Маленький чайный магазинчик в Токио - Джули Кэплин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Статная, похожая на амазонку… Я все это уже слышала…
– Я бы сказал, что с такими волосами ты больше похожа на викинга, – протянул он, не желая выдавать себя.
– Что?! – Она повернулась к нему, ее глаза вспыхнули, напоминая ему о викингах. – Значит, ты правда думаешь, что я огромная?
– Нет, я думаю, ты идеальная. Думаю, что ты абсолютно великолепна на этой фотографии, и считаю, что ты зациклилась на чем-то, чего на самом деле нет!
Прозвучало излишне резко, но он боялся, что может сказать что-то, чего не должен был.
– Хватит, – презрительно сказала она. – Тебе легко говорить…
Сбитый с толку, он не знал, что сказать дальше. Напряженное молчание повисло между ними, и он неуверенно протянул руку, чтобы коснуться ее плеча. Она не пошевелилась. Слово «стоик» пришло ему на ум, когда он рассматривал ее жесткий профиль.
– Я не хотел тебя расстраивать. Удалю прямо сейчас, если это так важно для тебя. Смотри! – Он перетащил снимок в корзину, отметив, что она внимательно просматривает остальные миниатюры. – Вот, готово!
– Спасибо, – ее голос был напряжен, а пальцы на бедре сжаты в кулак. – Наверно, ты считаешь меня глупой.
– Вовсе я так не считаю. Я думаю, это позор, что ты не видишь того, что вижу я.
– Ты в меньшинстве, – в ее голосе слышалась горечь. – Иронично.
– Почему это?
– В школе меня так называли… Фиона – жена Шрека. Великанша-людоед… Стало еще хуже после того, как…
Он ждал, видя, что она борется с эмоциями.
– После того, как я тебя поцеловала.
– Господи, прости, – сказал он, хотя даже не был уверен, за что извиняется.
– Это была не твоя вина, помнишь? Эви видела нас. Рассказала всем в школе. И после этого «жена Шрека» стала всеобщим посмешищем. Вскоре после этого я ушла из школы…
– О боже мой, Фиона. Я так…
Она резко обернулась, на ее щеках вспыхнул румянец гнева.
– Почему ты извиняешься? Это же я тебя поцеловала. Ты меня об этом не просил. Ты казался напуганным.
Слова потонули в нем вместе с океаном сожаления. При виде ее бледного, осунувшегося лица он почувствовал, что обязан сказать ей правду.
– Я не был в ужасе, – медленно произнес он. – На самом деле был, но только потому, что я был твоим учителем и происходящее было неуместным… Я был в ужасе от того, что наделал.
– Что ты наделал? – На ее лице отразилось замешательство.
– Фи… – Он должен был сказать ей правду. – Я флиртовал с тобой. Всю неделю. Ты была великолепна. А я… всегда интересовался девушками. Это было легко, а ты была… такая наивная. Но я был твоим учителем, на шесть лет старше. Это было неуместно, и я не должен был…
Должен ли он признаться, что у него возникли к ней чувства? Что даже тогда ее юношеский энтузиазм заставил его смотреть на все по-другому?
Почти рассеянно она коснулась своих губ.
– То есть… Я это не придумала?
Он прикусил губу и собрался с духом, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Нет. И, если бы Эви не появилась из-за угла, кто знает, чем бы закончился этот поцелуй?
После этих слов ее глаза расширились.
– Ты… то есть ты… ты правда…
– Я ответил на твой поцелуй.
– О… – Ее рот приоткрылся, и на мгновение он засмотрелся на ее губы. Он целовал многих женщин, но до сих пор помнил тот поцелуй, и не только из-за шокового фактора (она тогда появилась из ниоткуда, восторженное, хотя и немного неловкое прикосновение), но он помнил главное – свое влечение. И теперь он хотел поцеловать ее снова, прижаться губами к этому широкому рту… Но он не мог, потому что она была достойна лучшего.
Глава 17
Неожиданное откровение Гейба потрясло Фиону до глубины души и радикально изменило все ее воспоминания. Она лежала в постели, заново переживая тот момент, будто и не прошло десяти лет… Гейб подтвердил: он поцеловал ее в ответ. Она вовсе не выдумала эти легкие прикосновения, этот голос с хрипотцой, которым он с ней разговаривал, и эти многозначительные взгляды. Хотя для него это была игра… Но ее наивность можно простить: он был таким красивым, казался ей героем… и значительно более опытным. Несмотря на то, что поцелуй для него не имел значения, он поцеловал ее в ответ! Он не был в ужасе!
А что бы случилось, если бы Эви не выскочила из-за угла?
«Ничего», – сказала она себе, ясно представляя смущение, которое возникло бы между ними, когда поцелуй бы закончился. Но он мог бы пригласить ее куда-нибудь выпить…
«Если продолжать об этом думать, то можно сойти с ума», – сказала она себе. Все это было давным-давно. Забыть и не вспоминать! Гейб влюблен в Юми – видно невооруженным глазом! Несмотря на все сказанные им приятные слова о ней… Серьезно, кто бы выбрал ширококостную Фиону вместо крошечной и нежной Юми?
В конце концов она заснула и проснулась, радуясь солнечному весеннему утру… которое, конечно, немного подпортили три сообщения от мамы – пришлось нехотя ответить. Сегодня она собиралась в чайный магазин фотографировать Сэцуко за работой.
Фиона расчесывала спутанные после сна волосы и вдруг внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. Вчера вечером у нее в голове царил такой беспорядок, что она даже не заплела косу перед сном, да и вообще ничего не сделала из своего обычного распорядка, даже зубы не почистила – поэтому сегодня утром во рту было неприятное ощущение. Она рассматривала свои волосы в отражении. По-видимому, их цвет она унаследовала от отца – среди его предков были ирландцы, и его волосы отливали рыжиной. Мама много раз говорила, что Фионе очень повезло, ведь она не полностью рыжая, но так ни разу и не сказала, какой красивый у нее цвет волос… Она перебросила их за плечи и, внимательно глядя на себя, взяла расческу и приготовилась привычно разделить волосы на три пряди. Она еще раз оглядела себя в зеркале и положила прядь волос на ладонь. Можно и походить с распущенными… хотя бы один день… И, прежде чем успела передумать, она поспешила вниз завтракать, следуя за знакомым запахом мисо-супа.
– Я буду скучать по нему, когда вернусь домой, – сказала она Харуке, садясь завтракать и вдыхая аромат простого бульона, к которому она так быстро привыкла.
– А возьмите немного с собой! Очень просто, – она внезапно озорно улыбнулась. – В пакетике!
Фиона рассмеялась.
– Даже я могу справиться с пакетом, хотя, наверно, вернусь к тостам