Игра или страсть? - Элизабет Торнтон

Нашла время стесняться! Что-нибудь придумает.

Она послала ему ясный, ровный взгляд.

– Тебе придется помочь мне с пуговицами. – И повернулась спиной.

Ее смущенный румянец восхитителен, подумал он и бережно прикоснулся к пуговицам. Однако когда края платья разошлись и обнажилось вначале одно, затем второе изящное плечико, он не смог удержаться и начал целовать ее тело. Ее цветочный аромат наполнил рот, ноздри, горло, легкие. Брэнд стиснул зубы, стараясь помнить о ее невинности.

Марион было трудно дышать. Эти томные прикосновения и влажные поцелуи оказывали на нее странное воздействие. Мышцы размягчались, кости таяли, и становилось все труднее держать голову. Еще минута, и она растворится, исчезнет.

Брэнд расстегнул все пуговицы до единой. Когда же платье соскользнуло к ногам, он, к своему отчаянию, обнаружил еще один барьер. Она была затянута в корсет!

Он торжественно распустил шнуровку, стащил корсет через голову и отшвырнул его прочь. Теперь она осталась в сорочке, панталонах и белых шелковых чулках. Дразняще.

Он слегка удивился, когда она отошла от него, но, как оказалось, только затем, чтобы поднять свою одежду и повесить на стул. Присев на край кровати, она заметила:

– Похоже, ты хорошо знаком с предметами женского туалета.

– Что?

Он все еще наслаждался восхитительной картиной: Марион в нижнем белье. Шелковая сорочка была практически прозрачной, открывая ее роскошные изгибы и плавные контуры.

Она вздернула подбородок, и этот незаметный жест привлек его внимание.

– Ты что-то хочешь сказать? – осторожно спросил он.

– Горничная снимает мой корсет с большим трудом, чем ты.

Он склонил голову набок.

– Марион, ты дуешься?

Когда она сердито взглянула на него, он рассмеялся и сел с ней рядом. Взяв ее руку, поднес к своим губам и поцеловал ладонь.

– Одному из нас лучше иметь небольшой опыт, – заметил он, – иначе получится, что слепой ведет слепого.

Ее подбородок чуть-чуть опустился.

– Небольшой?

Вот уж эту дискуссию он не имел ни малейшего намерения продолжать.

– Меньше, чем небольшой, – пробормотал он у ее губ. – Крошечный, малюсенький, мизерный…

Он опустил Марион на кровать и почувствовал ее улыбку, когда губы коснулись губ, но улыбка стала дрожащей, как только он обхватил ладонью грудь. Он подвинул сорочку, чтобы обнажить грудь – вольность, о которой Брэнд мог лишь мечтать. Он так долго хотел ее.

Опершись на локоть, он залюбовался ею. Ее глаза блестели. Что-то неистовое зашевелилось внутри его, что-то первобытное в своей природе. Она доверчиво взглянула на него.

– Раздень меня, – попросил он.

Марион потянулась к пуговицам рубашки, и, пока расстегивала их одну за другой, дыхание ееучастилось, стало слышнее. Она не понимала, чему он улыбается.

Он стащил рубашку через голову и бросил ее на пол, затем снова вытянулся рядом с ней. К его крайнему удовольствию, она не отвела глаз и не застеснялась, а широко расставленными пальцами дотронулась до его груди.

Марион же была одновременно зачарована и заинтригована. Мускулы, которые он скрывал под своей великолепной одеждой, бугрились под ее прикосновением. Грудь вздымалась и опадала с каждым резким вздохом. Это был сильный и властный самец, которого она каким-то чудом приручила. Эта мысль смиряла ее.

Она потянулась к нему.

– Люби меня, Брэнд. Люби меня.

– О да, – хрипло прошептал он, прежде чем накрыть ее губы своими.

Сквозь ткань сорочки и панталон он целовал ее груди, пупок, живот. Его ласки становились все интимнее, все настойчивее, и она следовала за ним, возвращая поцелуй за поцелуй, прикосновение за прикосновение. Она была слишком погружена в ощущения, чтобы беспокоиться о скромности, когда он снял с нее вначале чулки, затем сорочку и панталоны, слишком захвачена моментом, чтобы удивляться собственной смелости, когда помогала ему избавиться от одежды.

Он говорил ей, что она создана для этого, создана для любви. Она говорила ему, что он слишком медлит. Он поймал ее на слове.

Дыхание болезненно заклокотало в его груди, когда он раздвинул ей бедра. В сотый раз напомнив себе, что она девственница и что он должен быть нежен, он вошел в нее медленно, давая время привыкнуть к вторжению.

Она ахнула и стала тугой, как тетива лука. Через пару мгновений, с полувздохом, полустоном, Марион расслабилась под ним.

– Это было не так уж и плохо, – пробормотала она. Первая и последняя девственница, пообещал он себе, он не сможет пройти через это еще раз. Он отступил и прорвался сквозь последний барьер, погрузившись полностью, и Марион резко дернулась под ним. Слезы боли стояли у нее в глазах. Капли испарины усеивали его лоб. Когда она издала нерешительный смешок, узел напряжения в его груди тихо распустился.

– Больше не будет боли, – пообещал он у ее губ.

– Ты должен был сказать мне.

– Откуда я мог знать? Ты единственная девственница… – Он осекся, испугавшись.

Она не обиделась, совсем напротив. Удовольствие расцвело на ее щеках, и она обняла его.

– А ты мой единственный возлюбленный.

Глаза в глаза, улыбаясь, они двигались вместе в идеальном ритме. Постепенно улыбки исчезли, движения становились все быстрее. Ее тело задрожало. Он спрятал лицо у нее в волосах. Она достигла пика и рассыпалась на тысячи осколков, Брэнд лишь мгновением позже последовал за ней.

Потрясенная, слабая, как котенок, Марион, издавая мурлыкающие звуки, расслабилась под ним. К тому времени, когда Брэнд накрыл их одеялом, она уже погрузилась в сон.

Глава 18

Снаружи было все еще темно. Дождь прекратился. Свет свечи мерцал у нее в ресницах. Марион просыпалась медленно, но резко вздрогнула, когда вспомнила, что на ней нет ни нитки. Приподнявшись, она уставилась на Брэнда, сидящего у маленького полированного столика и потягивающего вино.

– Итак, ты проснулась, – сказал Брэнд. – Я принес бутылку вина из бара и два стакана. – Он встал и подошел к кровати. На нем была рубашка и бриджи, что ставило Марион, на ее взгляд, в невыгодное положение. Ухватившись за одеяло, она скромно потянула его на себя, чтобы прикрыть грудь.

В его глазах мерцала улыбка.

– Надень халат. Нам нужно о многом поговорить, но мы сделаем это за стаканом вина и подальше от соблазнов постели.

– Спасибо, – вот все, что она могла сказать, ибо чувствовала себя неловко. Она не могла совместить ту необузданную женщину, которая соблазнила его в этой самой постели какой-нибудь час назад, со сдержанной девушкой, которую знала.

Вздохнув, он накрыл ее губы в медленном, убедительном поцелуе.

– Скажи мне, что не жалеешь о том, что было между нами, – сказал он.