Иван Кондарев - Эмилиян Станев

Висящая над столом лампа тихо шипела, разливая обильный свет. Часы пробили девять, завершив бой какой-то мелодией.

Манол не умел как следует пользоваться ножом и вилкой. Вилку он держал в правой руке, не решаясь ничего поднести ко рту левой. Уголком глаза он с завистью смотрел, как едят другие. Его шея, стянутая крахмальным воротничком, побагровела и покрылась мелкими капельками пота. Окончательно измучившись и убедившись, что левой рукой он действовать не может, Манол начал есть как умел. Торговец с аппетитом жевал сочное мясо цыпленка, рассказывал какой-то анекдот и наслаждался гудением собственного баса. Доктор Янакиев, утомленный политическими разговорами (он считал пустым делом заниматься судьбами отечества), с тоской глядел на сидящую рядом красавицу Абрашеву и упивался запахом ее волос. Женщины этого типа ему особенно нравились. Чтобы блеснуть перед красавицей, Янакиев начал рассказывать о своих студенческих годах, проведенных в Париже, затем перешел на любимую тему — о необходимости объявить сбор пожертвований на ремонт концертного зала в читалище, чтобы и к ним в город можно было пригласить на гастроли какую-нибудь знаменитую певицу. Он хоть сейчас готов пожертвовать большую сумму, но разве в городе кто-нибудь это оценит? Хозяйка и жена Кантарджиева слушали его с завистью, они знали, что доктор когда-то был влюблен в одну софийскую певицу и именно ради нее заботится теперь о ремонте зала. Отставной полковник неприлично громко обсасывал хрящики. Женщины принялись разговаривать с полным ртом, все почувствовали себя свободнее, и прежняя официальность понемногу уступила место провинциальной бесцеремонности. Лицо профессора Рогева, до этого строгое и озабоченное, прояснилось. Щеки его разрумянились от вина, глаза стали влажными, но его худенькая жена, одетая в скромное черное платье, все время пыталась отнять у него рюмку и грозилась испортить ему настроение. Один только депутат ел без аппетита и ни на кого не смотрел.

Внесли роскошный торт, приготовленный самой хозяйкой к приезду царя. Разговор пошел по нескольким направлениям, и молодой Христакиев, сидящий напротив Манола, незаметно сунул ему в руку бумажку. Не раскрывая ладони, Манол прочел записку: «Нужно заставить профессора и Абрашева совместно произвести публичное собрание».

Манол спрятал записку в карман. Следователь весело улыбнулся и, повернувшись к Антоанете, сидящей слева от него, зашептал что-то в ее маленькое розовое ушко. Девушка радостно встрепенулась. По ее взгляду Манол понял, насколько она близка молодому человеку. «Вот кто войдет в этот дом, а мы-то воображали…» — подумал он, окончательно убедившись в несостоятельности материнских расчетов.

Никола нетерпеливо поглядывал на старого Христакиева, но адвокат делал вид, что ничего не замечает, и спокойно доедал торт. Когда очередь дошла до кофе, он вытер усы и, обратившись к хозяину, предложил перейти в гостиную.

— Чтобы не надоедать дамам политикой, господа, — объяснил он.

— Верно, там гораздо лучше, да и на диванах намного удобнее, — сразу же поддержал его Никола и поднялся. — Кто хочет, может остаться с дамами и забавлять их. А мы будем пить кофе в гостиной.

Профессор Рогев нахмурился. Абрашев склонил русую с белеющим пробором голову и горько усмехнулся. Однако оба прошли в гостиную вместе с другими. В зале остались только молодой Христакиев и женщины, ожидавшие, что он поиграет им на гитаре.

Просторная гостиная была обставлена мягкой красной мебелью, еще до войны купленной в Вене. Выходившие на реку окна были открыты, и в комнату доносился тихий плеск воды.

Христакиев выбрал кресло у самой двери, словно решил никого не выпускать из комнаты раньше времени. Доктор остался стоять. Он собирался потихоньку удрать обратно в зал, к красавице Абрашевой, но стеснялся сделать это сразу. Хозяин, не закрывая окон, задернул тяжелые плюшевые шторы.

— Может, сыграем в преферанс? — спросил Каракунев, вытягивая свои длинные ноги.

Никто ему не ответил. Христакиев откашлялся.

— Я предлагаю попросить господина Абрашева рассказать нам софийские новости, а мы в свою очередь расскажем ему наши, — сказал он, засовывая сигарету в деревянный мундштук, такой же прокуренный и пожелтевший, как и его усы. — Только что за столом зашла речь о некоторых наших недостатках. У нас нет единства. Народ ждет, что именно мы поведем его за собой, и удивляется, что никто ничего для этого не делает. Сегодня его величество проследовал через наш город, чтобы напомнить нам о себе. Я считаю это ободряющим признаком, господа, потому что, по правде говоря, мы несколько забыли о главе государства.

— Люди теряют веру в партии, — заявил Каракунев. — Если так будет продолжаться, ничего хорошего не получится: мы будем болтать о конституции, а дружбаши — набивать потуже мошну. Царь ничего не может с ними поделать. А Конституционный блок, хоть он и силен, тоже не сможет справиться с мужичьем. От разговоров нет никакой пользы, господа. Я хочу спросить уважаемого господина профессора, правда ли, как я слышал, что Народный сговор — это партия. Если это партия, почему не создать ее организации у нас?

Профессор Рогев зашевелился в кресле. Манол тихонько откашлялся. Его этот вопрос не слишком интересовал; молодой Христакиев давно уже посвятил его в некоторые тайны этой новой и малоизвестной организации. Но все же любопытно было послушать, что скажет профессор.

Абрашев щелкнул изящным портсигаром, вынул сигарету и положил портсигар перед собой на столик. Профессор бросил враждебный взгляд на серебряную вещицу.

— Народный сговор не партия, а внепартийная организация. Ее цель — объединить общественное мнение. Эту задачу, господин Каракунев, не может осуществить ни партия, какой бы она ни была, ни глава государства, и вы совершенно правы, говоря о бессилии царя. Здесь же инициатива исходит от людей новых, представителей незапятнанной и культурной части нашего общества, от тех, которые держались вне партийных интриг и раздоров. Народный сговор — объединение таких людей. Они не стремятся ни к какой власти.

— Но с каким бюллетенем они выступят в случае новых выборов?

— Ни с каким, потому что это не партия. Не забывайте, что большая часть народа — самые здоровые его элементы — не входит ни в какие партии. Народ потерял всякое доверие к партиям, доведшим его до такого поло жения и передавшим власть невежественному и преступному правительству. А единение, о котором мы сейчас говорим, предполагает новую основу и новых людей!

— Ведь есть же у нас Конституционный блок, зачем тогда нужен еще и «сговор»? Гак вот и разъединяются силы, — заметил доктор Янакиев.

Профессор утомленно махнул рукой.

— Вы забываете, что «сговор»» — это не коалиция.

Наступило молчание. Абрашев делал вид, что рассматривает висящую на стене гравюру. Профессор хочет уязвить и унизить его перед всеми. Неужели он только для того и приглашен сюда? Абрашев подозревал, что этот старый Вельзевул Христакиев преследует какую-то свою цель. Только против кого она направлена? Против этого политического болтуна или против него? Л может, его хотят испугать Народным сговором?

— При существующем положении Народный сговор — необходимость, — заявил Абрашев уверенно и спокойно, как человек осведомленный и готовый рассуждать совершенно бескорыстно.

Профессор поглядел на него исподлобья.

— Я рад, что вы понимаете необходимость появления новых политических сил, — произнес он, несколько сбитый с толку этим заявлением и все же ни на минуту не поверивший в его искренность.

— Но ведь те, кто входит в Народный сговор, тоже принадлежат к разным партиям. Вы, например, насколько я знаю, радикал, — заметил Абрашев с ехидной улыбкой.

— Именно поэтому я потерял к партиям и их лидерам всякое доверие. Пора понять, господин Абрашев, что старые приемы и обветшалые политические платформы нам сейчас не помогут.

И профессор на сверхсокрушительных примерах принялся доказывать банкротство политических вождей. В число банкротов попадал и Абрашев, это подразумевалось само собой. Депутат снисходительно улыбался. Полковник поддерживал профессора, одобрительно кивая головой. Доктор прислушивался к тому, что делалось в зале. Там молодой Христакиев настраивал гитару. Но остальные слушали жадно. Народный сговор интересовал их значительно больше, чем сами спорщики. Участие в этой таинственной организации бывших военных, ее связи с армией, о которых много шептались, — все это внушало большие надежды на свержение ненавистного дружбашского режима. Раз партии бессильны взять власть в свои руки, они ни на что не годны. В один прекрасный день профессор Рогев станет человеком, на которого можно будет положиться, поддерживать нужно его, а не Абрашева, чья песенка уже спета. Депутат понял, что ему грозит опасность потерять поддержку всех этих людей, и как раз сейчас, когда со дня на день ожидалось, что Стамболийский разгонит парламент и назначит новые выборы.