Саркофаг - Валерий Моисеев

- Вот и ладно, давай, друг, покажи, что ты умеешь, - Пабло уступил место возле пленника Сенсею. - Об одном прошу, не торопись! Оставь хоть что-нибудь своему другу.

Сенсей еще раз кивнул, машинально разминая руки, и шагнул к висящему перед ним беспомощному человеку. Он терпеть не мог бить заведомо более слабого противника, так как считал это не боем, а избиением. Здесь же человек был не просто слабее его, он был совершенно беззащитен. Мягкость и велеречивость манер Пабло, могла обмануть кого угодно, но только не Сенсея. Он прекрасно знал, чего ждет от него командир повстанцев. Пабло ждал жестокости и эффективности.

Самое последнее, чего хотел Сенсей - это разочаровывать Пабло. От того, как он себя сейчас покажет, зависело многое, если не все. Почесав кончик носа разбитой костяшкой, Сенсей иронично хмыкнул. Бандиты они везде бандиты и манеры у них у всех одинаковые, какими бы красивыми и правильными целями они не прикрывались. Повязать новичка кровью, заодно проверив его на вшивость вот та цель, которую ставил перед собой Пабло, приведя их в эту глушь. Но с другой стороны, кто был Сенсею этот жалкий человек, висящий перед ним на веревках? Ни сват, ни брат, вдобавок ко всему еще и нелюдь! Тварь, пошедшая в услужение к страшным людоедам. Наверняка и сам уже не раз, вкусивший человеческой плоти. Так чего же его жалеть? Но все равно, где-то в глубине души Сенсею поднимался глухой протест. Проще говоря, ему было откровенно противно бить беззащитного человека.

Сделав над собой героическое усилие, он коротко хлестнул передней ногой и с хрустом перешиб несчастному левое колено. Сломанная нога, выломанная из сустава, неестественно загнулась и отошла в сторону.

Истязаемый страшно, не переставая ни на миг, кричал от жуткой боли. Сенесй недовольно поморщился, в этот миг он презирал себя за то, что творил. Но для блага Ольги и Влада, он был готов и на более страшные поступки.

Подняв руку, он зачем-то понюхал собственную подмышку. Пахло давно немытым телом и немножко зоопарком. Короче, пахло зверем, что и требовалось доказать! Почувствовав себя законченной скотиной, Сенсей в четверть силы врезал в челюсть пленнику. Голова пленника тут же безжизненно повисла на грудь.

- Браво, мой друг! Высший пилотаж! - по достоинству оценил Пабло мастерство Сенсея. - Очень жестоко и с большим знанием дела! Только вопрос, как выжать из него хоть что-нибудь если он в отключке?

- Без проблем, - холодно бросил Сенсей и, подойдя к безжизненному телу двумя скрюченными пальцами, надавил на жизненно активные точки.

Короткая судорога пробежала по подвешенному телу и несчастный очнулся, а вместе с ним и боль.

- Слушай нелюдь, если тебе есть, что сказать говори, так будет лучше и для тебя и для меня, - приблизив свое лицо вплотную к истязаемому, сказал Сенсей. - А потом я просто сломаю тебе шею. Обещаю, что сделаю это быстро и безболезненно! В противном случае, ты будешь умирать медленно и мучительно! Договорились?

Сенсей мог бы поклясться, что пленник понял его плохой английский, потому что он неожиданно кивнул и простонал:

- Хорошо, я буду говорить! Только не нужно больше меня бить!

- 4 -

Германия,

концентрационный лагерь Дахау,

1941 год.

Уже через неделю после того как гауптштурмфюрер СС Нойберт впервые вызвал к себе Константина, в лагерь начали прибывать первые контейнеры с оборудованием. Несмотря на наличие железнодорожной ветки, концентрационный лагерь имел свои железнодорожные пути, по которым подъезжали составы с военнопленными. Тем не менее, особо ценный груз Нойберт не рисковал отправлять поездом.

Огромные тяжело груженные армейские грузовики 'Мерседес' регулярно подъезжали к КПП Дахау. После досмотра они въезжали прямо на территорию лагеря, чем сильно нервировали его охрану. В машинах находилось все необходимое для новой лаборатории, которую Артур Нойберт разворачивал на базе Дахау. Для этого он облюбовал отдельно стоящий кирпичный барак, граничащий с внешним периметром концентрационного лагеря, огороженного высоким дощатым забором и рядами колючей проволоки.

Неподалеку от него рекордно быстрыми темпами, возводился второй барак для нужд неугомонного гауптштурмфюрера СС. Что именно будет размещаться в нем, было окутано тайной. Константин подозревал, что Нойберт планирует разместить в нем вторую лабораторию.

Под начало Константина было отдано три патологоанатома и человек пять биохимиков. Пока шел монтаж лабораторного оборудования, Нойберт велел Константину начать подбор первых кандидатов на забор тканей среди заключенных. Несмотря на то, что этот процесс именовался внешне прилично и вполне безобидно, на самом деле это было далеко не так.

Нойберт привлек Константина для участия в проекте по разработке 'эликсира молодости' для фашистских бонз. Основу этой людоедской, по своей сути, затеи составляли железы внутренней секреции человека. Специально для этой цели планировалось умерщвление заключенных концентрационного лагеря, соответствующих определенным параметрам. В частности одним из таких требований была группа крови. Причем предпочтение отдавалось универсальной первой группе. Также немаловажное значение имела национальность кандидатов.

У себя в университете, в Москве, Константин первоначально работал с кроликами, крысами и морскими свинками. Самое большое, на что он отваживался, были свиньи. По мере возможностей он также препарировал попадавшие в его распоряжение свежие человечески трупы. Именно последняя категория и позволила получить сыворотку, дававшую наиболее ярко выраженный результат омоложения подопытных животных.

Но существовала весьма серьезная проблема, над разрешением которой Константин в свое время бился под руководством своего научного руководителя. Это была проблема очистки сыворотки. Именно по этой причине от опытов над людьми пришлось отказаться. Чужеродный белок, попадавший в организм человека, вызывал у испытуемого анафилактический шок, как правило, заканчивающийся летальным исходом.

После гибели нескольких добровольцев, тема 'сыворотки долголетия' была полностью закрыта. А все полученные материалы исследований по ней были изъяты и уничтожены. Константин никак не ожидал, что здесь, в плену у немцев ему представится счастливая возможность проверить свои самые смелые научные гипотезы. Моральные аспекты проблемы при этом его совершенно не волновали, и он с головой окунулся в любимую работу. При этом, как это ни парадоксально звучит, он чувствовал по отношению к гауптштурмфюреру СС Нойберту чувство глубокой благодарности за предоставленную ему возможность продолжать свои прерванные исследования. Это не прошло незамеченным для проницательного немца, и он не упускал случая продемонстрировать свою благожелательность и расположение в отношении старательного заведующего лабораторией.