Саркофаг - Валерий Моисеев

- Что сволочь, ничего не хочешь сказать напоследок? - прокричал Стилет в яму с томинофером.

- Все равно вам не жить, потому что все вы мясо! - проревел тот.

- Давайте! - нетерпеливо покрутил ладонью Стилет, снимая с пояса гранату лимонку.

Бочка с глухим блуканьем полетела в яму, расплескивая во все стороны студенистое вязкое вещество.

- Адьес, мучача! - прокричал Стилет и, выдернув кольцо из гранаты, закатил ее в яму. - Друзья, нам лучше отойти в сторону сейчас здесь будет горячо и дымно!

Снизу из-под земли прогремел взрыв, после чего вверх с ревом взметнулся огненный факел, сопровождавшийся ужасным воплем горящего заживо томинофера.

- 2 -

Германия,

концентрационный лагерь Дахау,

Октябрь, 1941 г.

Перед внутренним взором Константина Сусликова, вот уже в который раз, промелькнул летний день двадцать второго июня. День, когда фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. Вспомнил он и то, как вооруженные до зубов передовые моторизованные части вермахта молотили в пух и прах плохо обученных, кое-как вооруженных советских бойцов.

Несмотря на что Сталин тогда призвал советский народ сплотиться для борьбы против немецко-фашистских захватчиков, и пообещал, что неминуемо приведет страну к победе над вероломной фашистской Германией, Константин ему не поверил. По слухам, долетавшим с фронтов, немецкие части беспрепятственно, словно раскаленный нож в брикете сливочного масла, двигались вглубь территории СССР.

Первоначально у Константина мелькнула, было, мысль избежать фронта, при помощи членовредительства, но он тут, же отбросил ее. Сделал он это не столько из того что это была недостойная мысль, а совсем по другой причине. Выявленных дезертиров расстреливали без суда и следствия, а такая перспектива отнюдь не прельщала Константина Сусликова.

К тому времени он остался без своего учителя, который еще при царском режиме работал под руководством самого профессора Пеля. Тема работы, которую вел Константин со своим научным руководителем, касалась проблем омоложения человеческого организма. В соавторстве ими были выпущено несколько книг. Обзорные статьи об их разработках попали на страницы нескольких зарубежных научных журналов. Это и послужило формальным поводом для ареста заведующего кафедрой Константина, по обвинению в шпионаже. Сам же он тогда отделался легким испугом. Правда, для этого ему пришлось подтвердить факт оживленной переписки его профессора с коллегами из Гейдельбергского университета в Германии.

Получив повестку на фронт, Константин Сусликов явился, как ему было предписано, с вещами на призывной пункт и благополучно влился в ряды защитников Отечества, которые были погружены на железнодорожные составы и спешно отправлены в сторону западной границы СССР.

Едва попав на фронт, Константин сразу же стал искать возможность перебежать линию фронта и сдаться врагу. Никаких мук совести он при этом не испытывал, это был трезвый расчет и ничего более того. Гибнуть под гусеницами огромных немецких танков он не собирался, прекрасно понимая, что лучше от этого никому не станет. А мировая наука в его лице понесет невосполнимую потерю. Поэтому вооружившись немецкой листовкой, которые фашистские самолеты во множестве разбрасывали над передовой, он дождался ночи, перешел линию фронта и сдался немцам.

Собственно говоря, это был вовсе не плен, это был своего рода симбиоз с оккупантами. Несмотря на то, что в листовке немцы обещали сносные условия жизни в плену, Константин сразу же был отправлен в Дахау, концлагерь для военнопленных неподалеку от Мюнхена.

Во время проведения предварительного допроса на Константина был заполнен сопроводительный листок, в котором кроме его имени отчества фамилии, звания и национальности, числился адрес, по которому он проживал до войны, а также род занятий. После этого Константин был препровожден в барак, который хотя и находился за колючей проволокой, тем не менее, стоял несколько особняком от тех, где содержались советские военнопленные, захваченные во время боевых действий.

В то время как все заключенные лагеря были обязаны носить на своей одежде специальные опознавательные знаки-нашивки, Константин, как и другие обитатели, отдельно стоящего барака были лишены, каких бы то ни было особых отметок.

Остальные узники, все без исключения, были обязаны носить на одежде свой лагерный номер и цветные треугольники, расположенные на левой стороне груди и правом колене. Политические носили красный треугольник, уголовники - зеленый, неблагонадежные - черный, гомосексуалисты - розовый, а цыгане - коричневый. Евреи, помимо всего прочего, носили еще и желтый треугольник в комплекте с шестиконечной звездой.

Пока было неизвестно, как собирались в дальнейшем использовать Константина его новые хозяева. Скорее всего, ему предназначалась нелицеприятная обязанность в качестве провокатора выявлять среди заключенных политработников, евреев, а также активистов, готовящих побег из концлагеря или затевающих массовые беспорядки. Константин был отнюдь не брезглив и какие-то там сантименты ему были абсолютно чужды. Поэтому он не сомневался, что прекрасно справится с этой новой для него работой.

Кроме этого существовала еще одна возможность, которая внушала ему очень большое беспокойство. Была большая вероятность, что рослого крепкого мужчину отправят в спецшколу по подготовке диверсантов, для последующей заброски в советский тыл. Перспектива вновь оказаться на территории едва покинутой им страны, причем в качестве вражеского агента, отнюдь не прельщала Константина.

Но его выбор был сделан и от него уже ничего не зависело. Поэтому он терпеливо ждал, что будет дальше. Пока же его использовали лишь на хозяйственных работах. Он исправно колол дрова, помогал носить воду на кухню, мел двор и вообще превратился в разнорабочего. Ему была предоставлена относительная свобода передвижения в рамках четко очерченного периметра. Немецкий унтер офицер специально провел его по территории и показал где начинается его личная, Константина, демаркационная линия.

- Будешь туда ходить, твой будет очень плохо! - улыбаясь сказал дородный немец с сержантскими погонами. - Ты ходить только здесь и здесь! Хороший арбайтн, хорошо жить! Плохой арбайтн, идти туда к скотина!

При этих словах унтер небрежно махнул в сторону бараков, где содержались советские военнопленные. Про себя Константин отметил, что, по всей видимости, в глазах фашистов он и его товарищи по бараку являются представителями туземного населения, подлежащего одомашниванию. Что касается остальных обитателей лагеря, содержащихся на общих основаниях, то они, судя по всему, были обречены на заклание.