Политическая антропология - Людвиг Вольтман

Брак с приданым вреден, когда приданое переходит пределы, необходимые для основания хозяйства или для предприятия, дающего средства к существованию, так как при таких обстоятельствах иные браки. Независимо от личных способностей, заключаются только ради «металлического звона». У индусов законодательство основывалось на строгом физическом и половом подборе. Причем отцам запрещалось принимать самые ничтожные подарки за выдачу замуж дочери, «ибо кто из алчности берет за это подарок, тот — продавец своего дитяти» (Manu. III. 51).

А Теогнис из Мегары жалуется в стихах:

«…но женитьба на дочери презренного плута не печалит честного человека, лишь бы она принесла ему с собою сокровища».«Также и женщина не противится стать женой подлеца, лишь бы он был богат, ибо предпочитает она золото добродетели».[221]

Взаимная склонность и ревность, в такой же мере, как и целомудрие и верность, являются теми важными душевными узами, которые содействуют развитию культуроспособных форм брака и семьи. Есть племена, у которых брачные узы верности еще мало развиты, и даже в тех случаях, где существует длительное единобрачие, все же практикуются по временам отдача жен напрокат и обмен их, а также предоставление дочерей и жен гостям, что, само собою разумеется, не может содействовать усовершенствованию социальной и духовной жизни. Свобода супружеских уз только при известных обстоятельствах может быть выгодной для расы. Так, Зороастр разрешал персам, в случае бесплодия жены, брать другую жену, чтобы иметь детей, так как бездетность была для персов тяжким несчастием, и поэтому царь ежегодно выдавал награду за обилие детей. Плутарх сообщает то же самое о спартанцах: «Если пожилой муж молодой женщины почувствует расположение к хорошо сложенному, молодцеватому юноше и считает его дельным человеком, то он может привести его к своей жене и присвоить себе дитя, которое произойдет от столь благородной крови. С другой стороны, достойному мужчине, которому понравилась плодовитая и добродетельная жена другого, позволялось просить у ее мужа разрешения жить с нею и совместно с ним засеять благословенное поле, распложая благородных детей, тесно соединенных кровными родственными узами, и в жилах которых текла бы благородная кровь».

Первою ступенью более глубокого духовного понимания супружеской жизни является требование верности и целомудрия со стороны женщины. Мужчина имеет большею частью право прогнать или умертвить жену, захватив ее на месте преступления. Это преимущество мужчины оправдывается естественно, так как вследствие физиологического призвания женщины, ее проступок отзывается вреднее на зарождении и воспитании потомства, чем проступок мужчины. Это понимали уже те индейские племена Парагвая, которые, сознав опасность слишком близкого соприкосновения с белыми, старались как можно более оградить своих женщин, путем строгих обычных законов, от общения с европейцами и предохранить их от специфических половых болезней.[222] Еще более высокая ступень брачной культуры заключается в том, что и на мужчину возлагается внебрачная верность как обычный долг. Любящий прикрасить Тацит полагает, что у германцев только очень немногие имели несколько жен, и те поступали так не из чувственных побуждений, а вследствие своего высокого положения. Что Тацит здесь излагает басню — это вполне ясно, так как у германцев, как и у греков и римлян, конкубинат допускался обычаем и законом, пока он не был запрещен Карлом Великим.[223] Многие первобытные расы соблюдают, в противоположность высококультурным народам, «половую дисциплину» в браке, запрещая в определенные периоды половые сношения, именно в период беременности и кормления грудью. Когда у племени вадо женщина кормит грудью ребенка, то она в течение года совсем не имеет сношения с мужем. В Новой Каледонии жена во время регул и беременности, и в период кормления, который длится три года, — неприкосновенна. Конечно, полигамия облегчает соблюдение такого обычая.[224]

Карл Великий в своих брачных законах повелел новобрачным воздерживаться после свадьбы первые два или три дня, дабы от них рождались здоровые потомки, так как, — замечает Ромер, — необходимо было помешать вредному влиянию на первый плод супружества результатов усталости, которая могла быть вызвана шумными, нередко продолжающимися до второго дня, веселостями и чересчур обильным употреблением пищи и напитков.

У всех рас путем обычая и правовым образом выработалась норма, согласно которой вступление в брак может иметь место только с определенного возраста. Решающим обстоятельством является здесь физиологический факт, что одни расы созревают в половом отношении раньше других, и женские индивидуумы — раньше мужских. Книга законов Ману допускает, например, одиннадцать лет — в виде исключения: восемь лет — для вступления в брак, если жених — отличный, красивый юноша; римское право требовало для мужского пола полных четырнадцати лет, для женского — полных двенадцати.

Половое целомудрие до брака редко требуется, и во всяком случае оно скорее требуется от девушки, нежели от юноши. Например, у северо-западных племен Нового Мекленбурга молодая девушка может оказывать свое расположение, кому ей угодно. Лишь только, однако, она будет помолвлена с кем-нибудь или же выйдет замуж и станет собственностью мужчины, то ее неверность наказывается очень тяжко, даже смертью. Где обычай придерживается этого, и где расовые предрасположения и жизненные привычки делают возможным сохранение целомудрия до брака и вступление в него с ненарушенными чувственными и духовными силами, там оно (т. е. целомудрие) является средством органического и социального прогресса семьи. Необычайное здоровье и крепость германской расы не в малой степени, конечно, зависели от того, что добрачное целомудрие и полное созревание для брака были правилами. «Так, в полноте сил сочетаются юноша и девица, и о полной силе родителей свидетельствуют их дети» (Germ. С. 20). Но эти строгие нравы в последующие века, по-видимому, сильно ослабели, ибо в лангобардских законах уже порицается то, что многие взрослые женщины, особенно в деревнях, вступают в брак с еще неспособными к брачному сожительству юношами. Подобные браки должны быть недействительны, когда мальчик не достиг еще своих четырнадцати лет. В вестготских законах порицается похотливость достигших половой зрелости девушек, которые не могут выжидать более позднего и медленного развития мужчины. Также и в других случаях разные другие постановления законов указывают на происшедшее, вследствие неестественного сладострастия и чрезмерного злоупотребления половыми сношениями, вырождение этого века.[225]

Прежде чем молодым мужчинам будет разрешено вступление в брак, они должны бывают, во многих местах, подвергнуться испытанию зрелости и мужества. У диких обитателей Формозы, например, молодой человек, желающий жениться, должен принести своей будущей невесте голову китайца как трофей. У других племен требуются от мужчины экономические действия. У вадо кандидат в мужья должен доказать, что он знает всякую полевую работу и может сам выстроить жилице.

Также и в других случаях находят много правовых постановлений, которые направлены к поддержанию физиологических и хозяйственных задач семьи. Так, Карл Великий повелел, чтобы новобрачный в первый год своего брака был освобожден от всех военных повинностей и государственных тягот.

У многих племен существует обыкновение подготовлять, путем воспитания, подрастающих и созревающих в половом отношении детей, именно — девушек, к брачной жизни. У вадо, например, молодая девушка, впервые менструировавшая, отдается на дом к учительнице, которая должна обучать ее всем обычаям и обыкновениям, касающимся жизни женщины. Здесь обнаруживается здоровое понимание половой жизни, которое высоко превосходит неестественное жеманство (Pruderie) цивилизованных народов, у которых девушка вступает в брак, большею частью не имея достаточного ясного представления о физиологических задачах супруги и матери.

Жена, которая рождает ребенка, кормит и воспитывает его, должна заботиться о молодом поколении и работать для него. У многих первобытных племен мужчина мало или совсем не заботится о детях. Так, о первоначальных обитателях Кола и Коброер, которые бродят по лесам и держатся на деревьях и в пещерах, сообщают, что у них дети принадлежат матери, которая обязана заботиться об их воспитании.[226] Что это происходит не вследствие грубости и небрежности отца, но необходимым образом вытекает из естественного положения вещей, доказывается тем, что эти лесные жители очень любят своих детей. У короадосов вся тяжесть домашней работы, собирание пищевых продуктов, ношение всех тяжестей и маленьких детей лежат на жене. Мужья занимаются только охотою. Но последняя часто бывает очень трудной и опасной и требует силы, терпения и искусства.[227]