Третья сила - Дмитрий Ермаков

В ту минуту Борис понял: даже если он ни разу больше не зайдет в храм, этого священника, назвавшего его с нежностью «сын мой», он будет уважать до конца своих дней.

— Так что он сказал вам? — произнесла Лена, терпеливо ожидавшая продолжение рассказа.

Молот спохватился и с досадой покачал головой. Предавшись воспоминаниям, он совсем забыл, что пришел сюда для того, чтобы помочь Рысевой, а не себе самому. О Лене он на какое-то время как будто позабыл, а ведь девушка могла в любой момент снова уснуть. И Борис, не теряя больше времени, пересказал ей притчу. Ту самую историю, сочиненную отцом Вениамином, что помогла ему обрести ответ хотя бы на один из «проклятых вопросов».

— В бункере, глубоко под землей, сидел большой человек. Один из тех, кто отдал приказ запустить ракеты. Каждый день он говорил, обращаясь куда-то вверх: «И все это сделал я, я! Миллионы мертвы, весь мир сгорел, но я — жив! А Ты, где был Ты?! Я победил Тебя, слышишь?». И однажды услышал в ответ тихий, грустный голос: «И ты этому правда рад?». Вечером большого человека нашли висящим в петле.

Лена молчала. Глаза ее, все время разговора бывшие полузакрытыми, сейчас были широко распахнуты. Притча отца Вениамина тронула самые глубинные струны ее души, заставила усиленно работать ее душу и разум.

«Пусть побудет одна», — решил Борис Андреевич, вставая. Теперь он был более-менее спокоен за Лену. Теперь он не сомневался: дочь его погибшего друга сумеет вернуться к нормальной жизни, пусть и не сразу, пусть и с трудом. Просто ее надо было оставить в покое. Дать разобраться в себе.

Поэтому, увидев в коридоре Соню, надеявшуюся проскочить в квартиру Рысевых, Борис тоном, не терпящим возражений, отправил ее обратно домой.

— Иди-иди. Не нужны сейчас Лене разговоры, — заявил он Соне, почти силой выпроваживая ее на платформу, — оставьте, наконец, ее в покое. Пусть поспит.

Но Лена не спала. Она шептала строчки нового стихотворения, сложившегося в ее голове буквально несколько минут назад…

Солнце падает шаром пламенным

За студеный горизонт.

Лунным мертвенным светом залиты,

Летят снежинки под ветра вой,

Словно осколки жизней, разбитых

Той, последней, минувшей войной.

Наша Земля навсегда заморожена…

Ветры грызутся над ней, как волки.

Поналетели они, растревожили

Неприкаянных душ осколки.

Я на поверхности. Глухо рыкнула

«Гермы» черная пасть за спиной.

Зверем навстречу метель прыгнула,

Сжала сердце рукой ледяной…

Вьюга все вокруг заметает,

А где-то там, в поднебесной тиши,

Голубоватым огнем сияя,

Летит осколок моей души.

«Кое-где есть шероховатости, — подумала Лена, несколько раз повторив про себя строчки; к своему творчеству она относилась критически. — Не в том я сейчас состоянии, чтоб ритм держать. Да и вообще стихосложению стоит поучиться… Зато все, что на душе, излила. Сколько еще осколков отколется от моей ледышки-души? Останется ли от нее что-нибудь?»

Лена и сама пока не осознавала, что с той минуты, как рядом появился Борис, глыба льда в ее груди начала медленно, но верно оттаивать…

Прикрыв глаза и повернувшись на бок, она вспоминала день, когда встретила Бориса Андреевича в первый раз.

Это случилось три года назад. Жители Оккервиля шумно и весело отмечали праздник, День Победы. Почти все население трех станций собралось на Ладожской. И, конечно же, Рысевы тоже явились на это торжество. Василий Васильевич Стасов произнес длинную, напыщенную речь о бессмертном подвиге предков. Выступление Стасова Лена слушала вполуха. Девушка понимала, что начальник говорит важные и серьезные вещи, но ничего не могла с собой поделать — то и дело отворачивалась, чтобы поглазеть на собравшихся людей. Потом выступил полковник Бодров. Он был по-военному лаконичен и немногословен, но зато и внимали ему все как один, не смея шелохнуться.

— Вечная память павшим, — сказал Дмитрий Александрович. — Вечная слава Победе. Будем достойными наследниками.

Больше он не сказал ни слова. Но на станции на несколько минут воцарилась полная тишина.

«Вот как говорить надо», — подумала Лена Рысева, снова и снова повторяя про себя короткую, глубокую речь полковника.

Тут Лена заметила, что на импровизированную трибуну поднялся еще один человек. Его она раньше не видела у них в Альянсе. Он был одет так же, как и все сталкеры: мешковатые брюки, куртка с капюшоном, на ногах — шнурованные «берцы». Ничем не примечательный с виду субъект… Если не считать лица. Оно сразу привлекало к себе внимание. Большинство солдат и сталкеров не отличались красотой, а этот выглядел именно красиво, в самом лучшем смысле этого слова. Правильные, пропорциональные черты лица нечасто можно было встретить у тех, кто ходил на поверхность «за хабаром». А уж глаза… Они просто загипнотизировали Лену. Никогда еще ей не доводилось встречать человека, у которого глаза выражали бы такую непреклонную волю в сочетании с такой мудростью.

— У нас гость! — коротко представил незнакомца полковник Бодров. — Борис Андреевич Молотов, сталкер из Приморского Альянса.

Лена не слышала, что говорил Борис Андреевич. Она не вслушивалась в слова, слетавшие с его губ, не могла сосредоточиться на смысле речи, с которой обратился к жителям Ладожской гость с левого берега. Но она успела отметить про себя, что огромная толпа, запрудившая всю платформу, слушала Молотова так же внимательно, как и Дмитрия Александровича…

Борис поклонился всем собравшимся и покинул трибуну. Начиналась культурно-развлекательная часть праздника. Театральная студия приготовила по случаю Дня Победы представление. Школьники по очереди выходили на импровизированную сцену возле мемориала «Дороге жизни» и читали стихи о войне.

Лена выступала последней. Она исполняла песню «Священная война» под аккомпанемент гитары. Сопровождаемая громом аплодисментов, девушка поднялась на сцену. Парень-гитарист присел на табурет, настроил инструмент. Ожидая, когда Василий Васильевич объявит номер, девушка обвела взглядом толпу. Она искала отца, друзей, товарищей, одноклассников… И гостя из Приморского Альянса. Но Бориса Андреевича в толпе не оказалось.

«Жаль, он не услышит, как я пою», — подумала Лена, но в этот момент Стасов объявил:

— Поет Елена Рысева, встречайте!

И девочка, мгновенно выбросив из головы все посторонние мысли, запела, вкладывая душу в каждую строчку, в каждое слово своей любимой военной песни. Музыкант бил по струнам гитары, зрители тихонько притопывали ногами в такт. Лена пела, прижимая к груди сжатые кулачки. И когда во время третьего куплета она мимоходом поймала взгляд отца, то увидела в его глазах гордость. Святослав радовался вместе с нею, казалось, все те чувства, что переполняли в эту минуту душу юной Лены, отражались, как в зеркале, в добрых мудрых глазах ее отца…

Песня кончилась. Лена, страшно утомленная коротким, но тяжелым выступлением, спускалась со сцены следом за гитаристом. В этот момент откуда-то сзади к ней подошел Борис Андреевич. Оказывается, он все это время стоял рядом, только не вместе с остальными слушателями, а за спиной полковника. Поэтому Лена его и не увидела.

— Спасибо. Ты замечательно пела, — произнес сталкер из Альянса, слегка наклонив голову, и учтиво пожал маленькую ладошку Лены. — Нигде, ни на одной станции я еще не слышал, чтобы так пели…

От волнения девочка не смогла ответить Молотову ни слова. Она смутилась, покраснела, машинально кивнула Борису, и тут же ретировалась. Праздник закончился, гости разошлись, отец увел Лену обратно на Проспект Большевиков, и больше в тот день она не увидела Бориса Андреевича. Зато по пути подробно расспросила отца, кто этот сталкер, чем он знаменит и как часто бывает у них.

— Молот младше меня лет на десять, — рассказывал Святослав, — но он очень опытный сталкер. И отважен невероятно. Его даже Нева не пугает, представляешь. Мы с ним друзья, кстати. Правда, он не часто сюда заглядывает. И все же странно, что ты его раньше не видела. Ничего, еще увидишь обязательно.

Отец сдержал слово. Уже месяц спустя Борис Андреевич оказался в их доме и целых полчаса проговорил с Леной с глазу на глаз. Он рассказал ей о жизни в Большом метро, о своих рейдах по руинам города…

Чувство, возникшее было в душе юной Лены, так и не развилось во что-то большее. Это была просто кратковременная вспышка, за которой ничего не последовало. Слишком велика была разница в возрасте между ней и Борисом Андреевичем. Слишком редко он заглядывал на станции Оккервиля. Зато на долгие годы Лена и Борис стали друзьями, и каждый раз, когда сталкер оказывался в гостях у Рысевых, они оба искренне радовались друг другу. О своей минутной влюбленности девушка теперь уже и не вспоминала, но всегда чувствовала: рядом с Борисом ей становится как-то особенно хорошо, легко и спокойно. Точно за каменной стеной…