Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл - Л.И.Шинкарев

арабов, позорящих в своих песках советские танки и оружие. А разведка со-

общает о планах американского ядерного нападения на Советский Союз, на

страны Варшавского пакта. Одно к одному!

Мировой империализм берет курс на разложение социалистических

государств изнутри. Начинают с Чехословакии – центр Европы, экономиче-

ски развитая страна, с большими демократическими и культурными тради-

циями. Сами чехи дали Западу повод для надежд; во власти много социал-

демократов, представителей других партий, им не нравится, что страна без-

думно копирует советский опыт в управлении, культуре, образовании. Ком-

мунисты признали несостоятельность Новотного, выдвинули в руководство

новых людей. В частности, молодого Дубчека; он казался «своим», воспиты-

вался в СССР. Но на вершине чехословацкой власти еще оставались Кригель,

Смрковский, Цисарж и другие, люди старшего поколения, резкие в суждени-

ях, часто упрямые, кремлевским идеологам неприятные.

«Под флагом критики деформаций прошлого в Чехословакии шло

внедрение антисоциалистических лозунгов. Газеты писали не все, но из за-

крытых источников мы представляли, что чехи думают. Верх брали силы,

утверждавшие, что советский опыт ошибочен и надо ориентироваться на

Запад. Это при том, что мы еще при Хрущеве признали право каждой партии,

каждой страны на собственный путь. Об этом знали югославы, мы никому и

ничего не хотели навязывать. В этой обстановке, когда со всех сторон давят,

единственное наше желание было – сплотиться, выдержать, не допустить

войну, всем уцелеть. А если потребуется, дать совместный отпор.

Именно в это время в Чехословакии поднимается активная антисовет-

ская кампания, руководство партии выпускает из рук средства массовой ин-

формации. Дубчек 1968 года, в силу своего характера, как человек бесхре-

бетный, превращается в чехословацкого Керенского, каким тот был в фев-

ральскую революцию 1917 года в России. Мы должны были что-то делать…»

Мазуров напряженно смотрит на Янину Стефановну, сидящую на краю

постели, словно впервые объясняет ей и самому себе, как он оказался в эпи-

центре событий, которые на склоне лет можно понимать, но не приходится

гордиться.

«Я не люблю сослагательного наклонения, но предположим, что в Чехо-

словакии возникает буржуазная республика, она выходит из Варшавского

договора, допускает к себе немцев, а ФРГ, вопреки Потсдамским соглашени-

ям, уже вооружена до зубов. За ними двинутся американцы, и наши армии

будут стоять друг против друга не у Карловых Вар, а под Львовом. Это было

для нас недопустимо. Опасная обстановка, честно вам скажу. Мы уже знали,

куда и сколько бомб на нас предполагают бросить, у нас для ответа столько

не было. Мы могли устрашать, кое-что сбросить на них, но разве столько?

Надо было все это пресечь и наглухо закрыть границы стран Варшавского

договора» 2.

Взглянув на часы, Янина Стефановна принесла мужу таблетки, он при-

нял, отдышался, заговорил снова. Брежнев ему рассказывал о встрече с чехо-

словацкой делегацией в Дрездене. «Когда Дубчеку напоминали об обяза-

тельствах проводить согласованную политику, в ответ слышали: “Да вы что,

у нас все в порядке, мало ли о чем пишет молодежь…” Чехословацкие дипло-

маты поговаривали о выходе из Варшавского договора, на беспокойства из

Москвы – никакого внимания. В июле началась чехарда в правительстве. Из

39 членов правительства заменили 29 человек; приходят новые люди, среди

них социал-демократы. Открываются границы с Австрией и ФРГ, оттуда су-

детские немцы устремляются в Чехословакию. В июле в Карловых Варах от-

дыхает Косыгин. Видит, там вакханалия. Буквально фашисты по улицам рас-

хаживают, горланят: “Это не Карловы Вары. Это Карлсбад! Пусть русские уй-

дут!”. Косыгин прекращает отпуск и возвращается в Москву. Товарищи, го-

ворит, это не журналисты, не дипломаты пишут, я своими глазами это видел.

Надо что-то делать!»

Решили собраться еще раз в Варшаве. Лидеры блока согласились, чехо-

словаки отказались. На варшавской встрече выработали совместное письмо,

указали на действия чехословацких контрреволюционных организаций.

Дубчек письмо скрыл, никому не показал. Наши снова ему предложили: мо-

жет, вам неудобно встречаться с делегациями всех братских партий, прове-

дем двустороннюю встречу – Политбюро ЦК КПСС и Президиума ЦК КПЧ. Где

хотите, можно на вашей территории. Согласились на Чиерну-над-Тисой».

Мазуров любил Чехословакию, много раз бывал там, начиная с 1947 го-

да, когда участвовал в Конгрессе федерации демократической молодежи.

«Мы просили о приеме у президента Э.Бенеша, он не принял, а Готвальд, то-

гда председатель правительства, демонстративно пригласил к себе. Потом я

ездил часто, и лечился, и к друзьям. И вот, когда мы прибыли в Чиерну-над-

Тисой, наши четыре вагона с руководством, помощниками, стенографистка-

ми, машинистками, охраной и т.д. несколько часов стояли на станции, никто

поезд не встречал. Нам говорили, не успели подготовить помещение. Ничего,

отвечаем, проведем переговоры в вагоне поезда. Чехи возражают: в вашем

вагоне неудобно, в нашем тоже. Ну, говорим, давайте на улице поговорим.

Наконец, нашли помещение. Среди чехов было несколько человек, которые

все прекрасно понимали. Они шептали нам: если бы мы вам все рассказали,

чего вы не знаете, нам было бы невозможно возвращаться домой.

А Дубчек свое: “Ну что вы, товарищи, ничего опасного не происходит.

Мы строим социализм с человеческим лицом”. Все-таки договорились о

принципиальных позициях: они берут под свой контроль средства массовой

информации, прекращают выпады против Советского Союза и Варшавского

договора. В общем, холодная была встреча. Наши друзья держались отдель-

ной кучкой – Биляк, Индра, Кольдер, Швестка… Мы уезжали побитые, изма-

занные грязью, никто не спал до самой Москвы. Нас же принимали за дурач-

ков: “Ну что вы, товарищи, возможно, где-то есть у нас подполье, а где его

нет…” Мы говорим: у нас, если есть контрреволюция, мы сразу вскрываем, а

вы даете ей трибуну!»

Мазуров отдышался.

«Говорят – “доктрина Брежнева”. Такой доктрины не было и быть не

могло. Если начистоту, более острую позицию, чем Брежнев, занимали Уль-

брихт, Гомулка, Живков. Кадар был человек принципиальный, и он в этой

ситуации колебался. Даже Тито колебался, хотя ему импонировало, что Чехо-

словакия держит курс на Запад. Он сначала с нами спорил, телеграммы по-

сылал, потом признал, что дело, конечно, дошло до недопустимого. Брежнев,

Косыгин, Подгорный постоянно звонили главам братских стран, всех ин-

формировали о происходящем. Те настаивали: надо вмешиваться».

Спрашиваю Мазурова, кому первому пришла мысль о военном вмеша-

тельстве.

«Не знаю, точно могу сказать: не мне. Но если бы у меня возникла такая

идея, я все же не играл в Политбюро ведущей роли, чтобы ее озвучивать. До-

веренными лицами у нас были четверо: Брежнев, Косыгин, Громыко, Гречко.

Чекистов, я точно помню, никуда не приглашали. Они свое дело делали и со-

общали, что нужно было. Позиция Андропова не отличалась от моей; после

венгерских событий он чувствовал ситуацию острее многих.

Гомулка и Ульбрихт постоянно звонили по ВЧ, бились в истерике: надо

скорее что-то делать! Я больше чем уверен: идею ввода войск подал кто-то

из них. Но если бы в той ситуации спросили меня, надо ли вводить войска, я

бы тоже ответил: надо! Но меня никто не спрашивал. Я просто поддерживал

эту идею».

Мазуров вспомнил Людвика Свободу. Советское руководство постоянно

к нему обращалось, находило у него поддержку, а он повторял: чехословаки

приемлют только демократические методы решения политических вопро-

сов, это старая традиция, и он ничего иного позволить не может. «Но армия,

– говорил он, – пока я жив, не будет выступать против Советов, против Вар-

шавского договора».

Неделю перед вводом войск, продолжает Мазуров, почти никто не спал,

расходились по кабинетам, с минуты на минуту ждали в Праге контррево-

люционный переворот. «Там все для этого созрело, но, может быть, струси-

ли».

В последние часы перед отлетом из Москвы Мазуров разговаривал с

Брежневым, Косыгиным, Гречко. Министр обороны улыбался: «Ну, ты в этих

делах понимаешь больше, чем я. Давай сам действуй». Моя главная задача

была – уберечь наших солдат от стрельбы. Мы делали все, что могли. Полит-

работники с ног сбивались. У меня был джип, я в форме полковника носился