Дар юной княжны - Лариса Шкатула

— Без паники! — закричал Гойда. — Всем рассредоточиться! Командирам рот обеспечить порядок. Приготовиться к атаке! Закончится артподготовка, и деникинцы пойдут в наступление. Мы должны их опередить!

Красноармейцы стали спешно выходить из леса, слыша за спиной разрывы снарядов: противник продолжал обстреливать поляну. Но когда "гойдовцы" выскочили из леса, навстречу им уже шли цепи добровольцев.

— Эх, жизнь — копейка, — стиснув зубы, проговорил Яшка. Он придвинулся к Янеку. — Видел, дядю Архипа в клочья разнесло? Вот так и нас долбанет. И пожить не успели!

Он всхлипнул.

— Ты что, Яшенька, — испугался за товарища Ян. — Погоди раньше смерти умирать. Мы ещё повоюем!

— Отступить! Назад, в лес! — раздалась команда.

— Чего рты разинули? — гаркнул у них над ухом неизвестно откуда взявшийся Савелий. — Кому сказано. назад!

И, как баранов, погнал их в лес.

"Добровольцы" наступали. Они шли в атаку в полный рост, молча. Черные, страшные. И только барабан выбивал дробь.

Ян почувствовал в сердце холодок.

— Залечь за деревья, стрелять по команде, беречь патроны! — кричал Андрей Гойда, стоя на виду у всех.

— Спрячься, командир, подстрелят! — крикнул один из красноармейцев.

Гойда нехотя отошел под прикрытие молодого дуба. "Спокойнее, — говорил себе Ян. — Как учил Иона? Оружие спешки не любит. Не волноваться! Господи, почему так дрожат руки?! Почему никто не командует: "Огонь!" Они ведь так близко!"

И тут же раздалось: "Огонь!" Началась стрельба. Под свист пуль Ян вдруг успокоился, будто кто-то внутри сказал ему: "Это не твоя смерть!"

Он стрелял, рядом стреляли. Черные фигуры, как на картинке, падали и подымались. Казалось, это никогда не кончится. Но вот все стихло, и Ян остался один.

Когда, в какой момент боя он потерял связь с отрядом? Почему он не слышал ни команд, ни движения людей? Засел в этом неглубоком овражке и стрелял, пока не кончились патроны.

Парень поднялся во весь рост и огляделся: никого. Вокруг — трупы. Вперемешку серые шинели с черными. Красноармейцы, судя по всему, отступили, не выдержав лобовой атаки. "Добровольцы" шли вперед, не обращая внимания на потери, будто это были не люди, а ожившие куклы, у которых в жизни было лишь одно дело: убивать!

Вдруг Янеку послышался чей-то стон. Он затаил дыхание. Стон повторился. Это же совсем рядом! Он пошел на поиски. Никогда бы ему такого не видеть! Его лучший и единственный друг, неловко завалившись за дерево, лежал и глухо стонал. Левой рукой он зажимал рану на животе, — рука была красной от крови, а правой продолжал держать уже ненужное ружье.

— Яшка, — присел над ним Ян, — это я, ты меня слышишь?

Раненый открыл глаза.

— Пришел… Говорят, ты у нас большой лекарь. Давай, лечи.

— Сейчас, потерпи, я перевяжу тебя, — Ян суетливо огляделся: у убитого черношинельника в вещмешке наверняка найдется что-нибудь для перевязки.

— Да погоди ты, — Яков с улыбкой потянулся было к нему, но гримаса боли исказила его лицо; он отдышался и почти прошептал: — Пропадешь ты без меня, Янек, доверчивый, как ребенок. Я пошутил, тут никакой лекарь не поможет. У меня сестричка знакомая в госпитале работала, я знаю, как это называется, — проникающее ранение в брюшную полость. Доброволец, сука, штыком…

На его лбу выступил пот.

— Помолчи, — Ян буквально выталкивал слова из горла, перехваченного жалостью к другу. — Я что-нибудь придумаю, ты только потерпи!

— Не суетись. Пока я могу говорить, обещай, что выполнишь… последнюю просьбу.

— Обещаю. Только ты держись, береги силы.

— Не мешай говорить… С такой раной я могу промучиться очень долго. Поклянись, что поможешь мне… Памятью матери поклянись!

— Клянусь!

— Ты должен пристрелить меня.

— Что? Яшка, не требуй от меня такого!

— Ты поклялся! Ты друг, Янек, даже лошадям… помогают, чтоб не мучились.

— Яшка, я не смогу, — он горько заплакал, роняя слезы на бледное лицо друга.

Как же так?! Иван говорил, что его способности — дар божий. Зачем ему такой дар, если нельзя спасти человека от смерти, а можно его только убить? Ян вытер мокрый лоб друга и слегка задержал свою ладонь.

— Не убирай, подержи так… Твоя рука… как мама, в детстве… Как хорошо, хочется спать. Тепло.

Нет, Ян не будет стрелять в своего друга, а поможет ему… уснуть! Он положил руку на сердце Яшки и услышал, как оно бьется под рукой тише, тише… Раненый вытянулся: на его лице появилось выражение блаженства и покоя.

— Спи, Яшка! — Ян поцеловал умершего в лоб.

Потом он копал яму и разговаривал с мертвым другом. "Я научусь, Яшка, я буду лечить людей так, чтобы они не умирали молодыми. Я стану помогать каждому, кому понадобится моя помощь Чтобы не копать могилы, а вместе смотреть на голубое небо, на весну, на эту желтую птичку, что провожает тебя в последний путь".

У Яна не было карандаша, ни чего другого, чтобы пометить могилу друга, потому он просто положил поверх холмика земли буденовку, перекрестил и пошел, как прежде, на восток.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Кибитка снаружи не казалась большой, но все артисты смогли разместиться в ней на ночлег. Они долго не могли угомониться: с глаз Аренского постоянно кто-то пропадал. То он разыскивал Герасима с Катериной. "Молодых" — как в шутку он их назвал — уже с час не было не видно и не слышно.

— Герасим! Катерина! — кричал в темноту Аренский.

— Идем мы, идем, чего раскричался! — вполголоса увещевал его Герасим, выходя из-за кустов со смущенной Катериной. — Уже и прогуляться нельзя…

— Как маленькие, ей-богу, — сердился Аренский, — война, на кого угодно наткнуться можно; незнакомый лес, неразорвавшийся снаряд, мина, наконец…

— Ведмидь, — подсказала хихикнувшая Катерина.

— Есть кое-что и пострашнее медведей, — не унимался тот. — Один поручик дисциплинированный. Лежит себе…

— А с удовольствием побегал бы, — проговорил сквозь зубы Зацепин, все тело которого к ночи превратилось в комок пульсирующей боли; он так мечтал, что придет Ольга, положит на лоб прохладную ладонь, а она исчезла куда-то на целую вечность!..

Ольга стояла поодаль и, не видимая в темноте товарищам, разговаривала с Татьяной.

— Почему такая таинственность? — удивилась было она, когда цыганка неслышно тронула её за плечо и шепнула на ухо:

— Отойдем!

— Кого-нибудь боитесь?

— Нет… но муж не любит, когда я разговариваю с гадже… просто так. Не гадаю, не зарабатываю деньги… Детей-то кормить надо…

— Так у вас женщины деньги зарабатывают?

Татьяна усмехнулась.