Имеющий уши, да услышит - Татьяна Юрьевна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Во время его убийства в мае 1813 года вы находились здесь, в имении? – спросил Комаровский.
– Да, и для меня все случившееся стало потрясением.
– Вы сожалели о смерти Карсавина?
– Я скорбел о нем.
– Зимой следующего года в лесу произошло еще одно убийство – двух молодых крестьян, – совершенное зверским, неслыханным способом. Вы находились в имении и в тот момент?
– Я жил здесь, разбирался с карсавинским наследством. Об этих несчастных я слышал, как и все в нашей округе. Их убийцу так и не нашли, это все, что мне известно.
– Охотничий павильон, где статуя у пруда – с какой целью Карсавин его построил? Ведь в здешних местах настоящей охоты нет.
– Это была его прихоть, он тратил свои деньги. – Пьер Хрюнов пожал полными плечами. – Там собирался тесный круг его друзей и почитателей. Место отдыха и размышлений.
– Размышлений? И вы там бывали?
– Бывал, бессмысленно скрывать, вам все равно донесут и расскажут – я бывал там с юных лет. Мы собирались, беседовали, музицировали, читали французские романы, привезенные Арсением из Парижа, римские стихи… порой даже устраивали театральные представления.
– Мы – это кто? Назовите конкретные имена.
– Я не помню, в основном его слуги, холопы, они были актерами и… главными действующими лицами в тех представлениях, а мы сидели, смотрели… Я, его воспитанник Хасбулат, братья Черветинские, приезжал и их отец Антоний.
– Но братья были в те времена детьми!
Пьер Хрюнов глянул на Комаровского и Клер.
– Мы все были молоды тогда, разного возраста. Арсений был для нас как наставник, учитель жизни.
– Наставник в чем?
– Во многих вещах, я уже не помню, много лет прошло с тех пор. – Пьер Хрюнов вздохнул. – Он давно мертв. Злобные вымыслы и дремучие суеверия местного быдла не дают ему покоя даже в могиле.
– Кстати, о его могиле, она ведь на ваших землях. Я проведу там осмотр сегодня позже, – объявил Комаровский. – Крестьяне ее ни часовней, ни склепом не считают, говорят, что это вроде как языческий храм. Карсавин воздвиг его себе при жизни?
– Арсений был эстетом, он заказал в Италии дорогую статую охотника Актеона. Он построил для нее что-то вроде часовни и желал, чтобы у подножия статуи его похоронили.
– Это он указал в своем завещании?
– Нет, он просто раньше высказывался о своей смерти.
– Статуя имеет с ним портретное сходство?
– Безусловно.
– А кто его хоронил? Его дворовые люди были брошены в острог, шло следствие, кто взял на себя все хлопоты по похоронам?
– Я его похоронил. – Пьер Хрюнов смотрел на них уже с вызовом. – И что? На этом основании вы опять станете утверждать, что я его сын?
– Не знаю, князь. – Комаровский пожал плечами. – Вам виднее – от вас отец отказался, а вы тоже отказываетесь от родителя, но уже другого. Все сие печально и достойно сочувствия.
– Здесь сочувствия не дождешься от местных хамов. – Пьер Хрюнов перекосился в гримасе. – Они сразу подожгли его дом, как только стало известно, что он мертв. Они бы давно сожгли и часовню. И даже сие мое скромное обиталище…
– Это дом Арсения Карсавина?
– Один из его домов, как и Охотничий павильон, как и тот, что он отписал в своем завещании Сколково Хасбулату. Добрые здешние пейзане, которые нас так ненавидят, все бы это давно подожгли. Только они боятся.
– Чего именно они боятся?
– Мести Темного. – Пьер Хрюнов усмехнулся. – Только это держит их в узде и повиновении.
– Видите, даже слухи и суеверия порой приносят пользу. Обстоятельства убийства Карсавина вам известны?
– Нет, этим занимались тайная полиция и военное ведомство графа Аракчеева, потому что речь шла о бунте крепостных. Нас, окрестных помещиков, в детали не посвящали.
– А что вам известно об убийстве семьи стряпчего Петухова?
– Только то, что болтают в округе, мол, неслыханная жестокость.
– В убийстве семьи крестьяне обвиняют покойника Темного.
Пьер Хрюнов снова усмехнулся и глянул на Клер, развел руками – видите, мол, до чего дошло все.
– Думаю, это глупо даже обсуждать нам, европейски образованным людям.
– Вы же так не любите Европу, мсье Пьер.
– Но образование у меня европейское, кстати, я должен благодарить за это Карсавина, он много возился со мной в детстве, матушка по его совету мне учителей приглашала. И он мне оплачивал путешествия в Париж… да у меня половина знакомых в Европах проживает!
– Не могу не спросить вас о дочке стряпчего Аглае. – Комаровский снова надвинулся на Хрюнова. – Имею сведения, что вы оказывали ей знаки внимания.
– Бедная девочка… незрелый бутон наших пасторальных пейзажей. От скуки все проистекало, граф. Женское общество в нашей округе скудно – блистательная барыня Юлия Посникова не жила здесь годами, забросив тот уклад жизни, что царил в Иславском прежде при первой супруге обер-прокурора: дачные балы, музыкальные вечера, обеды, верховые прогулки при луне… В нынешнем сезоне из-за известных вам событий и арестов половина имений вообще пустует. Из дам нашего круга лишь малолетняя Лолита в Ново-Огареве, но ее бдительно охраняют братья Черветинские, замахнувшиеся на большое ее наследство. Так что общаться галантно просто не с кем. Поэтому я ездил к Аглае порой – мы болтали с ней о музыке, о моде, пока старый стряпчий кряхтел над моими судебными бумагами.
– Статуя Арсения Карсавина в часовне представляет его в облике охотника Актеона, и похожая статуя стоит у пруда, – заметил Комаровский. – Я вспомнил миф греческий – Актеон ведь был жертвой, с которой поступили крайне жестоко. И сотворила сию жестокость с ним женщина – в мифе богиня Артемида – Диана. А как насчет реального положения вещей? Имелась в жизни Арсения Карсавина подобная жестокая красавица?
– Нет. – Пьер Хрюнов тонко улыбнулся. – В том и есть прелесть мифов, что их можно толковать как угодно – двояко, а порой и со многими смыслами. С ним самим в юности судьба обошлась жестоко. Но вина не на женщине, не на Артемиде, как в мифе. Женщины его круга в сферу интересов Арсения не попадали. Были только крестьянские молодые девки и замужние бабы приятной наружности. Ему было так проще и удобнее.
– В округе сейчас нападают на женщин. Творят насилие.
– Это все от распутства и вседозволенности! – воскликнул Пьер Хрюнов. – Зачем, по-вашему, я бьюсь над своим изобретением – корсетом против рукоблудства? Это мой малый вклад в дело
