Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

«К концу средних веков едва не произошло объединение в одно государство Швеции, Дании и Норвегии, подобно тому, как около того же времени объединились Кастилия и Арагон. Но шведы воспротивились такому объединению и в борьбе за свою независимость образовали военное государство невиданной дотоле силы. Страна, со включением Финляндии и Эстляндии, насчитывала тогда едва 1 млн. жителей (не более, чем тогдашние курфюршества — Саксонское и Бранденбургское, вместе взятые), но и народ, и сословия, и король сомкнулись в одно неразрывное целое, в то время как в немецких странах, подчиненных как Габсбургам, так и Гогенцоллернам, вся дееспособность была парализована противоречиями, разделявшими между собою государей и сословия, а простой народ прозябал в тупом безразличии. Королевская власть династии Вазы, не имевшая своим источником феодальное наследственное право, а созданная народным избранием, носила совсем иной характер, чем власть немецких князей, и как королевская власть в Швеции отличалась от власти немецких государей, так и шведские сословия весьма существенно отличались от сословного представительства в остальной романо-германской Европе. Шведский рейхстаг был своего рода профессиональным представительством, не являвшимся носителем чьих-либо прав, а созываемым королем по его усмотрению и для его поддержки. С этой целью король созывал не только дворян, духовенство и бюргеров, но и крестьян, а наряду с ними также и представителей офицеров, судей, чиновников, горняков и других профессий. Последние группы постепенно отпали, а представительство от офицеров объединилось с представительством от дворян, так что образовалось прочное представительство четырех сословий, которые сливались в одних стремлениях с королем и выражали единую волю по отношению к внешнему миру».

Это свое высказывание знаменитый немецкий ученый относит к периоду начала XVII века. И именно им на страницах своей знаменитой «Истории военного искусства» он пытается отразить состояние Швеции на момент восшествия на престол внука Густава Вазы, выдающегося впоследствии полководца Густава Адольфа. Но все им сказанное будет справедливым, а потому может с равной степенью объективности быть отнесено и к эпохе полувековой давности, к концу 50-х годов XVI века, к моменту развязывания Московской державой Ливонской войны, то есть ко времени правления самого Густава Вазы. И тем более оно останется справедливым в отношении начала 70-х годов, то есть времени вступления в ту войну Швеции. Ведь ничего в истории человеческого общества не происходит вдруг, в одночасье, и наследство, полученное Густавом Адольфом, складывалось на протяжении жизни не одного поколения. Можно сказать больше: именно Ливонская война и ее уроки во многом способствовали укреплению основ национального единства и консолидации всех слоев шведского общества, а также общества и власти, что и позволило построить на Скандинавском полуострове государство, по словам Дельбрюка «невиданной дотоле силы».

Особенный интерес в приведенном высказывании известного ученого заключается в том, что, проводя параллель между положением дел в Швеции и в германских княжествах, проставленная им сравнительная оценка внутриполитического состояния чужого государства и его исторической родины оказывается не в пользу последней. Но то же самое в сравнении со Швецией можно было бы сказать относительного любого другого государства, и, если мы постараемся быть беспристрастными, то в равной степени такая оценка окажется в пользу Швеции и в сравнении с Россией. О единстве народа, других сословий и монаршей власти в нашем Отечестве говорить было бы просто смешно. Как и о том, что дееспособность нашего государства, благодаря остроте противоречий между отдельными его сословиями, всегда была парализована намертво, а прозябание в тупом безразличии народа до сегодняшнего времени остается его естественным состоянием.

А военная машина шведского королевства была типичной для развитой западноевропейской державы того времени. Те же рода войск и с тем же использованием наемной вооруженной силы, но, безусловно, в меньшей степени, чем это можно было видеть в Ливонии. Процент наемников в шведской армии был, вообще говоря, невелик, зато многие шведские воины поступали на службу под чужие знамена. Сравнить число иностранных наемников в шведских войсках с числом шведских солдат, воюющих в рядах иноземных армий, не предоставляется возможным, но непреложным остается факт: шведские воины высоко ценились в Европе.

О вооружении шведской армии мы вскользь уже упоминали: новшества в области вооружения легко проникали на шведскую землю. Во многом благодаря тому, что Швеция была морской державой с превосходно налаженным мореплаванием и освоенными торговыми путями, ее достоянием быстро становились многие достижения европейской техники. Кроме того, шведское королевство всегда само стояло на высокой ступени развития промышленного производства.

Так шведская пехота во второй половине XVI века (Швеция вступила в войну против России с начала 70-х годов) уже во многом была вооружена мушкетами, хотя еще оставались аркебузы и арбалеты. Применялись шведской пехотой и ручные бомбарды — легкое, короткоствольное артиллерийское орудие малого калибра, стрелявшее разрывными снарядами — бомбами и предназначенное для поражения живой силы. Короткий ствол бомбарды (как правило, не более полуметра) не давал возможности достичь высокой дальности стрельбы и сколько-нибудь приемлемой прицельности. Но поскольку тогдашняя тактика ведения боевых действий предусматривала большие скопления как пехоты, так и конницы, то стрельба из бомбарды на небольшие расстояния оказывалась очень эффективной. Другим достоинством бомбарды была относительная легкость, позволявшая ее ручное использование.

Среди наемников под шведскими знаменами можно было видеть рейтаров, но были в королевской армии и свои части кавалерийских войск, особенностью которых стало то, что на их вооружении появились ружья — аркебузы или мушкеты. Мы помним, что из огнестрельного оружия в кавалерии до сих пор можно было встретить только пистолеты. Но вот к середине XVI века на вооружении кавалерийских частей некоторых западноевропейских армий, в том числе и шведской, начинают появляться ружья. Такая возможность появилась благодаря налаженному выпуску облегченных аркебуз и мушкетов с укороченным стволом. Кавалеристы, получившие такое оружие, начинают именоваться драгунами, и их первоначальное назначение — ведение боя как в пешем строю, так и верхом в седле, в зависимости от обстоятельств.

И, конечно, если говорить о военном могуществе Швеции, то нельзя не упомянуть о том, что она обладала на тот момент мощным военно-морским флотом.

Ливонская война на всех своих фронтах осталась сугубо континентальной, и из всех стран ее участниц Швеция была единственной морской державой. За все длительное время той войны боевых действий на море не велось, и русско-шведский фронт тоже весь целиком был сухопутным. Располагая выходом к морю и устьями трех больших рек, текущих из континентальных глубин своей державы — Невы, Луги и Наровы, Московское государство оставалось континентальным по своей сущности, не приступившим даже к освоению зачатков мореплавания. А потому шведскому владычеству на море московской стороне противопоставить было нечего. Зато противостоять там было чему. Успехи шведского оружия на суше во многом объясняются тем, что на протяжении всей войны шведский флот свободно, вовремя и без препятствий доставлял в Северные районы Ливонии, где дислоцировалась сухопутная армия, все для нее необходимое. Благодаря безраздельному господству королевского флота на Балтике был налажен постоянный контакт заброшенных в чужую землю и отрезанных морем от своих баз шведских войск с «большой землей». Достаточно сказать, что именно флот оказал решающее влияние на успех в отражении шведским гарнизоном двукратного покушения московских воевод на Ревель, когда шведские корабли регулярно поставляли осажденным подкрепления, оружие, боеприпасы, продовольствие.

Наконец, еще одним союзником Ливонии, вернее, заступником в последней для нее войне, была Речь Посполитая — государство, образовавшееся путем объединения в 1569 году Литвы и Польши. Она же стала главным противником русской стороны в Ливонской войне. Именно противостояние Москвы и Литвы, а позже Москвы и Речи Посполитой определяло исход войны.

Объединенное польско-литовское государство было самым сильным из всех противников России в той войне. Несмотря на некоторое отставание в чисто прагматическом понимании от Запада, оно, будучи самым крупным по числу населения, следовательно, обладавшим наибольшими людскими ресурсами, располагало и самым мощным военным потенциалом. Население Речи Посполитой во второй половине XVI века составило около пяти миллионов человек, то есть было соразмерно с населением Московского государства. Большей численностью обладала Литва. В ней на момент объединения с Польшей проживало более трех миллионов человек. Здесь надо помнить, что собственно этническая Литва была мизерной, но в состав Великого княжества Литовского тогда входили многие владения Древнерусской державы, а именно, чуть ли не все юго-западные земли Киевской Руси.