Рыцарь зимы - Ричард Арджент

– Верно.

– А что случилось с тем, кто жил в бочке?

– С Диогеном?

– Да, мне нравится история, в которой он говорит царю, чтобы тот убрался подальше и не заслонял согревающее его солнце.

Эндрю невольно задрожал от холода, подумав о солнце. Как бы ему хотелось, чтобы сейчас было лето! Он уже забыл, как ненавидел удушающую жару знойных месяцев.

Эндрю принялся за работу, счищая присохшую и почерневшую кровь с доспехов своего господина. Она была пролита во время битвы при Монжигаре, и юноша не знал, кому не повезло – самому сэру Джону или же одному из сарацин, которых он отправил в мир иной. Эндрю показалась очень странной мысль о том, что благородная христианская кровь его господина ничем не отличается от сарацинской. Что ж, если разница и существовала, то она незаметна глазу. Алая поначалу, кровь быстро бурела, засыхала и превращалась в черное вещество, которое так трудно выскрести из многочисленных желобков и сгибов. Если смешать капли из вен христианина и неверующего, получится однородная масса. Значит, под кожей все люди совершенно одинаковы.

Он усердно трудился на протяжении двух часов, когда случилось кое-что неожиданное. Раздалось громкое, вдумчивое урчание. Эндрю схватился за живот и взглянул на Томаса.

– Мои кишки! Кажется, они шевелятся!

– Тебе очень повезет, если они и впрямь зашевелятся после того, как ты съел пять сваренных вкрутую гусиных яиц.

– Ох, ты прав, Томас. Такое чувство, будто у меня в животе огромный ком глины. Он словно провернулся, как движется земля. Боюсь, – продолжил он, ощупывая руками живот, надувшийся, как барабан, – я уже не присяду в отхожем месте, или, во всяком случае, это случится нескоро. И в тот день, я думаю, меня ждет дикая боль. Почему ты позволил мне съесть столько яиц, Томас?

– Я пытался тебя остановить, но ты не желал меня слушать!

– Ты должен заставить меня слушать. По-моему, ты дурак, но я еще больший дурак. И так всегда, когда дело доходит до еды. Дай-ка мне горчицы и кресса. Нужно добавить зелени, чтобы уже съеденное начало двигаться. Да, целый пучок, будь так добр. И еще один. Да, да. Почему ты так на меня смотришь?

– Ты совсем не боишься перестараться?

– А нужно, скажи мне, ради бога? Похоже, ты настоящий эксперт во всем, что происходит у меня в животе. И что теперь делать? Сначала я съел слишком много одного, теперь другого. Живот начинает болеть! Видишь, как он раздулся? Томас, что мне делать? От этого есть лекарство?

– От этого недуга – безусловно, но не следует принимать слишком много. Подожди, я сейчас достану свою сумку. И вот еще, не отходи слишком далеко от уборной, когда выпьешь лекарство. – Томас говорил о дворцовом туалете. – Выпей одну ложку – вот так. А теперь будь готов к тому, что тебе придется посетить уборную в любой момент в течение часа. Это очень сильная смесь копытня и кое-каких восточных трав. Что, уже? Так быстро? Эндрю, твое тело реагирует на все с весьма тревожной скоростью. Ты уверен?..

Но юноша уже выскочил из комнаты и стремглав понесся по коридору. В переходе он миновал Джона из Реймса, который предостерегающе поднял палец, но, если он хотел задержать своего оруженосца для срочного поручения, рыцарю не повезло. Остановить Эндрю оказалось невозможно. Однако когда юноша добрался до уборной, дверь оказалась заперта изнутри.

Эндрю забарабанил кулаком по толстым дубовым доскам:

– Откройте! Мне нужно… я должен войти! Откройте, говорю вам!

– Я занят, – проворчал низкий и весьма раздраженный голос, приглушенный толстой дверью. – Клянусь небом, в этом замке нет покоя!

– Впусти меня, говорю тебе! – воскликнул Эндрю, которому уже было плевать, даже если внутри сидел сам король. – Мне срочно нужно!

– Проваливай, – проворчал голос.

Эндрю начал злиться:

– В конце концов, там три места, неужели все заняты? Или ты слишком высокородный, чтобы сидеть в уборной с другим человеком?

– Не столько высокородный, сколько не такой, как все, – произнес приглушенный голос. – Найди другое место для своих излияний.

– Ты что, карлик? Или калека? Или у тебя двенадцать пальцев? Я в таком состоянии, что мне на это плевать. Я должен воспользоваться свободным местом. Говорю же, должен, сию секунду! Произойдет весьма досадный инцидент, если…

Дверь неожиданно распахнулась. В проеме стояла Катерина из Тортосы, женщина-рыцарь. Ее длинные черные волосы свободно спадали на спину. Одежда была в беспорядке. Она сморщила хищно изогнутый нос и усмехнулась, глядя на оруженосца, скачущего за дверью на одной ноге.

– Ну, заходи, парень, если у тебя такая нужда, но я еще не закончила. Давай-ка поболтаем, раз уж мы оказались в таком тесном соседстве. Между сидящими яблоку негде упасть, особенно если учесть ширину моих бедер. Проблема в козлятине – не могу устоять перед кусочками пожирнее, но я уступлю твоей просьбе. Заходи, мальчик, присоединяйся…

Эндрю помчался прочь, спасая свою жизнь. Он сумел добраться до сточной канавы, пробежав через полдворца, прежде чем внутренности треснули. Звук был такой, словно на волю вырвалась стая скворцов. Однако когда Эндрю поднял глаза, со стен на него с усмешками глазели солдаты. Он погрозил им кулаком, и выражение лиц тотчас изменилось.

– Вот, значит, как, а? – крикнул один. – Ну, давай, поднимайся сюда, парень, взгляни на мой кулак. Только вот я им просто так размахивать не буду, а как следует съезжу тебе по челюсти.

– Я – оруженосец… – надменно начал Эндрю, пытаясь натянуть штаны.

– Ты – паршивый выскочка, вот кто ты такой! – крикнул солдат со стены. – Мне плевать, даже если твой отец – султан Великой Месопотамии! Никто не смеет грозить мне кулаком. Если бы ты был мужчиной, я сам бы спустился туда и набил бы тебе живот камнями до отказа!

Решив, что унижение – лучший выход из ситуации, юноша тихонечко ускользнул, надеясь, что его не узнают. Кто-то продолжал орать на стенах. По голосу вроде бы Томас, но Эндрю сейчас ни с кем не желал разговаривать, даже с собственным ангелом. Он хотел побыть в одиночестве.

Эндрю направился на базар, чувствуя желание затеряться в бесконечной толпе. Ему нравился рынок в Иерусалиме, ничуть не похожий на тот, что разбивали в его родной деревне. Здесь были товары из разных стран, в том числе из Татарии, Индии и с юга Африки. Медные чайники, шелковые ковры, украшения с драгоценными камнями, богато раскрашенные ткани, кинжалы, покрытые сложными узорами, маленькие, красиво изогнутые луки, специально сделанные для всадников (резко отличающиеся от грубых поделок, что были в ходу в Англии), гобелены, кальяны, ракушки со дна океана, странные статуэтки, вырезанные из черного эбенового дерева, коричневые деревянные фигурки слонов и рыб, слоновая кость, нефрит, драгоценные камни. Словом, столько разнообразных чудес, что простой английский мальчишка мог только глазеть на них, удивленно хлопая глазами.

Эндрю остановился выпить чаю в большой палатке, разбитой у городской стены. Какой-то европеец играл на лире, черный африканец подхватывал мотив на флейте. Здесь царили покой и безмятежность. Несмотря на недавнее сражение, торговля возобновилась как ни в чем не бывало. Битвы отнюдь не редкость в этих краях, и, если бы после одной из них жизнь хоть ненадолго замерла, она бы вообще не возобновилась. Под поверхностью все могло кипеть и бурлить, но до последней, решающей схватки, которая навсегда расставит все точки над «i», будут продолжаться обычные повседневные дела простых рабочих и торговцев.

Прихлебывая чай, Эндрю обнаружил, что смотрит через несколько столов на арабскую девушку (по крайней мере, она показалась ему таковой) с удивительно большими и выразительными глазами. Он не мог разглядеть ее фигуру, скрытую просторными одеждами, в которые девушка была закутана с головы до ног; черты также нельзя было различить, в узкой прорези головного платка виднелись только глаза – прекрасные и незабываемые. Карее марево, глубокое, как лесное озеро. Серьезный и спокойный взгляд. Так смотрит лань за миг до того, как сорваться с места. Внезапно молодого человека охватило странное томление. Какую прелесть скрывает платок, если глаза девушки столь прекрасны? Об этом оставалось только гадать, и Эндрю отдался во власть воображения. Он был уверен, что красивее этой девушки еще никого никогда не встречал. По-другому и быть не может, раз у нее такие глаза. Сердце окончательно растаяло, как масло, забытое под лучами солнца. Разум замер, пораженный видением неземной, безупречной красоты. Эти глаза будут сниться ему ночами целую вечность…

Внезапно – и довольно грубо – мечты Эндрю были прерваны появлением молодого араба, который подошел к англичанину и дернул за воротник, привлекая его внимание. Какая наглость! Ни одной вежливой фразы вроде «С вашего позволения» или хотя бы «Прошу меня простить»! Эндрю ожег юношу, чье лицо полускрывал головной платок, неприязненным взглядом.