Легкий привкус измены - Валерий Исхаков

Но Катя говорила с ним просто и ласково, как со своим человеком, в ее голосе он не услышал ни обиды, ни злости, ни тем более отвращения, и неожиданно для себя спросил, не могут ли они встретиться, и, когда она спокойно и весело сказала, что да, конечно, он может к ней прийти хоть сейчас, если хочет, он ринулся к ней, в тот же миг позабыв свою тоску, как будто ее и не было, и только пожалел на бегу, что не догадался позвонить Кате вчера и потому потерял целый вечер, который мог провести с ней.

13

Вторая встреча отличалась от первой только тем, что они оба были совершенно трезвы и потому действовали одновременно и более решительно, прямолинейно, памятуя позавчерашние преодоленные барьеры, и более скованно, ибо разум все же отказывался принимать за норму простые и недвусмысленные физические действия между мужчиной и женщиной, еще не связанных даже подобием каких-либо чувств, одним только обоюдным желанием.

Больше всего Алексей Михайлович боялся, что, когда увидит Катю не в нарядном вечернем платье, а в каком-нибудь застиранном домашнем халате и тапочках на босу ногу, она разочарует его, покажется такой же простой и будничной, как собственная жена и столь же мало желанной. Но этого, к счастью, не произошло. Был халат и были тапочки, и вид у Кати был простой, домашний, свойский - но притом сквозь халат проглядывало только-только початое, еще не познанное толком ее тело, а в тапочках прятались узкие белые ступни с ровным аккуратными пальчиками и чуть шершавыми розовыми пятками, которые он, сам себе удивляясь, долго и с упоением целовал.

Но прежде чем дошло до пяток и пальчиков, был затянувшийся неловкий момент ожидания, когда они уселись на тот самый, опять задвинутый, сложенный, непонятный диван и сидели бок о бок, не глядя друг на друга и о чем-то пытаясь говорить, и он уже было решил, что без выпивки ничего не получится и надо спросить, нет ли у нее чего-нибудь в холодильнике, но тут она сказала что-то неважное, нейтральное, но с той самой грубоватой интонацией, с какой позавчера предлагала пройти и раздеться, и при этом чуть заметно, на несколько градусов, повернула в его сторону голову, и он уловил это движение боковым зрением и, уже не рассуждая, набросился на нее, обнял, прижал - и мгновение спустя на него хлынул и затопил аромат ее кожи.

14

После второго раза Алексею Михайловичу было легче возвращаться домой, легче сидеть рядом с женой, легче ее обманывать. Будто два раза не увеличили его вину ровно вдвое, а поделили ее пополам - и половинную долю вины он тащил бодро и почти радостно, уверенный, что не согнется и не упадет под этой ношей.

На третий раз он не пошел к Кате, а позвал ее к себе, пользуясь тем, что Наталья с дочерью уехали ночевать к теще, и на четвертый - тоже, и эти два раза как-то смутно запомнились ему и слились в один, хотя он точно знал, что их было два и что один раз они встречались вечером, а другой - утром, в субботу, когда Наталья работала, а дочка была у бабушки. И в этот другой - то есть уже четвертый раз, он рано, чуть ли не в восемь часов утра, позвонил Кате и разбудил ее, и еле уговорил сонную и слегка недовольную прийти к нему, покуда ее ребенок в школе, и потом долго стоял у окна и ждал, глядя на арку, из которой она должна была появиться, и когда увидел знакомое пальтишко и черный берет, обрадовался, как мальчишка на первом свидании.

Сами же свидания прошли как-то обыденно, без накала чувств, может быть, потому, что к тому времени оба уже понимали, что не смогут до бесконечности встречаться вот так, то у него, то у нее, это слишком опасно, и даже если они не попадутся, все равно ощущение постоянной опасности будет мешать им, да и просто неприятно, неприлично как-то заниматься этим у себя дома, словно изменяешь не только жене или мужу, но и собственному дому, который смотрит на тебя и тебя осуждает.

Единственной наградой за эти два свидания были Алексею Михайловичу новые ощущения, которые он испытал, впервые сам раздевая Катю в прихожей. Ему было приятно и непривычно самому расстегнуть пуговицы и снять с нее старенькое пальтишко, от которого исходил все тот же неистребимый запах ее тела, высвободить ее волосы из черного суконного берета с кожаным ободком, присев у ее ног, расстегнуть молнию сперва на одном сапоге, потом на другом, и снять их, придерживая за каблук и носок, и поставить в сторону, и прижаться лицом к ее длинной черной юбке, и запустить под нее руки, и губами трогать теплые зимние колготки, украшенные какими-то цветными ромбами и квадратиками, и слушать, как она ворчит на него, зачем, мол, целовать-то грязные тряпки, и в ответ лишь молча прижиматься и целовать.

Однако вечно молчать и целовать не получится. Это Алексей Михайлович прекрасно сознавал. Это бывает где-нибудь в раю, на необитаемом острове, но только не в нашей обычной городской жизни, где приходится долго-долго бегать и искать, прежде чем найдешь уединенное место, где можно молчать и целовать.

И Алексей Михайлович начал бегать и искать. Но поскольку он сам не знал толком, как надо бегать и искать и что, собственно, следует в его положении искать, и где это нужно искать, чтобы найти, а не просто бегать, высунув язык, создавая видимость бурной деятельности, он мог бы бегать и искать до бесконечности - вернее, до того не столько уж и отдаленного дня, когда сама надобность бегать и искать отпала бы, поскольку встречи с Катей прекратились бы сами собой, - но тут ему неожиданно повезло. То, за чем он бегал и что искал, само вдруг пришло к нему в руки, хотя он и не сразу понял, что это именно то.

Однажды в воскресенье, когда Алексей Михайлович валялся на диване с газетой, проглядывая колонки объявлений о сдаче и найме жилплощади, зазвонил телефон и бодрый и жизнерадостный голос Виктора стряхнул его с дивана.

- Нужна твоя помощь, старик!

- Ну, не знаю... - начал нерешительно Алексей Михайлович. И никакой колокольчик не зазвонил в нем, никакое предчувствие не ожило, никакой внутренний голос не сказал ему: "Это то! Это самое то и есть!"

- Ты сильно занят?

- Я? Да как тебе сказать...

- Выручай, старик, больше попросить некого. Дали "Газель" на два часа, но без грузчиков, а шофер тащить отказывается, недавно был радикулит. А одному мне ее никак на третий этаж без лифта не затащить.

- Ее?

- Да ее, ее - тахту проклятую! Купил тут по случаю, надо отвезти на квартиру. Только Наталье ни слова, умоляю, не дай бог до моей половины дойдет...

В этих фразах Алексей Михайлович уловил ключевые слова "тахта" и "квартира" - и просьба не говорить Наталье подстегнула его вялое воскресное воображение, и он вдруг подумал: "А что если?.." И больше ничего. Только это: "А что если?.." И не стал ни о чем Виктора спрашивать, и не стал больше сомневаться и сопротивляться, и сказал коротко:

- Сейчас соберусь.

- Жди у подъезда. Мы подскочим через десять минут! - выкрикнул Виктор.

И Алексей Михайлович вдруг безо всяких на то оснований поверил в будущую удачу. А удача редко обманывает тех, кто в нее верит.

15

В жизни порой случаются странные совпадения. Их никто не замечает, потому что люди редко сверяют свои впечатления, редко сравнивают даты, редко делятся сокровенными подробностями именно с теми, кто мог бы указать им на сходство их судеб. Только романисты набрасываются на совпадения, как бродячие псы на брошенные им кости, стараясь выгрызть и высосать из них все лакомые кусочки.

Даже потом, позже, когда они уже почти перестанут скрываться друг от друга, Виктор и Алексей Михайлович так и не признаются друг другу в том, когда и как начались у них близкие отношения с их новыми женщинами, и не узнают, какую важную роль сыграло для обоих одно и то же число - 26 ноября, сороковой день после смерти их общего приятеля Алексея Ивановича.

Именно 26 ноября Алексей Михайлович впервые пошел провожать Катю.

И в тот же вечер Виктор познакомился со своей будущей четвертой женой. Он так никогда и не узнал, с кем она пришла на сороковой день, кто был ее приятелем-художником, кому из целой шумной, развязной банды шалопаев, учеников Алексея Ивановича, она была и подругой, и натурщицей, - и никогда не хотел этого знать. Ему было вполне достаточно, что она - молодая, двадцатишестилетняя - придя в этот дом со своими ровесниками, предпочла им его - все еще крепкого и привлекательного, но все же без малого пятидесятилетнего мужчину, трижды женатого, отца четверых детей. И притом он был абсолютно уверен, что она выбрала его сама, не дожидаясь, пока он положит на нее глаз, и выбрала не на одну ночь и, может быть, даже не на один год, и этого ему было более чем достаточно. Он хотел ее, она хотела его, они получили друг друга в первую же ночь и с тех пор практически не расставались, ночуя по чужим студиям и квартирам приятелей, но оба точно так же, как Алесей Михайлович и Катя, понимали, что им нужно свое, собственное уединенное место, где они могли бы встречаться не тогда, когда выпадет возможность, а когда они этого захотят, но в отличие от Алексея Михайловича и Кати, Виктор хорошо знал, что ему нужно искать и где есть то, что ему нужно. Его вечная палочка-выручалочка О. снова пришла ему на помощь.