Царь Гильгамеш - Роберт Силверберг

Я разбудил Энкиду и рассказал ему о моем втором сне. Он сразу сказал:

– Это благородный сон, это великолепный сон. Та гора, что ты видел, это, мой друг, Хувава. Даже если он нападет на нас, мы победим его, слышишь? Боги защитят тебя, завтра мы одолеем его. Мы его убьем. Мы бросим его тело на равнину.

– Ты очень уверенно об этом говоришь.

– А я и уверен, – сказал он. – А теперь ложись снова спать, брат. Спи.

И снова мы легли спать. На сей раз кедровая гора послала сон Энкиду, но не радостный: на него во сне лились холодные дожди, и он дрожал, словно горный ячмень в ветреный день. Я слышал, как он вскрикнул во сне, проснулся и потом пересказал мне свой сон. Мы не искали его значения.

Иногда лучше не испытывать судьбу, слишком глубоко проникая в смысл сна.

Снова я задремал, касаясь коленями подбородка. И снова мне приснился сон, и я проснулся от него, весь дрожа, в изумлении и ужасе.

– Еще сон? – спросил Энкиду.

– Ты посмотри, как я дрожу! – прошептал я. – Что разбудило меня?

Неужели мимо прошел какой-то бог? Почему все мое тело онемело?

– Скажи мне, ты видел еще один сон?

– Да, я видел сон, и он был куда ужаснее прочих.

– Расскажи мне его.

– Что мы такое съели на ночь, что нам снятся такие сны?

– Пока ты мне его не расскажешь, он будет тяготить твою душу.

– Да, конечно, – сказал я. Все равно я не мог пока говорить, хотя чудовищные образы все еще вспыхивали у меня в мозгу. Он был прав: сны надо рассказывать, их надо вытаскивать на дневной свет, а то они будут грызть твою душу, как черви. Я глубоко вздохнул и стал говорит – нехотя, запинаясь:

– Мне приснился спокойный день, воздух был тих. А потом вдруг небеса загудели, земля ответила раскатистым ревом. День затмился, наступила тьма.

Молнии сверкали, на горизонте горели огни. Сгустились тучи, из них дождем хлынула смерть. Потом и огни перестали гореть. Они погасли, а все вокруг нас обратилось в пепел и прах.

Энкиду вздрогнул.

– Мне кажется, нам больше не следует спать сегодня, – сказал он.

– Как? Почему я не могу спать?

– Вставай, брат, пошли, будем гулять. Забудь про сон.

– Забыть?! Я не могу забыть его.

– Это всего лишь сон, Гильгамеш.

Я поглядел на него, совсем сбитый с толку. Потом улыбнулся.

– Когда знаки во сне благоприятны, ты говоришь, что сон прекрасный и вещий. Когда знаки говорят обратное, ты отвечаешь мне, что это всего лишь сон. Разве ты не понимаешь…

– Я понимаю, что близится утро, – перебил он. – Пойдем, пройдемся с тобой по лесу. На заре нам предстоит тяжелая работа.

Да, подумал я, возможно он прав. Может быть, этот сон не заслуживает пристального внимания. Утро принесет нам великие испытания. Нам понадобится вся наша храбрость.

С первыми лучами зари я разбудил своих людей. Мы облачились в доспехи, надели мечи, вооружились топорами, и отправились по склону в долину, которая лежала под горой, заросшей кедром. Именно там, рассказывал Энкиду, он встретил демона, когда был здесь первый раз. Демон неожиданно поднялся из недр, сказал он. Энкиду тогда посчастливилось: он убежал.

– Сегодня, – сказал я, – это Хуваве посчастливится, если он сможет убежать. А когда мы с ним покончим, мы разберемся с эламитами, которые окружают стеной леса. Так, брат?

Я засмеялся. Хорошо было снова идти в битву. Неважно, что наш враг демон. Неважно, что в последнюю ночь сны мои и Энкиду были полны зловещих предсказаний. Есть радость в военном походе. Есть в нем и поэзия, и музыка. Это то, что нам суждено свершить в этом мире, если ты стал воином.

Вам этого не понять, тем, кто сидит в городах и жиреет. Подлинное военное искусство – это не бессмысленное разрушение. Это восстановление справедливости там, где она должна быть восстановлена, и это святое дело.

Когда мы шли вперед, я чувствовал дрожание земли, отдаленное, но неумолимое. Казалось, кто-то из богов там внизу шагает взад-вперед. Это заставило меня остановиться. Я буду сражаться с демонами, но что толку бороться против богов? Я вознес моления Лугальбанде, прося его сделать так, чтобы эти далекие подземные толчки не оказались предвестником гнева Энлиля. Пусть это всего-навсего окажется пробуждением Хувавы, а не божеством, молил я.

За спиной я слышал, как беспокойно перешептывались мои люди.

– На что похож демон? – спросил один, а другой ответил:

– Драконьи клыки и львиная морда.

Третий сказал:

– Он ревет, словно буря.

А четвертый заметил:

– У него когтистые лапы и глаза смерти.

Я оглянулся на них, вслух рассмеялся и воскликнул:

– Продолжайте в том же духе! Запугивайте себя как следует! Сделайте его по-настоящему страшным! Три головы и десять лап! – Потом я сложил ладони, приставил ко рту и крикнул в завешенный туманом лес: – Хувава! Приди, Хувава! Приди!

Земля снова задрожала и гораздо сильнее.

Я бросился вперед. Энкиду бежал рядом со мной, а другие держались сразу за нами. Перед нами стоял высокий кедр, словно мачта, выше всех остальных.

И я придумал, как надо вызвать Хуваву. Поэтому я сорвал с пояса топор и стал рубить по кедру изо всех сил. Энкиду работал по другую сторону дерева, вырубая канавку в стволе, поменьше размером, чтобы направить его падение. Я почувствовал, как в воздухе разливается необыкновенный жар, и это было очень странно, потому что стояло раннее утро – самая прохладная пора дня. В третий раз у меня под ногами задрожала земля. Что-то просыпалось под нами, в этом нельзя было сомневаться, что-то огромное и свирепое, жаркое и бешеное. Я видел, как вдали колышутся верхушки деревьев. Я слышал треск качающихся и ломающихся сучьев. Удар за ударом мы рубили огромный кедр, он должен был вот-вот упасть.

К своему ужасу я ощутил гудение в голове, которое всегда говорило мне, что внутри меня просыпается присутствие божества. Приступ надвигался на меня неотвратимо, словно я сам вызвал его постоянными ударами топора.

Только не теперь, молил я отчаянно. Не сейчас! Но легче было бы удержать восемь ветров. Вены у меня на шее вздулись, сердце бешено забилось. Глаза у меня заболели, словно хотели выскочить прочь из орбит. Ладони стало покалывать, каждый удар топора по дереву посылал огненные волны сквозь мое тело.

– Руби, брат, руби! – кричал Энкиду с другой стороны кедра. Он не понимал, что со мной творилось. – Мы почти у цели! Еще четыре удара… три…

Я одновременно почувствовал блаженство и ужас. Воздух вокруг стал голубым, он искрил. Река черной воды поднималась из земли. Золотое сияние окружало все, что я видел. Бог овладевал моей душой.

Земля дрожала и ходила ходуном. Я трижды воззвал к Лугальбанде.

Потом я услышал голос Энкиду, взревевший над всем хаосом: