за него жизнь, он бы это сделал, не задумыва-

ясь».

Кирилл Трофимович стал тяжело дышать, глаза наполнились слезами.

Янина Стефановна успокоила мужа и полотенцем вытерла ему лицо.

От событий 1968 года нас отделяли два десятка лет, срок достаточный,

чтобы осмыслить, что произошло с нами и со страной. Мы проиграли «хо-

лодную войну», армия ушла из Афганистана, приближался распад великой

империи. Мазуров был не глупее других и прощался, не скрывая слез, с ми-

фом о непобедимости родной страны, дорогих ему коммунистических идей, с

мыслью о нашем мессианском предназначении. Прага первой поколебала эту

систему мышления.

Некоторое время спустя Мазуров продолжал:

«Разве можно сравнивать Чехословакию и Афганистан? Не буду вам го-

ворить свое мнение об Афганистане. Я был ошарашен, когда там произошла

революция, мы все были ошарашены. И кто ее сделал, до сих пор не пони-

маю. Мне неизвестно, кто вводил туда войска, но честно скажу: на мой

взгляд, это была ошибка. Я раза три был в Афганистане. У меня были хоро-

шие отношения с королем Мухаммедом Захир Шахом, мы с ним одногодки, я

очень уважал его и он меня. И когда по радио сообщили, что мы ввели туда

войска, я жене сказал: “Большей глупости мы пока не делали”».

Вторжение в Чехословакию Мазуров («генерал Трофимов») подобной

глупостью не считает. «У наших офицеров никакого упадничества, никакого

сомнения, что мы неправильно что-то делаем, не было. А солдаты, видя от-

ношение к ним, просто дрожали, у всех же автоматы, а отвечать нельзя. Сол-

даты стояли у танков, стояли у входа в музей, где хранились ценности. Стоя-

ли как часовые. На них плевали, над ними издевались. “Рязанская рожа, чего

сюда приехал, кто тебя звал?” Много отпрысков из белогвардейских семей,

они тоже измывались над нашими солдатами. Но не было ни одного случая,

мне все докладывали, чтобы кто-то из солдат не выдержал. Тогда другие

были солдаты и дисциплина другая была.

Я выехал на своем “газике” на Вацлавскую площадь. Вся площадь за-

пружена людьми. Меня окружили “волосатики”, тогда молодежь бороды но-

сила, модно это было, подошли к машине вплотную и не отпускали. Плюют

на машину, что-то кричат. Машина закрыта. Я им пальцем показывал: мол,

чудаки вы! Не знаю, что было бы, если бы на помощь не подоспел танк, не

освободил проезд».

– У вас при себе было оружие? – спрашиваю я.

– На всякий случай. У адъютанта автомат, у меня пистолет.

Но что бы мы могли сделать, если бы на нас напали?

– Был только адъютант?

– Чем меньше в машине людей, тем безопаснее. А потом: я в жизни ни-

чего не боялся.

Мазуров и с президентом Свободой встретился, как генерал Трофимов.

Предложил ему свой самолет для полета в Москву. Президент говорил: «Дуб-

чек себя полностью скомпрометировал, надо его менять». И предложил Чер-

ника. «Но наши прикинули: Черник – председатель правительства, пусть

останется, а на место Дубчека есть другая кандидатура – Густав Гусак. Я его

плохо знал, его имя назвал Червоненко. Организатор компартии Словакии,

руководитель словацкого национального восстания 1944 года. Десять лет

отсидел при Сталине, после выхода из тюрьмы был преподавателем. Уважа-

емый человек. Когда мы назвали его, сомнение было только у Свободы. На

пост первого секретаря ЦК партии, говорил он, все же желательно избрать

чеха. Но потом согласился. Я распорядился: найти Гусака. За ним послали в

Братиславу самолет, наши военные его нашли и доставили в Прагу. Мы с ним

познакомились, а 23 августа вместе со Свободой отправили в Москву. Он ле-

тел на переговоры, фактически на смотрины. Всем понравился, скромный

такой человек».

В Праге Мазуров жил в посольстве.

Червоненко предложил ему остановиться у себя в резиденции, во дворе

посольства, тем более что жену отправил в Москву, оставался в большой

квартире один. Мазуров предпочел маленькую комнату в посольстве рядом с

кабинетом посла, здесь было больше возможностей для оперативной связи.

Поставили раскладушку. Рядом был штаб войск и штаб чехословацкого ру-

ководства – тех, кто выбрал посольство местом своего временного убежища.

Возбужденный происходящим, Мазуров особенно остро переживал раз-

вал в городе, нарушение нормального хода вещей. Замерла работа учрежде-

ний, закрылись многие магазины и кафе, на улицах люди выстраивались в

длинные очереди за хлебом, сахаром, консервами. Такого Прага не видела со

времен войны. Мазуров приказал генерал-лейтенанту И.Величко, назначен-

ному военным комендантом столицы и Среднечешской области: «Что угодно

делай, с помощью чехословацких товарищей вытаскивай завмагов из квар-

тир, но заставь прекратить саботаж, открыть магазины, чтобы люди не го-

лодали!»

Он спал в сутки, может быть, часа полтора. По ночам стрельба стояла

неимоверная. По нескольку раз в день по ВЧ Мазуров информировал Москву

об обстановке. Шифровки шли от него и через него. Если по государствен-

ным делам, они подписывали вдвоем с Червоненко, если по военным – под-

писывал он один. В Чехословакию вошли две-три танковые дивизии, около

сотни танков. Прежде всего их поставили вдоль германской и австрийской

границы.

«Генералам Ямщикову и Величко я дал указание увести танки с город-

ских улиц и площадей. Уничтожить танки в городе плевое дело, только сбро-

сить с крыш зажигательные бомбы. А их поставили вдоль тротуаров!»

Мазуров сообщил Москве о «происках контрреволюции» и попросил

прислать в Прагу группу журналистов c типографским оборудованием для

издания листовок и газет на чешском языке. Группу возглавил А.Н.Яковлев,

заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС.

Чтобы дать мужу отдохнуть, прикрыть глаза, Янина Стефановна вме-

шалась в разговор: «Почему никто не напишет, как нам непросто было от-

дать Чехословакию, мы столько в нее вложили. Освобождали от фашизма, а у

самих столько было бед, столько жертв. И в индустриализации, и в коллек-

тивизации, и тридцать седьмой год. И война! Наши люди еще не видели

настоящей жизни. Семьдесят лет столько мучаемся. И все было напрасно, все

теперь отдать?»

Мазуров снова открыл глаза:

«Да и теперь на нашего брата косятся, на мозоли наступают. Вы, навер-

но, слышали, я на съезде говорил: это же позорище, когда наших людей, ве-

теранов, которые прошли через такие лишения, подвергались репрессиям,

на них давили кто как хотел, они жили впроголодь, воевали, кровь пролива-

ли, но выжили, отстроили Советский Союз, а их теперь даже в очередь не

пускают лишний кусок мыла купить. Что это за порядки?»

…Мазуров вернулся из Праги в Москву во вторник 27 августа. Спал, не

просыпаясь, целые сутки. В четверг докладывал о положении членам Полит-

бюро. «Брежнев был в эйфории: подписали с чехословаками московский про-

токол, и слава Богу, все кончилось. Хотя я понимал, что кончилось далеко не

все. Но Брежнев имел в виду, что все-таки предотвратили гражданскую вой-

ну». Я спросил Кирилла Трофимовича, мог ли он отказаться от полета в Пра-

гу. Он ответил: «Не мог. Я человек убеждений, и свои взгляды как перчатки

не меняю».

А жене скажет: «Самое главное не то, что я тогда вернулся, а то, что

вернулся чистым, без крови, ни одного чеха не похоронил».

Пора было прощаться.

«Вот я с вами поговорил, теперь придется несколько часов лежать, от-

леживаться… Но мне надо было когда-то выговориться. Я вам первому все

это рассказываю. Никому и никогда об этом не говорил».

Кирилла Трофимовича Мазурова не стало четыре месяца спустя, 19 де-