Голубое шампанское - Джон Варли

за запястье, разжала ее пальцы и повернула руку ладонью вверх. – Это и есть та самая личность… то самое тело, которое совершило убийство? И это та самая рука, которая держала нож и убила Ингрэм? Эта рука, а не тысячи других «ваших» рук?

Барби нахмурилась.

– Если задавать вопрос так, то нет. Эта рука не держала орудие убийства. Но наша рука держала. Так какая разница?

– В глаза закона – весьма существенная.

Бах вздохнула и выпустила руку женщины. Женщины? А можно ли называть ее женщиной? Она поняла, что ей нужно узнать о стандартистах больше. А пока удобнее считать их женщинами, потому что у них женские лица.

– Давайте попробуем сначала. Мне нужно, чтобы вы – и свидетели преступления – посмотрели запись убийства. Я не смогу различить убийцу, жертву или любого из стоявших рядом. Но вы наверняка сможете. Полагаю, что вы… словом, есть такая поговорка: «Все китайцы на одно лицо». Но это, разумеется, справедливо для европейских рас. Азиаты различают друг друга без проблем. Вот я и подумала, что вы… что ваши люди сможете… – Она смолкла, увидев на лице барби недоумение.

– Мы не понимаем, о чем вы говорите.

Плечи Анны-Луизы поникли.

– То есть вы не сможете… даже если увидите ее снова?..

Женщина пожала плечами:

– Для этого тела мы все выглядим одинаково.

* * *

Вечером в тот же день Анна-Луиза улеглась дома на пневматическую кровать, окружив себя клочками бумаг. Смотрелось это неприглядно, но запись на бумаге стимулировала ее мышление гораздо сильнее, чем ввод данных в персональный инфоархив. И еще ей лучше всего работалось поздно вечером, дома, в постели, после ванны или секса. Сегодня у нее было и то, и другое, и лейтенант поняла, что полученная в результате бодрящая ясность мышления потребуется ей целиком.

Стандартисты.

Они были захолустной религиозной сектой, основанной девяносто лет назад кем-то, чье имя не сохранилось. Это ее ничуть не удивило, поскольку неофиты отказывались от имен, присоединяясь к секте, и прилагали все не запрещенные законом усилия, чтобы уничтожить память и об имени, и о своей личности – словно он или она никогда не существовали. Пресса быстро прилепила к ним эпитет «барби». Это слово означало популярную в двадцатом и в начале двадцать первого столетия детскую игрушку – пластиковую, бесполую и массово производимую куклу-девочку с изысканным гардеробом.

Дела у барби шли на удивление хорошо для группы, члены которой не воспроизводятся естественным путем и чьи ряды пополняются исключительно за счет новичков из внешнего мира. В продолжении лет двадцати их количество возрастало, затем стабилизировалось, когда смертность уравновесилась притоком неофитов, которых в секте называли «компонентами». Они умеренно страдали от религиозной нетерпимости, перемещались из страны в страну, и в конечном итоге большая часть секты шестьдесят лет назад перебралась на Луну.

Они вербовали новых компонентов из неудачников – тех, кто неуютно чувствовал себя в мире, проповедующем подчинение определенным нормам, пассивность и терпимость к миллиардам соседей, однако вознаграждал лишь тех, у кого хватало индивидуализма и агрессивности, чтобы выделиться из стада. Барби самоустранились из системы, где человеку приходилось одновременно быть и лицом в толпе, и гордым индивидуумом с надеждами, мечтами и желаниями. Они стали наследниками древней традиции аскетического ухода, меняя свои имена, тела и временные желания на размеренную и очень простую жизнь.

Бах поняла, что, возможно, несправедлива к некоторым их них – среди барби вполне могли оказаться и такие, кого просто привлекли религиозные идеи секты. Хотя, по ее мнению, в этом учении мало что имело смысл.

Она пролистала их догматы, делая пометки. Стандартисты проповедовали единство человечества, клеймили свободу воли и поднимали группу и консенсус до полубожественного уровня. Ничего особенного их теория собой не представляла, зато практика… Практика вызывала у людей тошноту.

Имелись у них и теория творения, и божество, которому не поклонялись. Вселенная возникла, когда ее создала некая безымянная богиня – прототип матери-земли. Она же заселила мир людьми – совершенно одинаковыми, отштампованными в одной универсальной форме.

Далее возник грех. Кое-кто из них начал задумываться. У этой личности имелось имя, полученное уже после греха как часть наказания, но Бах его так и не отыскала. Она решила, что это грязное или ругательное слово, которое стандартисты никогда не сообщают чужакам.

Так вот, этот человек спросил богиню, ради чего все это сделано? Чем богиню не устраивала первоначальная пустота, раз она решила заполнить ее людьми, чье существование лишено смысла?

И это оказалось последней каплей. По необъясненным причинам – даже спрашивать о них считалось кощунством – богиня наказала людей, впустив в мир разнообразие. Бородавки, большие носы, курчавые волосы, белая кожа, люди высокие, люди толстые, люди уродливые, голубые глаза, волосы на коже, веснушки, половые органы. Миллиарды лиц и отпечатков пальцев, каждая душа заперта в оболочку, отличную от другой, и каждой приходится различить нужный голос среди криков и воплей толпы.

Однако теперь вера стремилась вернуть тот утерянный рай. Когда все люди снова станут единой личностью, богиня с радостью раскроет им объятия. А жизнь есть лишь проверка, испытание.

С этим утверждением Бах безусловно согласилась. Она собрала заметки, сложила их в стопку, потом взяла привезенную из Энитауна книгу. Барби дали ее в ответ на просьбу показать изображение убитой женщины.

И в книге она нашла чертеж человеческого существа.

Называлось все это «Книга стандартов». Каждая барби постоянно носила с собой экземпляр этой книги, привязанный к поясу мерной лентой. В ней чисто инженерным языком описывалось, как должна выглядеть барби. А на многочисленных чертежах изображались части тела – с допусками и размерами в миллиметрах.

Она захлопнула книгу и села, сунув под голову подушку. Потом взяла видеоблокнот и набрала код, вызывающий на экран запись убийства. И в двадцатый раз за вечер увидела, как из толпы одинаковых фигур на станции выскакивает некто, полосует ножом Лею Ингрэм и тут же растворяется в толпе, оставив на полу истекающую кровью жертву.

Она замедлила воспроизведение, сосредоточившись на убийце и пытаясь заметить в ней хоть какую-нибудь особенность. Сошло бы что угодно. Блеснул нож. Брызнула кровь. Заметались барби. Несколько бросились вслед за убийцей, но отреагировали они слишком медленно. Люди редко реагируют достаточно быстро. Но у убийцы на руках осталась кровь. Надо будет спросить об этом.

Бах просмотрела запись еще раз, не увидела ничего полезного и решила, что на сегодня с нее хватит.

* * *

Комната была длинной и высокой, ярко освещенной световыми полосками на потолке. Бах шла следом за санитаром вдоль рядов квадратных ячеек на