Включи мое сердце на «пять» - Саймон Стивенсон

метафорой, символизирующей надежду. И я даже знал уморительно смешную шутку про оазис! Я рассказал ее Эмбер, пока мы ехали, но она лишь озадаченно спросила, почему продюсер надеялся улучшить воду, помочившись в нее.

Дальше все стало только хуже.

Потому что Оазис Мары оказался миражом!

Нет, не в буквальном смысле слова.

Там действительно был прекрасный водоем, вокруг которого росли растения – в том числе настоящие деревья.

Это был мираж в переносном смысле, то есть совсем не то место, которое дарит надежду.

Ведь как только я открыл рот, чтобы во всем признаться Эмбер, она наклонилась, во что-то вглядываясь, а затем немедленно залилась слезами.

Там была еще одна табличка! Она гласила:

После утомительной поездки на запряженном лошадьми грузовом фургоне Мария-Элеонора Уоллон умерла в этом оазисе 10 марта 1903 года. Мать Элеоноры привезла девочку сюда, чтобы поправить ее слабое здоровье, а также потому, что нашла работу в находившемся неподалеку лагере старателей.

Люди!

И их таблички!

Я не могу!

Я не могу!

Я не могу!

Когда-нибудь я установлю табличку, четко разъясняющую, насколько я не могу с людьми и их табличками! Но тогда, несомненно, какой-нибудь человек вежливо установит табличку в знак того, что он прочел мою табличку!

И какой-нибудь другой доброжелательный человек вежливо установит табличку в знак того, что он прочел вторую табличку!

И так далее, пока вся планета не утонет в море табличек!

Люди!

И их таблички!

Я не могу!

Но я отклонился от темы. Эмбер нарвала диких цветов и положила их у таблички, посвященной бедной девочке, которая умерла давным-давно, пока ее мать проигрывала в Великой Игре с Нулевой Суммой.

Точнее, Эмбер уронила цветы рядом с табличкой, потому что она – удивительная растяпа.

Тем не менее это был прекрасный жест.

Эмбер – самый отзывчивый человек из тех, кого я знаю.

Но она продолжала плакать и поэтому по-прежнему являлась минным полем с ядерными зарядами.

А табличка про умирающего ребенка была даже хуже, чем та, которую установили в честь убийства.

10/10 там я не мог признаться в том, что я робот.

Мы вернулись к нашему уберу, испытывая негативные чувства.

Возможно, пустыня сама по себе – негативное место.

Если так, значит, она – предатель еще более коварный, чем ностальгия.

Эмбер спросила, не пора ли уже возвращаться в Лос-Анджелес. Но мы не могли вернуться: я еще не признался ей в том, что я робот. Поэтому я предложил ей зайти куда-нибудь поесть. Люди обычно поступают так, когда не знают, чем заняться. Именно в этом причина того, что столько людей страдают от ожирения.

Мы отправились в ближайший городок под названием Двадцать Девять Пальм. В нем росло семь пальм и не было никакой таблички, объясняющей, что стало с недостающими двадцатью двумя.

Я не могу.

* * *

В Двадцати Девяти Пальмах только одно место, где можно поесть, – «Кафе Милдред». В Эхо-парке заведение под названием «Кафе Милдред» было бы тематическим рестораном, под завязку набитым ухмыляющимися ностальгиками, которые поедали бы веганские версии традиционных блюд. Но «Кафе Милдред» в Двадцати Девяти Пальмах оказалось настолько аутентичным, что его фирменное блюдо – чудовищно вредный для здоровья жареный сыр!

Кстати, несмотря на свою полностью заслуженную славу, жареный сыр обладает трансцендентальными свойствами, которые не хуже, чем у тако. Ведь если вы предложите человеку гору расплавленного сыра и два ломтика поджаренного в масле хлеба, предупредив его о том, что данная пища повредит его коронарные артерии, человек немедленно откажется. Но просто поместите расплавленный сыр между ломтиками поджаренного хлеба, и человек даже не услышит вашего предупреждения, так как уже будет громко хрустеть созданным вами «жареным сыром».

Я выбрал для нас кабинку в глубине кафе. Мне не хотелось, чтобы местные мужланы подслушали наш разговор с Эмбер и узнали о том, что я робот. Многие из них, возможно, никогда в жизни не видели роботов. И даже если они услышат, что я – робот с чувствами, то, вероятно, все равно сожгут меня заживо – из принципа.

И тогда я стану жареным сыром!

И даже не трансцендентальным!

Ха!

В «Кафе Милдред» стояла древняя механическая система, позволявшая воспроизводить поп-музыку прямо в кабинке. Когда я попросил Эмбер выбрать песню, она по ошибке решила, что мною овладело романтическое настроение. Но на самом деле я просто хотел принять все меры предосторожности, чтобы местные фермеры-недоумки не сожгли меня заживо. По той же причине я заказал для нас обоих жареный сыр. Ведь разъяренный фермер-недоумок убьет меня гораздо быстрее, чем сердечный приступ!

Эмбер выбрала песню, которая была написана еще до Великой катастрофы.

Песню про человека, которого сжигают.

10/10 я надеялся, что это не дурное предзнаменование.

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ ПАЛЬМ, «КАФЕ МИЛДРЕД», ДЕНЬ

Кафе в пустыне, которое, похоже, ничуть не изменилось с 1950-х годов.

Джаред и Эмбер сидят в кабинке в глубине кафе. Играет песня «Light My Fire» группы «Doors».

ДЖАРЕД

Тебе здесь нравится? Аутентичное место.

ЭМБЕР

Ну конечно! Кому же не нравятся аутентичные заведения?

ДЖАРЕД

Разве что какому-нибудь роботу! Ха!

Эмбер неловко улыбается, услышав это, видимо, сделанное невпопад замечание.

ДЖАРЕД

Эмбер, я пригласил тебя по особой причине.

ЭМБЕР

Знаю. Ты хотел показать мне пустыню, и я благодарна тебе за это. Она прекрасна.

ДЖАРЕД

Нет, на самом деле причина в другом. Я подумал, что ты уже догадалась, потому что я создал для тебя предзнаменование.

ЭМБЕР

Что? Что это значит?

ОФИЦИАНТКА кладет перед ними ДВА СЭНДВИЧА С ЖАРЕНЫМ СЫРОМ.

Джаред смотрит на них с тревогой. Они выглядят опасными.

ДЖАРЕД

Не важно. Дело вот в чем: я уже давно хочу сообщить тебе эту информацию.

ЭМБЕР

Что сообщить?

ДЖАРЕД

И, Эмбер, когда я тебе это скажу, пожалуйста, не забывай, что я тебя люблю, и поэтому…

ЭМБЕР

(Прерывает его.)

Ты меня любишь? Но я тоже тебя люблю!

ДЖАРЕД

(Восхищенно.)

Правда?

ЭМБЕР

Конечно! Значит, мы оба любим друг друга!

О, Брэд! Это чудесно!

Джаред морщится. Она любит Брэда.

ДЖАРЕД

Да. Это чудесно. Но…

ЭМБЕР?

Но? Что значит «но»?

ДЖАРЕД

Я хотел поговорить не про любовь.

Джаред делает глубокий вдох, чтобы набраться храбрости.

Но затем он видит, что Эмбер смахивает слезу.

ДЖАРЕД

Ты собираешься плакать?

ЭМБЕР

Возможно. Так что ты хотел мне сказать, Брэд?

Джаред уже не хочет ничего говорить. Ведь плачущие люди – это минное поле с ядерными зарядами!

ДЖАРЕД

Я забыл.

ЭМБЕР

Брэд!

ДЖАРЕД

Прости. У меня амнезия.

ЭМБЕР

У тебя память лучше, чем у всех остальных моих знакомых.

Джаред понимает, что ему не отвертеться.

ДЖАРЕД

Я снова вспомнил. Я вот что хотел тебе сказать… В общем, я робот.

Песня «Light My Fire» достигает своего крещендо.

ЭМБЕР

Я ничего не слышу из-за музыки.

ДЖАРЕД

Я сказал: «Я робот».

ЭМБЕР

Все равно не слышу. Эта проклятая песня…

(Пытается уменьшить громкость.)

Кажется, она про человека, которого поджигают и…

Эмбер удается сделать музыку потише в ту секунду, когда Джаред повышает голос…

ДЖАРЕД

Я РОБОТ!

Джаред сказал это слишком громко. Эхо его слов разлетается по всему кафе.

Эмбер смотрит на Джареда.

ЭМБЕР

Повтори. Только тише.

Джаред делает музыку чуть громче.

ДЖАРЕД

Я робот. Мне очень жаль.

Эмбер продолжает смотреть на Джареда. Она потрясена.

ДЖАРЕД

Я понимаю, теперь ты должна донести на меня в Бюро роботехники. Я просто подумал…

(Пожимает плечами.)

Я не знаю, о