Приговор на брудершафт - Геннадий Геннадьевич Сорокин

ножку бокалы держала? Я бы так же делал. При изучении протокола осмотра места происшествия меня заинтересовало, почему на бутылке нет следов пальцев рук. По идее, ты должна была стереть свои отпечатки, войти в спальню и обжать ладонью спящего Долматова бутылку. Но ты этого не сделала. Почему? Побоялась, что он проснется?

Нечаева кивнула:

– К спящему мужику лучше не соваться.

– Еще один непонятный момент. Зачем вы трусики порвали? Для правдоподобности?

– Плавки уже не новые были, не жалко.

Воронов впервые за весь день услышал подтверждение своей теории и повеселел.

– После бокалов оставалось совсем немного – напоить Дерябину и вызвать милицию.

– Она не могла пить, – припомнив события восьмилетней давности, сказала Марина. – Я налила ей рюмку водки. Лена выпила залпом, и ее тут же вырвало. Еще рюмка – тот же результат. Я махнула рукой и позвонила «02». К приезду милиции Лена не была пьяной, но спиртным от нее несло за версту.

– Остальную водку она допила по дороге в СМЭ?

– Следователь выписал Дерябиной направление в СМЭ и сказал своим ходом добираться. По пути мы три раза останавливались. Лена пробовала допить водку, но всякий раз неудачно. Только она сделает глоток, так с нее все фонтаном тут же выплескивается. Кое-как я заставила ее перетерпеть рвоту. Лена – девочка хрупкая, остатков водки в желудке хватило, чтобы опьянеть. Со взрослой женщиной или толстушкой такой номер бы не прошел.

– В этот день сама судьба была против Долматова! – воскликнул Воронов. – Врачи должны были поинтересоваться, какого черта девушка, выпившая водку четыре часа назад, имеет все признаки развивающегося опьянения? К тому же запах! Перегар от свежака отличается.

– Врачей больше, чем опьянение, заинтересовал вопрос, когда Елена начала жить половой жизнью. Она категорически отказалась отвечать, начался спор, угрозы. Пришлось мне вмешаться, о врачебной этике напомнить. Тут Елена стала стремительно трезветь, но кровь-то у нее уже на экспертизу взяли, так что дальше все было по плану.

– Как Катя к этим событиям отнеслась?

– Она была в экстазе. Кричала на меня, пока голос не сорвала. Но было уже поздно! Говоря твоими словами, жернова правосудия завертелись.

– Незадолго до 10 сентября к Дерябиным приходил участковый – разбираться с жалобой на шум. Я уверен: это был твой сообщник. Но с какой целью он приходил и каких результатов добился, не знаю. Могу предположить, что он был моим коллегой в полном смысле слова. На каком курсе он учился?

– Почему ты решил, что он курсант? На нем была форма лейтенанта милиции.

– Буквы «К» у меня на погонах не значат «курсант». Мы имеем статус слушателей, а буквы у нас свидетельствуют о принадлежности к учебному заведению, не более. Если твой консультант не мог объяснить разницу, то я исправлю его промах. Представь двух военнослужащих в звании «сержант». Один из них – срочной службы, второй остался на сверхсрочную. Погоны у сержантов одинаковые, с тремя поперечными лычками. На этом сходство заканчивается. Сержант срочной службы спит в казарме, в кармане носит календарик, в котором отмечает дни до дембеля. Сверхсрочник живет в офицерском общежитии, пьет по выходным водку с друзьями и получает зарплату, а не копеечное денежное довольствие. Но это все детали, несущественные тонкости!

Размышляя о Деле, я пришел к выводу, что в качестве консультанта и помощника режиссера по реквизиту выступал хорошо подготовленный специалист. Участковый на эту роль не подходит, квалификации и базовых знаний не хватит. Консультантом мог быть или офицер с соответствующим профильным образованием, или слушатель старших курсов. Действующий офицер в эту аферу ввязываться бы не стал. В случае разоблачения не Долматов, а он бы в зону пошел, так что остается слушатель. Веселый дерзкий паренек, способный рискнуть и проверить свои знания на практике. Он мало чем рисковал до тех пор, пока не появился у Дерябиных. Зачем он пришел к ним? Решил на месте проверить, как лучше пьесу разыграть?

– Не догадался.

– В остальном я прав? Это ведь был мой коллега? Плащ с офицерскими погонами найти не проблема, папку с бланками – тоже. Держись увереннее, и никто ничего не заподозрит. Это ведь только в кино жильцы своего участкового знают, а на практике, кроме алкашей и дебоширов, участкового в глаза никто не видел. Порядочному человеку с ним негде пересекаться.

– Интересная логика.

– Могу дополнить. Этот мнимый участковый был твоим тайным любовником. Офицер милиции вполне годится на эту роль, но тогда бы о нем знала Катерина Дерябина. Офицера-любовника не утаишь, а моего собрата – запросто. Если он жил в общежитии, то вообще никаких проблем.

– По своему опыту судишь?

– Примерно так.

– Надеюсь, ты не будешь выпытывать, кто этот человек?

– Я занялся этим делом не для того, чтобы восстановить справедливость или наказать виновных. Вначале мной двигало обычное любопытство, потом меня заинтересовали жернова правосудия, их безжалостный ход. Жернова правосудия – это квинтэссенция справедливости. Доказывать, что справедливость бывает несправедлива – дохлый номер. К тому же я не адвокат. Я стою с другой стороны баррикады. В этом Деле, на мой взгляд, преступниками, с большей или меньшей степенью вины, являетесь вы: ты, обе Дерябины, Титова, трое следователей прокуратуры, прокурор района, гособвинитель и судья, который рассматривал дело. Плюс твой консультант. Зачем мне с вами со всеми бодаться, ради чего? Чтобы восстановить справедливость? Я, при всем желании, ничего не смогу сделать. Я могу быть только исследователем-теоретиком, выстраивающим на ваших ошибках путь познания истины. Имя твоего консультанта мне не нужно. Назови его Вася или Петя, как угодно.

– Мы познакомились на дискотеке в институте, почти полгода украдкой встречались. Я как чувствовала – ни с кем его не знакомила.

– Марина, пока мама не пришла, давай перейдем к вопросам, которые меня интересуют. Как тебе удалось заставить девочку Лену плясать под твою дудку? Неужели она соблазнилась на деньги Долматова? Ни за что не поверю.

– Тебя правда Виктор зовут? Ты на самом деле из школы? – Воронов показал удостоверение. – Тогда слушай…

28

– За год до этих событий, – начала Нечаева, – в августе 1978 года, к нам в гости приехала тетка, сестра матери, с сыном. Моему двоюродному брату было 19 лет, осенью его должны были призвать в армию. Брат был высоким, физически развитым юношей, симпатичным, остроумным. Они гостили у нас три недели. Буквально в первые же дни брат познакомился с Леной Дерябиной. Фантастика! Она практически не выходила во двор, от мальчиков держалась в стороне, была замкнутой надменной девочкой, а тут вышла на пять минут, встретилась с братом взглядом и влюбилась на всю жизнь. Лена и брат стали тайно встречаться. Если бы об их отношениях узнали родители, то папа Лены закатил бы такой скандал, что мало никому бы не показалось. Он с младшей дочери пылинки сдувал и искренне считал, что она может общаться только с юношами из их круга, из аристократических семей. Мой брат к отпрыскам сливок общества не относился. Но любовь зла, полюбишь и козла! Лене было на условности наплевать, и она решила пойти до конца и навеки привязать любимого к себе. Недели через две после приезда брата я раньше времени пришла домой, открыла дверь своим ключом и слышу: из маленькой комнаты раздаются характерные звуки. Тебе показать эту комнату?

– Не надо. Я до армии в такой же