Марш Акпарса - Аркадий Крупняков

—      Ты верно сказал, Япык,—заметил Аказ,—без согласия мурзы совет собирать не будем. А советоваться пора все же пришла. И я велю тебе, Япык: поезжай в Казань к мурзе и привези его поз­воление. Скажи так: Аказ очень жалеет, что его люди не хотят второй ясак давать, скажи—надо совет собрать, чтобы всем слово сказать, пусть ясак платят верно. Скажи: совет соберем по перво­му снегу.

—      Давно бы так. Япыка слушать не хотели—беда пришла.

—      Ты мудрый человек, Япык. Только поезжай скорей.

—      Я еду сейчас же. Мне все равно товар надо добывать.

—      Отдавай мой лужай Япыку!—сердито сказал Янгин, когда Япык ушел.—Я хвостом татарской кобылы быть не хочу. Брошу все, уеду в Васильград, русским служить буду.

—      Послушай...

—      Чем такие слова слушать, лучше вовсе глухим быть. «Аказ очень жалеет».

—      Дразниться умеешь — думать не умеешь,— строго сказал Аказ.—Поезжай за мной и будешь делать все, что я скажу.

Отъехав от кюсото, Аказ сошел с коня, вытащил нож, срезал несколько молодых липок, очистил от коры.

—      Чего смотришь? Слезай,— сказал он Янгину, молча наблю­давшему за братом.—Помогай, на конце каждой палки режь нашу тамгу.

—      Значит, совет соберешь все-таки?—догадался Янгин и сразу соскочил с коня.

—      Вырежем двадцать палок, ты подберешь из своих людей пя­терых надежных и дашь каждому по четыре палки. Им про совет не сказывай—пусть они найдут старейшин и, ничего не говоря, от­дадут каждому по палке с нашей тамгой. Этого будет достаточно. Через неделю все у меня будут.

—      Что им скажешь?

—      Об этом потом. Главное, чтобы никто не знал о совете. Сей­час поезжай по илемам, собери разбежавшихся людей, все вместе жилье стройте, друг другу помогайте. Помни: зима скоро. Если людям лужая будет плохо, с тебя спрошу.

И они расстались.

Из руэма в руэм, из илема в илем переходили люди Янгина пять дней и ночей. Они никому ничего не говорили, заходили толь­ко к старейшине и молча отдавали липовую палку с вырезанной на ней тамгой Аказа.

Не нужно было слов: седые древние старцы понимали все, мол­ча обувались в лапти и седлали лошадей. Идут посыльные молча.

Ни одного слова не сказано, но идут за ними слухи. Говорят люди, что нельзя больше терпеть бесчинства мурзаков, пора что-то делать. Лучше к русским с поклоном идти, лучше Москве ясак платить. И еще шли слухи: русский царь готовит на Казань небы­валый поход и покорит ее. И будто пойдут рати двумя дорогами.

И это была правда.

Знает Аказ, что совет надо проводить втайне. И надумал хитро: распорядился готовить поминки по Туге — грех не помянуть родителя новым хлебом.

Старики сходились потихоньку, поминали покойного лужавуя, а в тот день, когда к Аказу пришел последний из двадцати ста­рейшин, надумал хозяин устроить большую охоту. На охоту пришли Янгин и Ковяж да Магметка Безубов.

Забрались в самое глухое место, сложили луки и стрелы на берегу ручья, уселись в круг. Все без шапок: развеваются на ветру седые волосы старейшин. Шапки перед советом принесены в жертву Шюдыр-ону—владыке звезд. Это он, шествуя по юмын комбо корно[2], наделяет людей мудростью или совсем отнимает разум. Знают старики: отдашь ему в подарок шапку—даст полную голову ума. А перед советом всегда жертву Шюдыр-ону приносят— разума каждому надо много.

Прежде чем начать совет, старейшины по очереди рассказыва­ют про дела и жизнь своих людей. Что сделано хорошего, что пло­хого. Какие радости у народа, какие печали. Слушает Аказ—мрач­неет его лицо. Нет радости в голосах старейшин, одно горе. Там мурзаки сожгли илем, там увезли невесту или забрали последние запасы хлеба и мяса. И уж совсем дрожат голоса стариков, когда говорят они об осквернении святынь.

Сказали свои слова старейшины и молчат. Ждут, что скажет Аказ.

Тот тоже молчит, думает. Потом говорит:

—      Вот о чем хочу спросить вас, дорогие мои отцы. Жил наш народ под властью казанцев. Теперь нашу землю отдали крымско­му мурзе Кучаку. Так ли тяжело было тогда, как сейчас?

Самый старый из старейшин Сарвай (ему без малого сто лег) ответил:

—      Были мы тогда под мурзой Тимером, и жить было легче. Ясак он тоже брал, но не два раза в год, нет. Невест он тоже брал, но только на одну ночь, а не на десять лет, как сейчас. При­езжали татары в наши илемы и делали иногда обиды, но кюсото не оскверняли, нет. А теперь совсем житья не стало. Давайте будем думать, как жизнь нашу защитить. Говори, Аку, ты—лужавуй!

—      Сколько раз на советах мы говорили: «Давай, будем ду­мать»,— начал Аказ.— Сколько передумали, а народ наш в ни­щете. Видно, плохо мы думали, не в ту сторону глядели. Давайте на Москву поглядим. Никто нас от мурзы Кучака не спасет. Ханы в Казани меняются почти каждый год, а он неизменно грабит нас. У нас силы встать против Кучака хватит, и мы прогоним мурзу. Но тогда поднимется за него все ханство, и снова умоется наш народ кровью. А встать против всего ханства сил у нас не хватит. Но мы можем умножить свою силу. Надо просить русского царя, чтобы он взял нас под свою руку и защитил. Если мы с Москвой будем, никто не посмеет поднять на нас меч. Вот о чем думать надо.

Молчат старики, смотрят на огонь костра. Думу про русских взять в голову легко, но будет ли от того легче жить?

И снова говорит Сарвай:

—      Про русских не только ты, Аказ, думаешь — весь народ об этом говорит. Но много ли мы знаем о Москве, о ее законах? Та­тары с нас ясак берут, а русские, может, и землю возьмут. Много раз по приказу Казани мы нападали на московских воинов. Не злопамятны ли русские, не будут ли мстить нам? Много дум у на­рода, а кто на них ответить может? Ты сам можешь ли?

—      Того, что ты говоришь, я не знаю. Но одно мне известно хо­рошо: русские не вероломны. Это добрый, великодушный народ, им можно во всем верить. Если их царь скажет про ясак, про землю, про защиту нашу, так и будет.

—      А ты знаешь, что он скажет?

—      Не знаю. А если бы послать к нему наших людей—узнал бы.

Рывком поднялся и подошел к костру Атлаш.

—      Пусть простят меня наши отцы, что вперед них в разговор лезу, но вижу в совете Аказа изъян. К русским на поклон идти— только господина поменять. Нынешнего господина, хорош он или плох, мы знаем. А каков будет новый хозяин? Вот это загадка. Старый господин наш стоит над нами много лет и на веру на нашу не посягает. Много ли среди наших людей магометан? Совсем ма­ло. Силой аллаху поклоняться не заставляет. А на русских посмо­трите. Еще нашими хозяевами не стали и не знают, станут ли, а дом своего бога на нашей земле поставили, монахи ихние рыщут по нашим лесам, будто лисы, кресты таскают целыми мешками. И если пойти под их власть, они кюсото наши осквернять не станут, они прямо вырубят их и заставят нас позабыть веру наших пред­ков. Может, мы от волка уйдем, а к медведю придем?

—      Дайте я скажу,—произнес, не поднимаясь с места, грузный Сивандай, и Аказ вздрогнул от его голоса. Сивандай был отцом пятерых сыновей, которые торговали с Казанью, и поэтому от него нельзя было ждать поддержки.

—      Много лет прожил я на этом свете, много видел. Только за мой век русские пять раз ходили на Казань. Однако Казань как стояла, так и стоит. И не смогут защитить нас московские рати, как не смогли они покорить ханство. Упадет на наши головы злоба татар, и будем мы втоптаны в грязь. Москва далеко, Казань близ­ко. Я тоже согласен с Атлашем: совет Аказа плох.

Посуровел Аказ, помрачнел. Разве таким, как Сивандай, дорог народ? Им только бы торговле ущерба не было. Такие продадут нее родное, лишь бы богатство свое сохранить. Неужели никто не поддержит. Аказ взглянул на Эшпая, мудрее которого не было среди старейшин. Что он скажет?

Эшпай поднялся, но к костру не подошел. Сказал:

—      Старые люди говорили: «Время идет—его, как теленка, за веревку не привяжешь». Ты прав, Сивандай,—русские ханство не покорили. Но теперь пришло другое время—Казань слабеет. Сафа-

Гирей тянет ее в крымскую сторону, Сююмбике—в ногайскую, а коренные казанцы не хотят их обоих. Ханство теперь не такое, ка­ким было раньше. И Русь стала не та—сколь земель слилось в од­ну, подумай-ка. Теперь у Москвы, говорят, стрелы не деревянные, а огненные, и много силы. Время идет вперед—и они покорят Ка­зань, а мы тогда лишимся своей земли. Народ наш поставят рядом с казанцами, и будем мы побежденными пленниками, а русские будут вправе делать с нами, что захотят. Надо ли ждать этого? Пришла пора поклониться русскому царю и помогать ему воевать Казань. Тогда мы будем русским, как братья. И будем сами вла­деть своими землями по праву победителей.