Дочери Волхова - Елизавета Дворецкая

– Ну а ты что скажешь? – обратился Домагость к Яромиле. – Люб ли тебе такой жених?

– Воля богов и Матерей Земли нашей надо мной, – с ровной улыбкой ответила Яромила. – Как суждено мне, так и будет.

Она тоже полагала, что пророчество, полученное матерью, указывает на нее. И оно не противоречило ее собственному вещему сну, полученному на исходе купальской ночи. Ей пришло время обзавестись мужем, так почему им не может стать полянский князь Аскольд? И как ни жаль ей было расставаться с ладожской землей, из которой она выросла душой и телом и с которой была связана тысячей прочных нитей, она знала, что судьба ее в руках богов.

– Тогда сговорено! – с удовлетворением объявил Домагость, не ожидавший иного ответа от своей благоразумной старшей дочери. – Всех милости просим на обручение.

Новость молниеносно разлетелась по Ладоге, но привела к совершенно неожиданному исходу. Еще до вечера Милораду, занятую подготовкой к скорому обручению, насторожил сильный шум снаружи.

– Матушка, выйди-ка! – В избу вбежала испуганная Тепляна. – Народ со всей Ладоги собрался, шумят, кричат, хозяев требуют! Велем за Домагостем побежал.

Милорада вытерла руки и поспешно вышла из дома. И действительно увидела на берегу и на пристани перед двором довольно большую толпу ладожан, направлявшихся прямо сюда. Заметив ее, толпа загомонила сильнее.

– Что случилось, люди добрые? – Милорада всплеснула руками. – Что за напасть стряслась? Или еще каких находников Встрешник принес?

– Да ты и сама знаешь, матушка! – Кузнец Зоря выскочил вперед. – Не ты ли с мужем своим порешила Деву Альдогу полянам отдать?

– В уме у тебя помутилось, что ли? – поддержала его бабка Вередица. – Свою старшую дочь, нашу Лелю, от родной земли, от родного корня оторвать задумала? Всю Ладогу благословения лишить!

Народ поддержал их громким криком. Со стороны гостиного двора поспешно подошел Домагость, и народ обрушил на него целую бурю криков.

– Не отдадим Лелю!

– Хоть ты ей и отец, Доманя, а она не только твоя, она наша! В ней благословение наше!

– Не позволим полянам нашу Лелю отдавать!

Домагость переглянулся с женой.

– Ведь спрашивала я богинь, и сказали мне, что судьба моей дочери – жить замужем далеко… – начала было она, но за общим шумом никто, кроме мужа, ее не слышал.

– И впрямь неладно вы придумали, сестра! – Ранята, вместе с Велерадой прибежавший вслед за толпой, осуждающе покачал головой. – Сам я свою девку не отдал бы в неведомые земли, невесть каким людям. А если уж отдавать, то не старшую же!

– С ней благословение из Ладоги уйдет, ни в чем нам не будет удачи! – подхватила Велерада. – Да ты сама знаешь, сестра: когда же такое было, чтобы старших дочерей на чужую сторону отдавать?

Милорада, разумеется, знала, что гораздо чаще знатные женихи приезжают за Девой Альдогой и остаются с ними здесь, поскольку новая дева Альдога, дочь прежней, должна родиться на ладожской земле. Но еще никогда сваты не приезжали с Того Света, и этот исключительный случай, прямо как в сказании, заставил ее отступить от обычая. Но Ладога не забыла дедовские заветы и не собиралась уступать родителям нынешней Девы Альдоги, пусть даже они самые знатные и мудрые среди ладожан.

– И даже князь Одд называл ее ландвет! – добавил Вологор. – Чужой человек, а и то понял, что в Яруше удача ладожская, без нее счастья не будет. И ведь правду сказал: она приехала – и мы ворогов отогнали. А вы ее за тридевять земель снаряжаете! Заново русь придет – что делать-то будем?

– Не ждала я от тебя такого, сестра! Ты ведь старшая! Моих девчонок я и то бы не отдала, потому как в них любшанская кровь, а то Ярушку!

– Вот дождетесь – завтра Волхов-батюшка назад пойдет! – пригрозила старая чудинка Вельямара, и народ сильнее зашумел при мысли о том, что привык считать самой страшной опасностью, знаком гнева богов. – Сам Ящер на берег выйдет и заберет ее!

Ладожане закричал еще громче, устрашенный этим жутким пророчеством. Домагость поглядел на жену. Было очевидно, что Яромилу из Ладоги не отпустят, а Домагость и его жена не могли идти наперекор соплеменникам.

– Успокойтесь, люди добрые! – закричал Домагость. – Уймись, Зорько!

Голос воеводы, способный отдавать приказания в шуме сражения, перекрыл ропот толпы, и люди притихли.

– Коли уж моя старшая дочь вам так дорога, не отдам я ее полянам! – продолжал он. – Слава Макоши, еще две есть. Меньшая пока мала, в пору не вошла, а середнюю отдам. Назад свое слово уж не возьму.

– Ну, это другое дело! – одобрил дед Путеня. – Паволоки-то греческие, оно да…

– Леля пусть выйдет! Ярушу позовите! – гомонили люди, будто хотели убедиться, что носительница благословения никуда не делась.

Яромила выглянула из сеней: она, как и прочие домочадцы, уже бросила дела и слушала из-за дверей, отчего такой шум. Увидев ее рыжевато-золотистую голову и ясное приветливое лицо, народ загудел с облегчением и радостью.

– Солнышко наше красное! Лелюшка наша! – ликующе выкрикивали в толпе, почти так же как в начале весны, когда встречают юное, набирающее силу солнце.

У всех было такое чувство, будто они спасли богиню Лелю от Ящера, а с ней вместе и саму Ладогу.

– Здесь я, люди добрые! – Яромила поклонилась народу. – Как же я вас покину? Здесь я родилась, здесь, видно, и век свой мне жить.

Ладожане радостно кричали. Яромилу и раньше любили в Ладоге за красоту, дружелюбие и благоразумие, но после Купалы люди стали подмечать, что в ней появилось что-то новое. Красота ее засияла ярче, в ней проступила внутренняя сила, превосходившая ту, что была раньше. Пошли слухи, что в Яромиле живет сама богиня Леля, сошедшая в Домагостев род, чтобы в нем прожить человеческий век. Домагость и Милорада, слишком к ней привыкшие, не успели заметить эту перемену, иначе и сами не пытались бы отдать Яромилу замуж на сторону.

Успокоенный народ разошелся. Яромила вернулась к своему шитью, и по ее лицу нельзя было сказать, огорчена она или обрадована расстройством уже почти слаженного замужества. Скорее ни то, ни другое. Она не была особенно любопытна или тщеславна, поэтому возможность уехать за тридевять земель и там стать княгиней сама по себе не волновала ее. Пожалуй, в душе она была рада, что боги повелели ей остаться в Ладоге. С этой землей она была связана, как березка корнями, из этой земли шел ее род, отсюда она черпала свою силу. Здесь должен был родиться ее ребенок – как новый побег древнего рода. Пока еще не настал тот срок, когда появляются первые признаки беременности, и Яромила не могла знать о ней наверняка, но твердо верила своему вещему сну.