Франкский демон - Александр Зиновьевич Колин

Едва улёгся шум в зале, король заговорил вновь.

— Некоторые благородные рыцари, наши товарищи-крестоносцы, — произнёс он медленно, — также находились в рядах византийского войска. Они пали, как и подобает славным мужам, честно сражаясь за веру... Возможно, у кого-то из вас были в армии базилевса родичи, друзья или знакомые, скоро известия об их судьбе так или иначе достигнут вашего слуха. Дай Господь, чтобы она не оказалась такой же печальной, как участь моего родственника, которого я потерял там. Я говорю о Бальдуэне Антиохийском, сыне кузины моего покойного батюшки, покойной княгини Констанс.

Он сделал небольшую паузу, дожидаясь, когда вновь заволновавшиеся придворные успокоятся, и закончил:

— Но есть среди нас человек, которому геройски погибший родич мой был близок почти как сын. Разрешите же мне выразить особые соболезнования присутствующему здесь сеньору Ренольду, ибо воспитанник его во главе отряда латинян доблестно сражался под знамёнами императора Мануила и отдал жизнь во славу Господа нашего, во имя Пресвятой Девы и Церкви Христовой.

Князь совсем забыл о младшем сыне Раймунда де Пуатье и Констанс. Бальдуэн исчез из его жизни одиннадцатилетним отроком в тот день шестнадцать лет назад, когда орды Магреддина со всех сторон обрушились на дружину Антиохии, возвращавшуюся домой после удачного набега. Боэмунда Заику и его брата разделяли всего четыре года: мальчик появился на свет практически одновременно с гибелью отца, и двадцатидвухлетняя вдова назвала второго сына именем кузена, молодого короля Бальдуэна Третьего, явившегося на помощь осаждённой Антиохии.

Четыре года, а каким разными выросли эти дети! Старший, злобный, трусливый и завистливый, и младший — настоящий рыцарь, такой, какими изображают их в своих песнях французские труверы. Юность его прошла при дворе Мануила — не самое удачное место для будущего рыцаря, — вместе с тем Бальдуэн, как верно выразился нынешний иерусалимский правитель, был если и не сыном, то воспитанником Ренольда, ведь именно он посадил младшего из детей Раймунда на коня. Что ж, спустя немногим более двадцати лет после этого первого значительного, хотя в общем-то всего лишь символического события своей жизни, Бальдуэн не посрамил человека, на какое-то время заменившего ему отца. Как и полагается настоящим рыцарям, героям романов, княжич и его дружина бросились в битву по первому приказу сюзерена и все до одного полегли в неравной сече на глазах у зажатых турками между скал и неспособных не то что что-либо сделать, в буквальном смысле пошевелить руками, воинов великой армии. Её великий предводитель Мануил Комнин, чья личная охрана превосходила численностью любую из дружин, которую когда-либо за всю историю Левантийского царства оказывались способны выставить в поле князь Антиохии или король Иерусалима, в панике бежал, бросив войско на произвол судьбы.

Слушая рассказ юного короля, Ренольд вдруг вспомнил Абдаллаха, товарища по заключению, которого франки считали отпетым вралём. Разве не говорил он, не предсказывал тоща скорого заката Комнинов? А ведь в Византии только что начался десятый год индикта. Всё пока выходило так, как и предсказывал Рамда́ла. Князю стало жаль врачевателя и звездочёта, который не дожил до момента, когда сбылось его пророчество — восторжествовала правда, за неумение скрывать которую от владык судьба так жестоко наказывала искусного лекаря и колдуна. Как-никак именно он, язычник, спас жизнь христианскому рыцарю, предрёк ему скорое освобождение, почёт и богатство, много лет жизни и немало славных деяний.

Жалко? Но отчего же? Да просто оттого, что Рамда́лы более уже не было среди живых.

Когда князь наконец приехал в Иерусалим и встретил при дворе короля своего нового слугу, Жослена Храмовника, тот и рассказал господину недлинную историю их путешествия, которое чуть не закончилось сразу же, как только новоиспечённые караванщики миновали ворота. Абдаллах немного отстал, он единственный из беглецов, изображая купца — по словам пажа роль эта как нельзя более удавалась Рамда́ле, — ехал на ослике, все прочие тащились пешком. Вдруг Хасан, схватив Жослена за рукав, прошептал встревоженно: «Беда, друг! Беда!»

Повернувшись, юноша и сам понял это. Какая-то женщина явно узнала во врачевателе и звездочёте своего знакомого и даже... мужа, о чём во всеуслышание заявляла, несмотря на явное нежелание Абдаллаха признавать сего факта. Причём никого из товарищей «купца» в тот момент не волновало то странное обстоятельство, что она, хватая его за рукав халата, называла... Мусой. Что ж, Муса так Муса. Гораздо хуже было то, что один из стражников, привлечённый шумом, получше вгляделся в лицо Абдаллаха и... понял, кто перед ним находился. Несчастный врачеватель и звездочёт попытался спастись бегством. Но, видно, плохо рассчитал он свой собственный гороскоп: лучник натянул тетиву, и стрела, просвистев, оборвала жизнь несчастного лекаря. Воины немедленно ободрали тело донага. Они хотели отсечь покойнику голову, но та женщина, встреча с которой и явилась причиной несчастья Абдаллаха, отдав стражникам все украшения и деньги, имевшиеся при ней, умолила их не увечить тела, а позволить ей похоронить его.

Остальных беглецов спасла расторопность Хасана. Ещё не умолк торг вокруг убитого, как бывший стражник, сообразив, что он следующий на очереди, завёл быстрые переговоры с соседями-караванщиками. Он убедил их принять добро, купленное на деньги гостеприимной Кристины, в качестве платы за молчание. Так Жослен, Ив и Хасан стали самыми настоящими слугами. В Дамаске Хасан, встретив какого-то родича, отстал, а юный паж и белокурый ватранг кое-как добрались до столицы Святой Земли.

Едва король закончил рассказ о гибели христианской армии в Малой Азии, он попросил Ренольда приблизиться. Когда рыцарь подошёл и опустился на одно колено, Бальдуэн обнял его, прошептав сквозь шёлк своего кеффе:

— Не целуйте меня, мессир, и я не стану целовать вас. Графиня Агнесса говорила мне о том, что вы хотите посвататься к даме Этьении...

«Говорила?! Но когда она успела?! Ну и скора же подружка! Заранее всё решила!» — подумал Ренольд, но ни словом, ни жестом не выдал своего недоумения.

— У меня есть для вас кое-что, немного золота, чтобы вы могли купить подарки невесте и её детям. — Закончив фразу, король разжал объятия, позволил князю сделать шаг назад и сказал уже достаточно громко: — Мы скорбим вместе с вами, мессир. Вы должны гордиться таким воспитанником, каким был княжич Бальдуэн Антиохийский. Все мы знаем, что во многом именно ваша заслуга в том, что он стал настоящим рыцарем. — Бальдуэн ле Мезель повернулся к сенешалю, тот кивнул и сделал кому-то знак. Появился слуга с небольшим ларцом, который и передал господину, а тот в свою очередь вручил