Седьмая встреча - Хербьёрг Вассму

Сперва Горм запротестовал против чая, но Гюнн убедила его, что в жару это единственный напиток, который следует пить. Глядя ей в глаза, он выпил чай, чтобы угодить ей, по лицу у них бежали ручейки пота. После этого они вернулись в комнату и начали все сначала.

— Ты хороший гид, — сказал он, обхватов ее руками.

— И только?

Он был рад, что из-за темноты она не видит его смущения.

— Нет, не только. Во всем, — дерзко ответил он.

— Знаешь, сколько мне лет?

— Нет.

— Тридцать три.

— Ого! — Он не смог скрыть удивления.

— Ты когда-нибудь проделывал это с такой старухой? — Она засмеялась.

— Нет. — Он тоже засмеялся.

— Я так и знала, — коротко заметила она.

Он сник и замолчал. Прошло несколько минут.

— Ты очень красивый, так что берегись, а то тебя живо проглотит какая-нибудь штучка вроде меня. Но это все равно лучше, чем ходить по девкам.

Горм не знал, как ему следует ответить.

— Если ты станешь хвастаться, когда мы вернемся на борт, это обернется против тебя же, — предупредила она.

— У меня нет такой привычки.

— Прекрасно. Я не сомневаюсь. Но хочу довести до твоего сведения, что ты у меня первый юнга.

— Перестань нести чушь, — сердито сказал он.

— Ладно, успокойся, — миролюбиво сказала она. Из-за наступившей темноты и звезд или из-за принятого им решения жить без оглядки, чтобы было что записывать в свой блокнот, он неожиданно спросил:

— Ты веришь в любовь?

Ему показалось, что сквозь свистящее шуршание шин на мокрой дороге он услыхал ее вздох.

— Не знаю. Я выйду замуж, когда спишусь на берег.

Горм понял, что команде известно о том, что он был на берегу вместе с телеграфисткой. Матрос Буббен косился на него и делал грязные намеки. Остальные поддерживали Буббена, так продолжалось от Малаккского пролива до Сингапура.

Там, крепко надравшись в одном баре, Буббен прорычал Горму через стол:

— Кажется, наш салага недавно получил телеграмму?

Матросы переводили взгляд с Горма на Гюнн. Она сидела через два столика от них вместе с механиком и вторым штурманом. Воцарилась тишина. Все слышали, что сказал Буббен. Теперь они ждали от Горма достойного ответа.

Было тепло и влажно. Тонкая белая блузка Гюнн приклеилась к телу. Он вспомнил, как выглядел мир, когда она сняла ее. Лица сидевших за столом вместе с ним тоже способствовали тому, что у него в голове все смешалось. А может, он слишком много выпил. Но только Горм не сумел взорваться, как ожидали матросы, он только закурил сигарету.

— Ты что, оглох? — прогнусавил Буббен.

— Нет. И думаю, тебе лучше заткнуться, — тихо ответил Горм.

— И почему же это мне следует заткнуться? — проревел Буббен.

— А потому! — услыхал Горм свой голос.

Буббен вскочил и встал перед Гормом со сжатыми кулаками, переступая с ноги на ногу.

— Потому, потому, — передразнил он Горма и ткнул его в грудь так, что тот чуть не упал со стула. — А вот посмотрим, чего ты стоишь в армрестлинге, черт подери!

— Слишком неравная партия. Ты — стол комодыч, а я — маменькин сынок.

Парни засмеялись.

Буббен слегка покачивался, потом сдвинул в сторону бокалы и пепельницу, положил руку на стол и вызывающе поглядел на Горма.

Горм увидел лицо отца в те редкие разы, когда отец показывал ему кое-какие приемы. Закатывая рукава, отец говорил: «Тут все дело в технике и в том, чтобы смотреть противнику прямо в глаза». Но отец никогда не бывал пьян и не разъярялся, как Буббен.

Матросы закричали, что проигравший будет платить за следующую выпивку, они-то знали, кто проиграет. Офицеры и Гюнн со своего места следили за происходящим. Горм чувствовал на себе ее взгляд. Вдруг он вспомнил Руфь: «Ты только целься получше и попадешь!»

Горм тоже положил руку на стол и попытался поймать ускользающий взгляд Буббена. Буббен был настроен воинственно: он должен проучить этого молокососа и продемонстрировать публике, что у него железный кулак. Горм чувствовал вокруг шевеление и, стараясь не моргать, смотрел в зрачки противника.

— Какого черта ты на меня уставился, — презрительно буркнул Буббен и немного отодвинулся, занимая нужное положение.

Но Горм продолжал удерживать его взгляд. Глаза Буббена бегали по сторонам. Парни вокруг начали галдеть. Горм знал, что проиграет, если будет тянуть и грубая сила Буббена вступит в действие. Похоже, мне все-таки не выкрутиться, подумал он. И с быстротой, какой сам не ожидал от себя, он, к всеобщему удивлению, положил руку матроса на стол.

Парни завыли и стали хлопать его по плечам. Лицо Буббена налилось краской, он потребовал реванша.

— Ты начал до сигнала, — кисло заявил он.

— Реванш! Реванш! — закричали все и склонились над столом, чтобы лучше видеть.

Горм подумал, что сейчас ему естественно было бы проиграть.

— Дайте мне чего-нибудь покрепче, — потребовал Буббен и осушил стакан с неизвестным содержимым.

Они опять заняли места. Рука Буббена была похожа на кувалду, но корпус неустойчиво покачивался из стороны в сторону. Горм снова поймал его взгляд и в ожидании держал руку в воздухе. Он пытался не смотреть на растопыренные пальцы Буббена и его мощное запястье. Хватка Буббена была похожа на застывший цемент. Горм сопротивлялся, но чувствовал, как его плечо медленно уступает силе. Лицо Буббена покраснело и исказилось.

Неожиданно Горм громко вскрикнул. Секунда смятения — это все, что ему было нужно. Быстрым рывком он положил руку противника на стол.

Дружеским толчкам и овациям не было конца. Буббен навалился на стол, он тяжело переживал поражение.

— Кто тебя этому научил? — спросил он.

— Отец.

— Отец, — передразнил Буббен и спросил, чем этот отец промышляет.

— У него свое дело.

Грянул смех. Парни чуть не попадали со стульев. Горм тоже засмеялся.

— Давай реванш, «Свое дело»! — крикнул Буббен. Горм поднял руку и напряг мышцы. Но он не смотрел противнику в глаза. И всем телом ощутил спокойную веселость, когда Буббен очень быстро положил его руку на стол с таким стуком, что у Горма в плече заболели все мышцы и связки.

— Два — один! Буббен должен всех угостить! — крик-пул кто-то из матросов.

— Мы разделим расход поровну! — засмеялся Горм и наконец вздохнул с облегчением.

В общем-то, это было просто. Надо было только знать правила и пить ровно столько, чтобы не потерять способность двигаться.

После выхода в море Горм заметил, что Буббен чем-то раздражен и нервничает, но на это никто не обращал внимания. Им, видите ли, овладела мания величия, и он затеял учиться заочно, смеялись матросы. Все свободное время Буббен теперь просиживал в кубрике, что-то считал и называл это математикой. Ему втемяшилось в голову, что он должен поступить в штурманскую школу.

Горм набрался смелости и постучал в дверь. В кубрике пахло старыми самокрутками и потом. Лампа над столом освещала раскрытые книги и письменные принадлежности.

— Я слышал, ты занимаешься математикой, — сказал Горм.

— А тебе что за дело?

— Да так, интересно. Старые грехи.

— Какие еще грехи?

— Школьные. У тебя получается?

— Как бы не так!

— А в чем дело?

— Да все эти чертовы иксы да игреки!

— Ну-ка покажи!

Буббен с недоверием поглядел на Горма, но от его услуги не отказался. Над его койкой висела большая фотография голой женщины, державшей в руках собственные груди, похожие на надутые воздушные шары.

Горм бросил быстрый взгляд на бумагу, сел на койку и деловито почесал за ухом.

— Ну и что? — грозно спросил Буббен.

— Можно попробовать?

— Валяй! Черт бы меня побрал, но это не так просто!

Горм схватил ластик, стер половину решения и написал буквы и цифры заново, объясняя при этом, что он делает. Время от времени он поглядывал на Буббена, чтобы убедиться, что до того доходит.

Буббен разинул рот. Обнажились зубы. И даже язык. Он пригладил густые, непослушные волосы. Казалось, он всем телом наблюдает за действиями Горма. Когда все было кончено и уравнение решено, Буббен плюхнулся на койку рядом с Гормом.

— Тебе просто повезло, — великодушно сказал он. Потом, словно только что вспомнив, достал другой черновик с уравнением, которого тоже не понимал.

Через несколько минут Горм справился и с этим уравнением.

Буббен уперся руками ему в плечи и с благоговением выдохнул: «Фу черт!»

Горм принял на себя обязанности учителя. Во время уроков он выслушал множество анекдотов о морской жизни и узнал, что женщины — это проклятие, но без них не обойтись.

Теперь беда грозила тому, кто пробовал так или иначе задеть Горма. Один из матросов по неосторожности назвал его Профессором, но такое прозвище Буббена устроило, о чем он тут же и объявил остальным: