Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849-1855 г.) - Геннадий Невельской

Топограф Попов сообщал мне, что, следуя с Березиным вверх по Амуру для соединения с Н. М. Чихачёвым, он от селения Тыр {Против устья реки Амгуни.} производил глазомерную съёмку правого берега Амура до селения Кизи, положение которого таково: от мыса и селения Тыр до селения Тыми, на пространстве 20 вёрст (21 км), правый берег имеет широтное направление, а от селения Тыми до возвышенного скалистого мыса Аур, на пространстве около 90 вёрст — меридиональное. От этого селения до мыса Аур по берегу реки расположены следующие селения: Чальмок в 10 верстах (10,6 км) от Тыми, Пат в 20 верстах (21,3 км) от Чальмока, Хоре в 15 верстах (16 км) от Пата, Тенча в 10 верстах от Хоре, Пуль в 8 верстах (8,5 км) от Тенча, Коим в 5 верстах (5,3 км) от Пуля, Манзи в 5 верстах от Коима, Дире в 6 верстах (6,4 км) от Манзи и Аур в 10 верстах. Местность между селениями Пат и Хоре и между Манзи и Дире удобна для земледельческого заселения. Из селения Тенча через небольшой хребет гиляки ходят в лиман, в селение Чеме, лежащее в 20 верстах (21 км) от мыса Лазарева. Этим путём от Тенча до Чеме около 170 вёрст. На протяжении 40 вёрст (42 км), отделяющих селение и мыс Аур от Кизи, правый низменный берег имеет северо-западное направление. Здесь находятся селения — Каби посредине пути и Уди — в 5 верстах от Кизи.

Результаты всех упомянутых исследований весьма важны; они обнаружили: 1) что на обладание островом Сахалином сохраняется право за Россией; 2) что залив Де-Кастри представляет ближайший к лиману рейд в Татарском проливе; 3) что определение местоположения истоков Амгуни и Горина может указать окончательно, что по смыслу первого пункта Нерчинского трактата 1689 года Приамурский и Приуссурийский края до моря должны составлять принадлежность России и, наконец, 4) что на прибрежье Татарского пролива находятся закрытые бухты, более или менее связанные с Амуром и Уссури. Из вышесказанного очевидно, что для дальнейшего исследования края в видах окончательного разрешения весьма важного морского вопроса необходимо было бы основать следующие посты: в вершинах рек Горина и Амгуни, в селениях Кизи и Хунгари, на устье Уссури, в протоке Вияхту, на Сахалине и в заливе Де-Кастри; кроме того, такие же посты следовало бы поставить, по крайней мере, в двух бухтах к югу от этого залива, ибо, ввиду чаще и чаще появлявшихся иностранных судов в Татарском проливе, наблюдедение за ними невозможно из Николаевска, а без этого описываемый край может быть навсегда потерян для России. В связи с этим я решился действовать и потому отправил мичмана Чихачёва на ботике и баркасе в Николаевск с продовольствием и запасами как для обеспечения этого поста, так равно и для снабжения экспедиции, которую предполагалось отправить из Николаевска вверх по Амуру.

Между тем, 18 июля пришёл на петровский рейд корвет «Оливуца»; это было первое наше военное судно, посетившее Петровск. На нём находились мичманы Петров и Разградский, назначенные на службу в Петропавловск. Командир корвета, лейтенант Лихачёв {Лейтенант Лихачёв заменил достойного командира корвета И. Н. Сущёва, утонувшего в Петропавловске.}, представляя мне бумаги от Завойко, Кашеварова, от Главного правления Российско-Американский компании и от генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, заявил, что ему строго приказано быть в Петропавловске никак не позже 1 августа и что он для экспедиции ничего не привёз.

В то же самое время начальник Николаевского поста Н. К. Бошняк сообщил мне: 1) что в ночь с 15 на 16 июля пятеро матросов на вельботе неизвестно куда скрылись из поста; 2) что в команде всё более и более стали поговаривать о том, что будто бы маньчжуры скоро всех нас вырежут и 3) что принимаемые им меры к отысканию скрывшихся людей остаются тщетными. Некоторые из туземцев говорят, что они проплыли в лиман, а другие, напротив, утверждают, что беглецы ушли вверх по реке. Шлюпки у Чихачёва не было, да и посылать из команды было некого, ибо там оставалось всего 15 человек, из которых четверо было больных. Команда показала при опросе, что скрывшиеся люди неоднократно бегали и из Охотска.

Камчатский губернатор Завойко писал мне от 2 июня: "По неимению судов в Петропавловске корвет должен быть возвращён немедленно, а казённое довольствие в экспедицию будет доставлено осенью на боте «Кадьяк», который прежде этого должен развезти это довольствие в Гижигу и Тигиль. Казённых судов в Петровское более не будет".

Главное правление Российско-Американской компании в ответ на депешу мою, посланную 2 ноября 1851 года, писало мне от 1 марта 1852 года: "Распространение круга действия экспедиции за пределы высочайшего повеления не соответствует намерениям Главного правления, тем более, что, включая убытки, понесённые уже Компанией вследствие гибели затонувшего барка «Шелехов», достигающие 36 000 рублей, вместе с отправленными в 1851 году товарами, достигли уже 59 000 рублей, то-есть суммы, определённой на экспедицию до 1854 года. Поэтому представление ваше об увеличении средств экспедиции товарами и жизненными запасами Правление не признаёт ныне своевременным впредь до получения от торговли прибылей, могущих покрыть издержки Компании. Но, однако, останавливаясь ныне исполнением ваших требований, Главное правление представляет оные на благоусмотрение генерал-губернатора".

4 марта 1852 года 122 генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв в ответ на рапорт мой от 3 ноября 1851 года писал:

"Относительно увеличения средств экспедиции от Российско-Американской компании, согласно Вашим требованиям от 2 ноября 1851 года, паровым баркасом, катером и различного рода запасами и товарами; я вместе с сим же предлагаю Главному правлению компании, не стесняясь определённою на экспедицию суммою, исполнить оное. Что же касается до присылки собственно для экспедиции парового судна из Кронштадта, то я отнёсся уже с просьбою к начальнику Главного морского штаба и с этою же почтою предлагаю к точному исполнению начальнику Аянского порта Кашеварову исполнять ваши требования и отправлять в Петровское зимовье товары, запасы и прочее и на компанейских судах, следующих из Аяна в Ситху".

В ответ на мой рапорт от 20 февраля 1852 года генерал-губернатор 19 апреля 1852 года писал:

"О посылке в экспедицию 50 человек хорошего поведения из Охотска я сделал распоряжение камчатскому губернатору; прислать же при них двух офицеров не имею возможности, ибо в них ощущается недостаток на Камчатке.

Что же касается до испрашиваемого Вами от меня разрешения о командировании офицера для поверки слухов о поселившихся около устья Сунгари русских и об исследовании реки Уссури и перехода с этой реки к заливу на берегу Татарского пролива, исследования этого берега и, наконец, занятия селения Кизи, то так как все эти места лежат за пределами земли гиляков, то я, ввиду высочайшего повеления, не имею права дать Вам от себя подобного разрешения; но, находя доводы, изложенные Вами в рапорте от 20 февраля, вполне уважительными, я вхожу ныне же с представлением об этом начальнику Главного морского штаба князю Меньшикову для доклада государю. О последующем немедленно будете уведомлены".

Начальник Аянского порта А. Ф. Кашеваров в ответ на моё предписание от 14 апреля сообщил 14 июля 1852 года следующее: "Предписание Ваше от 14 апреля я препроводил генерал-губернатору и в Главное правление Компании. Впредь до распоряжения Правления я как начальник Аянской фактории не имею права сделать, каких-либо распоряжений по этому предписанию и не могу выходить из той нормы по снабжению экспедиции запасами и товарами, какая определена Правлением. Ныне же по неприбытии еще из колоний в Аян судна ничего не могу Вам отпустить с корветом «Оливуца» и долгом своим считаю предупредить, что в нынешнем году едва ли буду иметь возможность снабдить экспедицию и тем даже количеством запасов и товаров, которое прежде было определено правительством. Запасы и товары эти вследствие строгого мне предписания Главного правления никак не могут быть отправлены на компанейском судне, а должны быть доставлены Вам на казённом. Что же касается до офицеров, то они следуют в Камчатку на корвете «Оливуца», и Вы, следовательно, сами распорядитесь" 123.

Глава семнадцатая. Летние экспедиции 1852 года

Донесение Кашеварова от 14 июля 1852 года. — Наше грустное положение. — Меры, предпринятые мною против голодной смерти. — Донесение генерал-губернатору от 20 мая 1852 года. — Инструкции Воронину и Бошняку. — Их экспедиция и цель её. — Донесения Березина, Воронина и Бошняка.

Получив упомянутые в предыдущей главе предписания, уведомления и донесения, я убедился, что если не начать тотчас же энергично действовать, то мы все умрем голодною смертью, ибо казённого продовольствия в экспедиции было только до 1 октября, сахара и чая оставалось только до 1 августа, а белой муки и тому подобного совсем не было. Надежда на получение муки и крупы на боте «Кадьяк», который должен был сначала снабдить Гижигу, была весьма сомнительна, ибо вход в реку Гижигу возможен только с попутным ветром при сизигийных водах {Очень часто, если не всегда, суда принуждены были оставаться там на зимовку за невозможностью выйти обратно.} 124. Поэтому я предписал: 1) Командиру корвета «Оливуца», оставив в экспедиции мичманов Разградского и Петрова и 10 человек из команды, немедленно следовать в Аян и требовать от Кошеварова исполнения следующего предписания: "На корвете «Оливуца» немедленно отправить в Петровское муки, крупы, соли и различных запасов и товаров, какие только найдутся в Аяне, имея в виду, что в случае нужды Аянский порт может быть снабжён из Якутска; 2) по приходе в Аян компанейского судна всё остальное по моему требованию отправить на нём в Петровское; 3) прилагаемое при этом донесение мое генерал-губернатору немедленно отправить с нарочным".