Око тайфуна - Сергей Переслегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замечательна фигура Летучего Хрена. Я позволю себе вспомнить лермонтовское: «слуга царю, отец солдатам» — без иронии. Он напоминает Константина Симонова на посту руководителя редакции, каким Симонов предстает в своих дневниках, личных и безусловно честных. Однако не только воспоминания, но и дневники изображают жизнь, которую хотел бы прожить автор. Сцены с «гранатой» в биографии Симонова не могло быть. Эпизода с Зощенко не могло быть в жизни полковника Энерфельда. И в этом разница между пространством Империи и пространством Оруэлла, как бы оно ни называлось.
Легитимная Империя — вновь ссылка на первую мировую войну. Только здесь она началась на следующем витке технологической спирали и оказалась гораздо продолжительнее. Поэтому строительство Моста, потребовавшее в нашем мире двух войн и межвоенного двадцатилетия, в реальности Лазарчука оказалось спрессовано в одну войну.
Текст проводит нас почти по всем социальным этажам империи гипербореев, вступающей в смертельную схватку, сражающейся, капитулировавшей. В свое время распространенной похвалой критики была «народность». Так вот, «Опоздавшие к лету» без всякой натяжки можно назвать народным романом. Только Лазарчук отказывается прощать народу, как это принято у нас со времени революционных демократов, и тем более — льстить ему, «считаться с его чувствами». Наверное, потому, что он действительно любит людей, а не свое о них представление.
«— Саперы оказались вовсе не ангелами во плоти? — спросил Петер.
— Саперы купили у охраны девочек из киногруппы…
— Так я и думал, — сказал Петер. — Просто…
— Не просто, — сказал Шанур. — Если бы просто… Они устроили целый обряд. Праздник Гангуса, Слолиша и Ивурчорра»(1).
Саперы — прекрасный срез по эксплуатируемому большинству. Они — солдаты, но служат в привилегированной, элитной части. Ценой тяжелой и опасной работы они избавлены от муштры. Работа требует образования, и среди саперов много мастеровых. Наконец, это «нормальная мужская работа — земля, бревна, камень, железо, бетон», саперы не обязаны убивать.
Не обязаны, но убивают. Ненавидят майора Вельта, но участвуют в его тотализаторе и, похоже, охотно. Боготворят Юнгмана. Боготворят Айзенкопфа, в котором видят «твердую руку». Боготворят по-глупому; ненавидят и убивают тоже по-глупому, потому ненависть их бессильна.
Убийцы хороших людей, они — хорошие люди, лучше, чем большинство из нас, ибо способны еще предпочесть правду. После войны они не станут носить ордена.
Следующий слой — инженеры, руководители стройки. Юнгмана сменяет Ивенс, символ новых времен. «И формула Бернштейна не применяется совсем не по тем причинам, о которых вы думаете. Бернштейн не учитывает продольного сцепления силовых элементов, кроме того он ведь неокантианец, субъективный идеалист, — так что, инженер, не запудривайте разными глупостями мозги себе и другим». Ивенс, естественно, ходил по стройке в сопровождении автоматчиков.
Редакция, возглавляемая Летучим Хреном, символизирует творческую интеллигенцию. Блестящий прием Лазарчука — раздвоение образов Шанура и Арманта — иллюстрирует это. Декабрист Шанур и Армант, «преданный без лести», прожили одинаковую жизнь и ушли из мира в один и тот же день.
Военную верхушку — Айзенкопфа, Вельта и прочих — рассматривать не будем. С ними все ясно. Лазарчук справедливо показывает, что они уже давно ничем не руководят, как и далекий Император, предмет нового религиозного культа. Социальная группа, в условиях тоталитаризации теряющая власть, но сохраняющая привилегии.
И осталось еще крестьянство: исток, корень, основа Империи, как и любого другого общества, самодовлеющий мир, замыкающий в себе социальное пространство.
Я сознательно воздерживался от упоминания рассказа «Колдун», потому что не хотел и не хочу переходить в этой статье к абстракции высокого уровня анализа. Дело в том, что осмысленное толкование рассказа потребует объема, в несколько раз превосходящего текст. Скажу лишь, что эта «экспозиция» — иносказательна вся от начала до конца, она включает в себя, как объемная микрофотография, мир романа, в том числе и следующие, обещанные Лазарчуком части трилогии.
На уровне конкретики для нас представляет интерес мышление Освальда, главной характеристикой которого является зависимость. От привычек, от общественного мнения, от начальства. Пространство решений для него двоично: жить так, как прежде, или вообще не жить. Вне этого нет пространства, нет времени, нет даже смерти, потому отец продолжает посылать письма, хотя Полярная звезда прикреплена к бушприту и затонул американский континент. Свободу Освальда нет нужды ограничивать: маленький кусочек Империи подобен ей во всем, потому и образует ее.
3. Задача Оруэлла. Город Тбилиси
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Оглядываясь, мы видим, что жили и продолжаем жить в информационно управляемом мире, оруэлловском, иллюзорном. Сейчас появилась надежда освободиться, поскольку точек соприкосновения с реальностью стало больше, их стало настолько много, что оказались действенными классические приемы исторического моделирования.
Все методы решения задачи Оруэлла базируются на двух предположениях. Первое и главное: интересы различных групп, входящих в господствующий класс и управляющих информацией, не совпадают, ergo информационные поля, создаваемые этими группами, неодинаковы.
Второе. Искаженный мир отличается от реального лишь там, где это необходимо лицам, осуществляющим управление. Сие менее очевидно, но стремление не усложнять напрасно себе задачу слишком свойственно людям, да к тому же в абсолютно придуманной вселенной нарушаются обратные связи, и власть начинает пробуксовывать: «невозможно внушить голодному человеку, что он сыт».
В оруэлловском мире любая информация может быть истинной, ложной, истинной и ложной, ни истинной, ни ложной. Решение задачи в том, чтобы научиться различать эти случаи.
Ни истинная, ни ложная — «перпендикулярная к правде» — информация отсеивается легко. Она существует сама по себе, ни с чем не связана, не порождает новых фактов, поскольку не имеет проекции на Реальность. Теоретически можно построить самосогласованный «ортогональный мир», но, как показывает история литературы, для этого нужен огромный талант и годы труда. Для нужд управления — нерентабельно.
Информация, истинная и ложная одновременно, обычно включает в себя фигуру умолчания, то есть она является ложной лишь потому, что избирательно неполна, — усиление информации способствует росту истинности.
Решение, следовательно, может базироваться на свойстве правдивой информации производить новую правдивую информацию, по крайней мере часть которой проверяема. Дело в том, что принцип системности связывает воедино все факты: в любом элементе истины есть она вся.
Прежде всего отсеем ложную информацию, которая по природе своей не способна образовать Динамической Целостности(12,13). Затем строится модель, включающая все точно установленные, реперные, факты. Анализируются противоречивые утверждения на предмет исключения одного из них или совмещения обоих в рамках более высокого уровня рассмотрения. Наконец, исходя из знаменитой формулы: «кому выгодно?» на предмет предсказанных искажений проверяются официозные версии.
Проиллюстрируем этот метод на примере задачи, рассматриваемой сейчас, когда я пишу это статью, комиссией Верховного Совета Союза ССР. Соберем воедино реперные факты, касающиеся событий 9 апреля 1989 года в Тбилиси.
В течение ряда дней в городе проходили митинги и демонстрации.
Они были несанкционированными. (Это факт, с которым никто не спорит; прилагательные «мирные», «демократические», «антигосударственные», «националистические», «преступные» и т. п. — ортогональны к истине, как и вообще все оценочные эпитеты.)
Они были разогнаны с применением воинской силы.
Использовались слезоточивые газы, причем в значительных количествах(14).
На площади перед Домом Правительства осталось лежать 16 мертвых тел, 14 из которых (87,5 %) принадлежали женщинам в возрасти от 15 до 70 лет(15).
В ходе операции было ранено 172 военнослужащих, 26 из которых были госпитализированы(15).
Начнем с установления виновности. Вопрос о том, кто убивал — милиция, солдаты или грузинские националисты — в данной задаче, как ни странно, не имеет значения. Установлен факт: люди погибли после того, как был отдан приказ о разгоне демонстрации и вследствие этого. Значит, за их смерть несет ответственность тот, кто отдал приказ, если только ему не удастся документально доказать, что в противном случае жертв было бы больше. В нашей истории такая возможность представляется весьма сомнительной. — «За 1988—89 гг. в Тбилиси прошло 59 митингов, лишь 4 из которых были санкционированы. Последний стал трагическим, хотя и не был самым многочисленным и „накаленным“»(14). То есть пока не применили войска, никто почему-то не погиб.