Весна Византии - Дороти Даннет

― Лекарь справится. Ничего смертельного.

― Замечательно, ― ответствовал Николас.

Глаза шотландца блеснули.

― Служанка вышла в коридор, а на нее налетел один из парней Асторре с незастегнутыми штанами. Вот видишь, что значит не позволить им сойти на берег в Модоне!

― И кто из двоих кричал? ― осведомился фламандец.

― Наемник, конечно. Она пырнула его ножом. Ничего страшного, по крайней мере, все не слишком серьезно… Асторре говорит, у этого парня и без того по свету рассеяно уже три десятка ребятишек…

― И Тоби взял все в свои руки, ― добавил Николас. ― Стало быть, у нас в запасе еще девяносто семь невредимых солдат. Ну, да кому нужны целые числа?

― Совершенство бы все испортило, ― подтвердил Джон Легрант. ― Пассажиры пыряют ножом членов команды, гребцы прячутся по норам, на борту два священника и свистулька, а впереди ― все турецкое войско. Это не корабль, а отделение скорбного дома!..

Совершенство и впрямь бы все испортило. Вспомнив о долге владельца судна, Николас посмурнел лицом и направился прямиком в каморку, отведенную Тоби, чтобы своими глазами увидеть несчастную жертву. Лекарь не стал уверять, что все будет в порядке, а лишь обреченно махнул рукой.

― Он выживет. Я никогда не слышал таких ругательств со времен Лионетто. Выучил четырнадцать новых слов. Ты женщину видел?

― Нет. Он ничего с ней не сделал?

Несостоявшийся насильник наконец прекратил ругаться и лишь издавал душераздирающие стоны.

― Да что с ней сделается?! ― возмутился Тоби. ― Вытерла нож об его же рубаху, как заправский мясник, и прямиком вернулась в хозяйкину каюту. Я еще боялся, что она того и гляди вернется вырезать ему почки. Ты сам извинишься за этого болвана? Или лучше мне?

― Ты устал, ― посочувствовал Николас. ― Столько новых ругательств выучил… Предоставь госпожу Виоланту мне.

Джон Легрант, явившийся вместе с фламандцем, хлопнул его по плечу.

― Вот это правильно. Она с тобой быстро разберется. Этой женщине палец в рот не клади. Она быстро тебя обрежет где надо, проштампует, бантиком завяжет ― и вылетишь из дверей, даже не касаясь ногами пола… Я заранее налью тебе выпить.

После таких слов все сочли бы его трусом, если бы он отложил извинения до утра. Пройдя на корму, Николас постучался в каюту принцессы.

Позже он не раз уверял себя, что не забыл постучать, ― хотя, конечно, архимандрит, не мог этого подтвердить, а евнух куда-то делся с порога. И потому, заслышав голос изнутри, Николас отдернул занавеску и вошел внутрь.

Стеклянная лампа не горела, и свет исходил лишь от жаровни рядом с кроватью. Отблески падали на подушки и смятые шелковые простыни, и на золотую корону трапезундской принцессы. Сама она стояла спиной к входу, в дальнем конце комнаты, и внимательно слушала пожилую служанку, которая наводила вокруг порядок. Сперва Николас слышал только этот ворчливый голос и видел лишь золотистые волосы принцессы, заплетенные в косу…

Затем занавеска опустилась у него за спиной, и, заслышав этот звук, Виоланта обернулась.

Ночное платье распахнулось, и воздух наполнился тонким ароматом. Во второй раз за этот день у Николаса перехватило дыхание. Не только лицо женщины, но и тело оказалось великолепным… Распахнутые полы шелкового халата не скрывали ничего, и он медленно проследил глазами, как падают тяжелые складки.

Служанка взвизгнула, завидев гостя, но Виоланта Наксосская осталась стоять с невозмутимым видом.

― Неужели я, как жена какого-нибудь торговца, должна прикрываться перед слугами? ― осведомилась она.

― Разумеется, нет, госпожа, ― поклонился Николас. Кровь гулко стучала в ушах, отдаваясь толчками во всем теле.

― Или ты был бы рад, ― продолжила принцесса, ― если бы я посчитала тебя не выше животных, не способных управлять собственными инстинктами?

― Я как раз явился просить прощения у вас и у вашей служанки за происшедшее, ― промолвил фламандец.

Он чувствовал, что бледнеет и краснеет попеременно, и призвал на помощь все свое здравомыслие, а затем вдруг осознал, что женщина в точности знала обо всем происшедшем на палубе: она слышала шум и догадалась, что скоро кто-то явится с извинениями. Наверняка она даже узнала его шаги. Николас перестал злиться сам на себя, когда понял это.

― Возможно, мне следует пригласить вашего священника, ― осведомился он.

― Зачем? ― поинтересовалась она. ― Разве этот мужчина умер, и Фрина нуждается в покаянии? Но обычно она не бывает столь неаккуратной.

― И этот раз не стал исключением, ― подтвердил фламандец. ― Я лишь хотел узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь. Позвольте еще раз извиниться за недоразумение и пожелать вам доброй ночи. Простите, если я потревожил вас.

― Можете не сомневаться, ― послышалось в ответ, ― что вы ничуть меня не потревожили, ибо сие попросту невозможно.

Николас ушел, но какое-то время еще выжидал в темноте коридора, прежде чем смог натянуть на лицо улыбку. Лишь после этого он вернулся к своим спутникам, и когда на следующий день он вновь увидел Виоланту, никто больше словом не обмолвился о ночном происшествии.

На паруснике, где имелась широкая супружеская постель, подобных сложностей у основных действующих лиц не возникало. Корабль, неся на борту все необходимые припасы, редко заходил в порты, и поскольку был мало приспособлен для морских сражений, старался избегать встречных судов. Некогда в этих местах процветало пиратство, ― ведь здесь пролегали пути кораблей, перевозивших рабов, меха и мед из Каффы, а также шелка, специи и индиго.

Но Венеция не стала рисковать своими галерами в этом году; и хотя Дориа принял все необходимые меры предосторожности, Черное море в этом месяце отличалось необычной пустынностью. Небольшие дельфины резвились в чистой воде. Рыбаки тянули сети и продавали свою добычу проходящим судам. Но хотя обычно со сходом льдов в эти воды устремлялись крупные суда с Запада, сейчас их нигде не было видно. Под угрозой войны торговля, как всегда, скрестила руки на груди и отступила. Никто не станет посылать корабли с товаром, если завтра они могут понадобиться для сражения или (упаси Боже!) для бегства. «Дориа» и «Чиаретти» равным образом снаряженные и для войны, и для торговли, оказались единственными большими кораблями в этих водах.

И не все были рады их видеть. В Синопе эмир закрыл доступ в свою гавань под предлогом якобы обнаруженной заразы на борту. Эти извинения звучали фальшиво: по всему побережью, где слухи распространялись со скоростью лесного пожара, уже давно было известно, что на галере путешествует внучатая племянница самого императора, а на паруснике ― Амируцес, его казначей. Поэтому, что бы там ни утверждали в Стамбуле, но никакой чумы на борту не было. Однако такой мудрый человек, как эмир, поддерживающий обе стороны попеременно, решил не рисковать понапрасну.

Присутствие Амируцеса было для юной Катерины постоянным источником раздражения. Он завладел вниманием Пагано. Он давал ей уроки, которые ничуть не интересовали новобрачную. Подобно «Чиаретти», парусник «Дориа» превратился в плавучий университет. Взирая сверху вниз на своих Язонов, Зевс, владыка жертвенного Овна, мог бы подивиться, чем заняты эти люди?! Неужели Геркулесу был важен этикет? Или дракону?

В Синопе галера вырвалась вперед. Парусник обогнал ее тремя днями позже и первым вошел в Самсун, дабы предупредить местных чиновников, что за ним следует корабль, у которого на борту чума.

Дожидаясь своего посланца, Пагано Дориа с неудовольствием заметил, что «Чиаретти» на веслах проходит мимо. Он вскоре обнаружил, что экипаж галеры и впрямь в полном комплекте, ― и все эти лица были знакомы ему еще по Модону. Равным образом и ватерлиния оказалась на месте… Майкл Кракбен, капитан парусника, судя по всему, знал, как можно проделать такой фокус; и ему это показалось забавным… Галера даже не сделала попытки зайти в Самсун.

Заканчивался месяц март, и до Трапезунда оставалось еще пять дней пути. На обоих кораблях священники взглянули на календарь и отвели в сторонку своих хозяев. Если не случится чего-то непредвиденного, они прибудут к императорскому двору как раз во время Пасхи. Так ли это необходимо? Все постоялые дворы будут забиты, купцы заняты своими делами, император и его присные ― поглощены церемониями… Никто и не заметит прибытия нового генуэзского консула и флорентийского посланца. Да и как после трех недель в открытом море они смогут войти в порт при должном параде и великолепии?

Николас заметил на это:

― В Слёйсе фландрские галеры делают это каждый год. Нужно просто вычистить весь корабль за день до прибытия. Главное ― не лениться… ― Команда из двух с половиной сотен человек, объединенная общим репертуаром чрезвычайно похабных песенок, сочиненных специально для них хозяином корабля, в едином порыве принялась выкрикивать в его адрес ругательства, но покорилась настойчивости Николаса.