Мария София: тайны и подвиги наследницы Баварского дома - Лоррэн Кальтенбах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долгое время Мария София злилась на людей, которые так хорошо умели возносить свои жалобы богу, но были неблагодарны к тем, кто готов был о них позаботиться. Эта обида с годами исчезла. Теперь она полна сочувствия к своим бывшим подданным, к этой проклятой земле, лишенной плодов и урожаев будущего, этой бесплодной, как и она сама, земле. И ей невыносимо представлять свой народ без работы и без хлеба, видеть те тысячи ожесточенных горемык, которые, чтобы не умереть от голода, едут в Америку или куда-то еще, чтобы пополнить ряды современных рабов.
Эксплуататоры итальянской нищеты? Мария София ввязалась в схватку, причем самого худшего сорта. Именно она даст ход делу гнусного Воззы. В Сен-Дени, у ворот Парижа этот генуэзский старьевщик и его семья[436], не знающие жалости к людям, занимаются своим преступным промыслом. Они привезли с полуострова вагон мальчиков, взятых внаем на два года у доверчивымх и безденежных родителей[437]. Эти Тенардье[438] изготовили фальшивые записи актов гражданского состояния на имя Леграса, мастера-стеклодува и директора завода по обработке хрусталя в Сен-Дени, чтобы допустить в мастерские этих детей, большинство из которых не достигли тринадцатилетнего возраста, как того требовало трудовое законодательство[439].
На этой фабрике, где работало более восьмисот человек, им приходилось ежедневно гнуть спину по десять часов как подмастерьям[440]. Прибыльная живая сила, которой Возза помыкает без пощады, по своему усмотрению. Он получает тысячу франков оплаты в месяц для своих постояльцев. Что достается им из этой суммы? Ничего! Он селит их на пустыре, в грязном бараке без света и воздуха, в каморках чуть больше, чем спальня, среди зловония нечистот. В этом грязном помещении их постелями служат три железные кровати, точнее, три подстилки, покрытые навозом. Чтобы накормить их, Возза отправляет их подбирать отходы на парижском рынке Авеню де Пари. Эти голодные, исхудавшие, истощенные мученики пожирают капустные кочерыжки, стручки фасоли, все, что поток уносит в канализацию. Их мучители не боятся обречь их на болезни и смерть от голода, страданий и жестокого обращения и смотрят с полным спокойствием и цинизмом, как они угасают. Трое из них умрут[441].
Когда этот случай становится достоянием общественности, это вызывает единодушный крик ужаса. Но именно «королева-воин» подаст жалобу, инициирует расследование комиссара Ребондена и возьмет под свою защиту всех обездоленных работяг, которые живут в тени базилики Сен-Дени[442].
Страдания этих детей, больных туберкулезом, пробудили в ней душераздирающие воспоминания. У нее, пораженной до глубины души агонией своих дочерей, вызывает ужас мысль об этих маленьких телах, лишенных воздуха, оставленных томиться в удушливой атмосфере стекольного завода Legras. Вместе с несколькими женщинами из неаполитанского сообщества она возглавляет борьбу против этого общества, которое, защищая интересы индустрии, без колебаний отрывает ребенка от семейного очага и жертвует бесчисленные человеческие жизни Минотавру. Вскоре в Плен-Сен-Дени были проведены обыски, в результате которых открылись душераздирающие свидетельства об условиях эксплуатации детей из рабочего класса и, в частности, детей, привезенных из Италии. Этот скандал на стекольном заводе в Леграсе пять лет спустя вдохновил Олимпию Де Гаспари на Il Racconto del piccolo vetraio («Историю маленького стекольщика»)[443], которая сыграла в итальянской коллективной памяти ту же роль, что и «Без семьи» Гектора Мало.
К тому времени, согласно переписи населения города Нейи-сюр-Сен в 1901 году, среди пятнадцати слуг, состоящих на службе Ее Величества, появляется маленький Луиджи Капоруссо лет четырнадцати[444]. Идет ли речь о маленькой жертве, спасенной из лап палача Возза? Возможно! В любом случае, если этот мальчик и мечтал когда-либо о доброй фее, прозябая на своем пустыре, то его детское воображение, конечно, не могло и представить, что он окажется под защитой королевы Неаполя, где он должен был сделать свои первые шаги, ошеломленный и потерянный.
Затем Францию наводнили тысячи маленьких итальянцев. Основная часть этой армии рабов была доставлена из провинций Казерта и Базиликата. Уже в те дни, когда она жила на улице Буасси д’Англа, королева часто сталкивалась с ними под колоннадой улицы Риволи. Это была армия сорванцов, которые под видом уличных музыкантов просили милостыню у прохожих, предлагая им засохший цветок, извлеченный из какой-нибудь кучи мусора. Они уезжали утром из своего логова в Мобере, получив плату в семьдесят пять сантимов и каплю вина перед отъездом. Вечером королева видела, как они возвращались в свои лачуги, пересчитывая гроши, сокрушаясь, если их не хватало, и, наоборот, веселились и радовались, если их было достаточно, потому что этих бедняжек били, когда они не приносили требуемую сумму. Мария София всегда держала свой кошелек открытым для всех этих несчастных.
Конечно, она не забывала о нуждающихся в своей стране. Там, в Италии, она основала мастерские и работные дома, а в Париже стала владелицей магазина, которым управляла одна из ее последовательниц – Эмилия Боккардо[445]. Этот маленький белый магазинчик находился на улице Сен-Рош, 3, недалеко от будущей «Анджелины», которую любимый кондитер Сисси скоро откроет напротив сада Тюильри[446].
Между прочим, именно в этой чайной комнате Мария София встретится с Габриэле д’Аннунцио и поблагодарит его за то уважение, которое он воздал ей в своих «Девах скал»[447].
Тем временем на улице Сен-Рош в магазине Ouvrages Calabrais королева продавала подушки, украшенные вышивкой, кружева ручной работы, пледы и столовые дорожки, которые по образцам, присланным из Парижа, изготавливали женщины ее бывшей страны. Череда стихийных бедствий[448] натолкнула ее на идею создания благотворительного производства, которое обеспечило бы работой этих бедных женщин. Прибыль полностью распределяется между ними – по крайней мере официально! И каждый день Мария София приходит проверить, насколько успешно идут продажи. Она сама организует с королевским мастерством показ изысканных кружев, желая дать своим протеже все преимущества. Она даже выставила на продажу подушку для ног с ее собственной вышивкой на сюжет Воскресения[449], которая получила приз на конкурсе женского искусства[450]. Если случайный покупатель, зайдя в магазин, внезапно обнаруживал там Ее Величество, она скрывалась в задней комнате или, сидя в стороне, изображала покупательницу и наблюдала безмолвно за заключением сделки. Иногда она раздает покупателям букеты фиалок цвета двух Сицилий[451]. Распорядительницам было приказано разговаривать с ней на людях без особых знаков уважения, которые позволили бы узнать ее. Только ее портрет над кассой, между двумя неаполитанскими флагами, выглядел безобидной политической демонстрацией…
Положение ее народа подогревало ее
