Спаситель Петрограда - Алексей Лукьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Истратив все деньги, Родригес понял, что ему не на что возвращаться, поэтому ушел с праздника не попрощавшись, но широко улыбаясь жизни. В течение года он пешком, на попутках и зайцем добирался до родного города, дрался с ментами, пил с бомжами, попрошайничал на улицах Москвы и Петербурга, рвал пуп на случайных заработках и тотчас спускал эти заработки в карты и на женщин, которые не отставали от Родригеса ни на минуту.
То есть остался при своих.
Однажды, год спустя, Мехавятки оглядел дело рук своих, решил, что это хорошо, сел в персональный самолет и полетел в родной город, чтобы предстать перед справедливым судом, но выглядеть победителем. Поцеловал перед дорогой жену, обнял дочек, пожал сыну руку — и отправился.
В аэропорту дорогого гостя встречала делегация местных шишек. Лимузины, эскорт мотоциклистов, флажки и проча. На улицах толпы, все скандируют, свистят, радуются. Попросил Мехавятки приостановить процессию, вышел на улицу, давай руки пожимать, шутить, разговаривать о наболевшем…
И тут как раз Родригес вернулся домой. Видит — толпа, праздник. Он, радостный, ныряет в толпу, клеит попутно девушек, и тут ему руку жмет какой-то господин в мундире товарища полковника неясно каких сил. И Родригес узнает того самого Мехавятки Готлиба, с которым менялся судьбой. И радостно так улыбается ему, мол, какая приятная встреча, почти родственник! Как дела? Вы там держитесь, мы с вами, но пасаран, патриа о муэрте!
А Мехавятки смотрит: вот те на! На Родригесе какая-то хламида без рукавов, куцая, штопаная, и совсем даже не пончо, а попона конская, не иначе. Аж вскрикнул от удивления — как это такая приличная и качественно скроенная судьба всего за год так изнохратилась?! И тем не менее Родригес несет эту судьбу, как горностаевую мантию.
Глянул товарищ майор, то бишь полковник, конечно, на себя… и видит безукоризненно сработанную, новенькую, с иголочки, прежнюю свою судьбу. И вскрикнул еще раз, уже от ужаса. Впрочем, именно здесь наша история и кончается.
Да, удивительное все-таки это искусство — носить собственную судьбу.
6. Город потерянных душ
Колючий выводил свой взвод из окружения уже в чине лейтенанта, хотя был призван в армию на срочную всего пятнадцать месяцев назад. Все мы лейтенанты, когда младшего офицерского состава некомплект. Унтеров хватает, правда, но унтером Колючий стал еще до окружения, когда вернулся из разбитого в пыль блокпоста, грязный, пахнущий говном, но с пленным чехом и картой баз и подземных укреплений боевиков. Тогда он стал прапором.
А вот сейчас их обложили конкретно, не просочишься. За голову Колючего чечены назначили награду — десять косых баксов. Потому что его взвод всегда выходил сухим из самых мокрых стычек, и никогда ни на что не разменивался, ни с чехами, ни с шакалами. Шакалы Колючего тоже не любили. Этот малый умел воевать, в отличие от многих из капитанов, майоров и полковников. Или ему просто везло?! Что-то подозрительно часто ему везло.
Накрыли их в какой-то маленькой деревушке. Там был бункер, соединенный подземным ходом с другим таким же бункером, но только десятью километрами севернее, и туда пробиться без артиллерийской поддержки не было никакой возможности. А снаряды рвутся — нефтепроводам хана. Очень серьезная артерия там была.
Вот Колючий и собирался вместе с взводным старлеем провести ребят по бетонной кишке в гости к чехам. И кто-то их вломил из штаба, и обложили хлопцев так плотно, что ни о какой боевой операции и речи быть не могло — выскочить бы живыми.
Всем известно, что чехи давно готовились к войне. В Отечественную им не дали пройти дагестанцы, а то бы худо, наверное, пришлось биться на два фронта. А как Сталин прошерстил их окончательно, так очухались чечены только при Брежневе. Всем же известно, что в восьмидесятые в Чечню колонны грузовиков завозили цемент. Под каждой деревней подземный бункер, все соединены ходами — грузовики под землей ездят.
— Вот суки, — рассуждали теперь срочники, выглядывая из укрытий. — Колян, неужто опаньки нам?
— Не ссыте в рюмку, подкрепление вышлют — пробьемся, — огрызался Колючий.
Но взводного скоро не стало — осколок гранаты, а подкрепления не было.
Колючий взял радиста за жабры и вышел на связь. И тут ему по-настоящему повезло.
— Воронеж, я Суздаль! Когда будет подкрепление?
— Суздаль, я Воронеж. Где взводный?
— Убит, я принял командование на себя.
— Ага. Прапорщик Ерогов?
— Так точно.
— А известно ли вам, товарищ прапорщик, что у меня на столе лежит приказ о присвоении вам внеочередного воинского звания — лейтенант, и представление о награждении вас медалью «Герой России» посмертно?
— Никак нет.
— Ну что же, теперь вы знаете. Будь здоров, Ерогов.
Вот так, открытым текстом, Колючему сообщили, что подкрепления не будет.
— Красиво, — оценил новоиспеченный лейтенант жест командования. — Ну что, ребята, по домам?
Ребята не поняли.
— Только что я получил сообщение, что нас демобилизовали подчистую, но без выходного пособия, — начал Колючий усиленную политинформацию. — Гасим чехов — и по домам, даже в часть можно не возвращаться.
— Ты, командир, не пори чушь, — влез радист. — Сдали нас, пацаны, по наводке мы влетели.
— Отставить, — прорычал лейтенант Ерогов. — Я сказал: бери шинель — пошли домой. Я вам еще покажу небо в алмазах.
Взвод приободрился. Колючий не раз выводил их из аховых ситуёвин, так что верить ему было можно.
— Нас сейчас промурыжат до тех пор, пока у нас боеприпасы не кончатся, потом возьмут теплыми. Но можно уйти по коридору.
— Там же мины… — сказал кто-то.
— А вот это не твои заботы, сынок, папа скажет — сделаешь, — успокоил неизвестно кого Колючий. — Витман, Борискин и Афанасьев — замыкающие, остальные — за мной, след в след.
Внизу, в темноте бетонного коридора, зажглись фонарики. Все еще пахло теплой кровью — двое подорвались на растяжке. Именно этот глухой взрыв и захлопнул ловушку, он и послужил сигналом к атаке.
— Панов, что там? — крикнул вглубь туннеля лейтенант.
— Плотно, — послышался голос, и луч света выхватил в двух метрах от входа скрюченного Панова. — Тут и бригада саперов только через неделю управится.
— Чистить не будем, так пойдем, — приказал Колючий. — Пусть сами чистят, а мы еще пару подарочков оставим. Крикните там замыкающим, пусть спускаются, и минируйте вход.
Шли след в след, двадцать один человек плюс лейтенант Колючий впереди. Шли уже пятнадцать минут. Хрен знает, когда чехи сунутся проверить, чего это взвод Колючего замолчал, идти надо быстрее. Есть три ответвления в этом туннеле, ныряем в третье — и сваливаем. Нет, лучше во второе.
Первым заметил, что потолок ушел круто вверх, кто-то из новеньких.
— Идиоты, чем по сторонам смотреть, под ноги глядеть надо, — зашипел Колючий. Сзади ухнул взрыв. Ерогов глянул на часы — сорок три минуты прошло. Это треть пути. И ни одного ответвления?
— Херово, — пробубнил он, но услышавшие это замечание отнесли его к темпу движения.
— Может, прибавим ходу, командир? — спросил радист, пыхтевший под рацией.
— Оставь ты эту дуру, на хер она тебе сдалась, — ответил, не оборачиваясь, лейтенант. — А ходу прибавить нельзя, мины кругом.
— Может, кончились уже?
— Может, и кончились, — согласился Колючий. — Но пару растяжек я тебе и с закрытыми глазами прямо сейчас покажу.
Потолок вырос очень высоко, и стены тоже куда-то подевались. Исчезло эхо, гулял ветер, что-то скрипело, стучало, трещало и лопалось. Иногда фонари выхватывали из темноты очертания высотных зданий, кто-то узнавал в них гостиницу «Космос», районный загс, пивной ларек на Большевистской, баню деда Толи… кто-то скорее почувствовал, чем увидел, что над взводом прошли два, ростом с телеграфный столб, человека, а то вдруг колонна солдат оказалась меж колесами гигантской легковушки.
Солдаты, даже те, что уже видели потрошеных чехами земляков и дружков, распакованных взрывами как консервная банка под паровым молотом, ежились. Новички присвистывали. Остальные еще тупо плелись, ставя сапоги точь-в-точь на след впереди идущего.
— Взвод, бегом, аарш! — крикнул Колючий и припустил вперед. Все увидели, что впереди зажглась искра выхода из норы, и ринулись за лейтенантом.
Панов выскочил на свет божий у метро «Баррикадная» и столкнулся нос к носу с давним кредитором Мишкой, которому должен был полсотни баксов. Витман сделал шаг из туннеля и оказался на углу Северной и Матросова, едва не угодив под колеса проходящего мимо грейдера. Радист вместе с так и не оставленной переносной радиостанцией ухнул со второго этажа родной общаги и сломал ногу, но, в общем, был доволен исходом событий.