Последний Исход - Вера Петрук

– Замолчи! – крикнул про себя Арлинг, но Индигового понесло.

– Ладно, я пошутил, – хмыкнул он. – Тебе нужна только одна рабыня, та, что с цепочкой на талии. Ах, как тонко она звенит… И как сладко пахнет ее кожа. Жаль, что ты не можешь видеть ее, но я помогу. Слушай. Кожа – лучшее, что в ней есть. Она очень чистая, слегка розовая от пара, без единой родинки или пятнышка. Как лепесток белой лилии в лучах заката. Самые дорогие ткани шелковичных ферм Балидета не могут состязаться с ней в нежности. Тебе уже захотелось ее коснуться? Зачем ты сопротивляешься? Магда здесь не причем. Она бы тебя поняла. Она всегда тебя понимала.

Арлинг глубоко вздохнул и задержал дыхание. Хорошее упражнение, оно всегда помогало.

– Длительное воздержание не идет тебе на пользу, – продолжал шептать змей. – Я же вижу. Ты становишься диким ахаром, теряешь человеческое обличье. Тебе нужна женщина.

– Я им не верю, – прорычал Регарди. Дыхательные упражнения не помогали. – Эти рабы могут быть кем угодно, даже наемными убийцами Белой Мельницы. А почему нет? Ничто не мешает Ларану скрыть от учителя то, что произошло в Рамсдуте и попытаться отомстить мне самому.

– Ты повсюду видишь убийц, – упрекнул его Нехебкай. – Но главного врага не заметишь никогда. Потому что он – в зеркале, а ты в него не смотришь. Да и зачем слепому глядеться в зеркало?

– Прочь! – взорвался вдруг Регарди и с рычанием схватил руки девушки, которые уже успели снять с него верхний кафтан и мягко гладили ему грудь. Он с силой отшвырнул ее от себя и одним прыжком оказался рядом с остальными рабами, понимая, что ему хочется сделать с ними что-нибудь очень нехорошее, но совсем не то, для чего прислал их Джавад.

Рабы были или слишком запуганы, или глупы настолько, что им была безразлична их жизнь. Изменив траекторию движения кулака в последний момент, Арлинг вдребезги разбил розетку из фарфора, которая украшала стену ванной. Его рука прошла совсем рядом с ухом одного из рабов. Завыла отброшенная им девушка, взвизгнула вторая, охнул раб, который едва не лишился головы. Теперь от них пахло правильно – страхом. Это был запах, который был знаком Арлингу. Он ему нравился. Приятнее мог быть только один аромат – запах смерти.

Наконец, до рабов что-то дошло, и они стали один за другим выскальзывать из ванной. Последний юноша задержался, чтобы помочь подняться рабыне, которую отбросил Арлинг. Регарди чувствовал его ненависть, но взгляд юноши был покорно опущен, а движения торопливы и суетливы. Что нужно было сделать с человеком, чтобы превратить его в дрессированное животное? Чем испугать? Чего лишить? Уже не сдерживаясь, Арлинг закричал и стал бросать вслед убегающим рабам все, что попадалось под руку – вазы, незнакомые предметы, полотенца, низкие столики, склянки с благовониями и моющими средствами.

Ванную захлестнула волна новых ароматов, среди которых самой сильной нотой был запах крови, исходивший от того места, где упала отброшенная Регарди девушка. Падая, она ударилась головой об угол каменной ванны, в которой хотела искупать Арлинга. Когда-то давно после такого падения изменилась жизнь одного человека…

Он медленно опустился на колени и коснулся пальцами теплой лужицы. Внутри что-то перевернулось, и ему не сразу удалось вздохнуть.

– Молодец, – прошептал на ухо Нехебкай. – Ты снова всех победил. Ну так как? Вернешь мне солукрай?

Регарди ему не ответил. Неимоверным усилием заставив себя подняться, он подошел на негнущихся ногах к ванной и, быстро сбросив одежду, опустился в воду, которая показалась ему кипящей лавой.

Вода была волшебством. Она пахла новизной, чистотой, свежестью.

– Магда, – прошептал он и погрузился в горячую воду с головой.

Где ты, Магда? Сколько мне ждать? Сколько еще жизней я должен забрать, чтобы ты пустила меня к себе?

Там, в аду, мне будет одиноко, Магда.

Или прав был проклятый бог? Все дело в солукрае? Арлинг получил его в дар от имана, но, по словам Нехебкая, не научился управлять им, позволяя солукраю вмешиваться в его жизнь. Если он откажется от него, появится ли шанс? Шанс обрести Магду?

Только он и вода. В ушах тонко звенело. Какая удивительная жидкость. Арлинг чувствовал, как в ней растворяется его старая кожа, обнажая новую. Вода умела очищать тело, впитывать боль и заживлять раны. Но она не могла смыть корку грязи на его сердце. Здесь чудеса кончались.

Арлинг не знал, сколько пролежал под водой. Сначала щекотало в груди и нестерпимо хотелось вздохнуть. Он ждал. Неприятные ощущения исчезали по мере того, как усиливался звон в ушах. Регарди внимательно слушал его, и порой ему казалось, что он различал в нем голос Магды. Она что-то пела – так нежно и приятно, что щемило в сердце. Давай, Фадуна, покажись мне. Арлинг был уверен, что сможет увидеть ее. Нужно только подождать. Еще минута, тридцать секунд, двадцать… Он широко раскрыл глаза, но почувствовал лишь жжение от мыльной воды. Магда была невидима и недостижима. Как всегда.

Регарди выскочил из воды и долго кашлял, перевесившись через борт ванной. Его вырвало той единственной сливой, которую он взял с блюда, когда зашел в покои. Арлинг не помнил, когда ел в последний раз. В дороге он мало об этом думал. В нос ударил кислый запах рвоты и лужицы крови на полу, которая никуда не исчезла. Был еще один запах, который появился совсем недавно. Вода не смогла справиться с ним, и Регарди вдохнул незнакомый аромат полной грудью – запах собственного страха.

Вода была не в силах помочь ему. Она была для тех, кто жил по другую сторону жизни – там, где светило солнце.

Не понимая, что делает, Арлинг выскочил из ванны и, натянув на ходу штаны, бросился к окну. Ночная Самрия встретила его пронзительным холодным ветром, который хлестко стегал по лицу. Пощечины раздавались снова и снова, появляясь то с одной, то с другой стороны, а Регарди стоял на подоконнике и, как дурак, широко улыбался, чувствуя, что в голове приятно пустеет, а тело наполняют прежняя сила и уверенность.

На миг ему захотелось прыгнуть вниз, в шелестящую ночными звуками бездну. Башня была достаточно высока, чтобы он переломал все кости, но быструю смерть не обещала. Возможно, он сломает спину или расшибет голову, после чего умрет мучительной смертью, которую заслуживал. Однако Арлинг знал, что двери в мир Магды внизу не было.

Нестерпимо захотелось сделать что-нибудь безумное. Такое, от чего кровь вскипит в венах, а в голове взорвется тысяча пузырьков разных чувств и эмоций. Вниз прыгать было нельзя, но впереди было слышно, как воздух неистово кружился вокруг тела соседней башни. Арлинг предположил, что она находилась на расстоянии десяти салей, но ветер мог сыграть с ним злую шутку, исказив его ощущения пространства. Нельзя было так же понять, чем была облицована башня – гладким мрамором, мягким лепным декором, хрупким фарфором или скользкой гранитной плиткой. Без «звездного порошка», не зная поверхности башни и точного расстояния до нее, Арлинг должен был прыгать наугад. Что могло быть безумнее?

Отойдя к ванной, Регарди разбежался и, оттолкнувшись от подоконника, прыгнул. Воздух превратился в плотную массу, облепив лицо и не давая вздохнуть. Арлинг разрывал его телом, пытаясь протолкнуться вперед, но не двигался с места, зависнув в небе, которому он собирался подарить жизнь. Прыжок тянулся вечность. Наконец, он врезался в жесткое препятствие, которое легко оттолкнуло его назад – в небо. Регарди почувствовал, как его неумолимо тянет вниз, и понял, что падает. Такие, как он, небу были не нужны. К тому моменту, когда его тело снова столкнулось с башней, Арлинг был уже готов. Руки крепко вцепились в шершавую стену, расплачиваясь кожей, которая сошла с внутренней стороны локтей, словно кожура с яблока. Регарди вдавил пальцы в стену башни, чувствуя, как крошится кирпич. Несмотря на любовь к кучеярской роскоши, Джавад оказался патриотом и выстроил свой дом по драганским канонам – из кирпича. Это спасло Арлингу жизнь. Он не был уверен, что смог бы удержаться, если бы стена оказалась облицована гранитом или мрамором. Наконец, его пальцы зацепились за рельефные узоры, опоясывающие башню, и он остановился. Ладони саднили, по локтям струилась кровь, в ушах гремело, но Регарди давно не был так счастлив. Ветер распевал победные гимны, а башня приглашала покорить ее, забравшись на самый верх.

Не дожидаясь, когда восстановится дыхание, Арлинг повис на одной руке, упиваясь свободой. Вот, что это такое – жизнь на волоске, подумал он, зная, что давно стал рабом этого чувства. Подтянувшись на пальцах, он оттолкнулся ногой от стены и толкнул себя вверх, туда, куда звал его ветер. Вечерний воздух Самрии был непривычно влажным, и Регарди вспомнил оброненную кем-то фразу о тучах над городом. На побережье Сикелии дожди шли чаще, чем в центральных районах, но для засушливой сикелийской весны они были редкостью. Неожиданно, ему захотелось, чтобы именно в этот момент с неба полил дождь. И не просто полил, а обрушился гигантским водопадом, затопив улицы города до самых крыш. Солукрай делал его ненасытным. Именно он тянул его сейчас вверх, заставляя избегать выступающие рельефы и выбирать гладкую стену без украшений – тот путь, который был труднее. Жизнь сузилась до крошечного пространства под пальцами, превратилась в трещины, выбоины и проемы, в запах остывающего под ночным ветром кирпича и соленый привкус пота и крови на языке. Арлингу было хорошо. Муки совести из-за спасения Карателя, чувство вины перед учителем, его постыдные действия в ванной комнате, когда он разбил голову рабыне, – все исчезло под порывами целительного ветра. Раны затягивались, оставляя после себя новые шрамы, невидимые человеческому глазу. Их будет гордо носить его душа, а сердце навсегда запомнит происхождение каждого.