Весна Византии - Дороти Даннет

― Да, ― кивнул капеллан. ― На месте Дориа я бы позаботился об этом.

― Он еще много чем нас сможет порадовать. Рабы-черкесы в моей спальне… Да и в вашей тоже…

Тоби заулыбался.

― Мы все будем опорочены? Доказательства несусветной развращенности? Девочки и выпивка? Опиум и гашиш?

― Все верно. Пробуй, что хочешь, но ничего не подписывай, ― потребовал Николас ― Отче, вы служите мессу по-латыни. Могут ли здесь нас ожидать неприятности?

― Вполне вероятно. Мы имеем право служить только в церкви на территории своего представительства. То же самое относится к Дориа и к венецианцам. В других местах это запрещено. Мы также не должны обсуждать религиозные вопросы, приглашать к себе и посещать членов православной церкви. И, разумеется, если службы не проводятся вовсе ― нас сочтут безбожниками.

Тоби с подозрением покосился на капеллана. Ему уже давно хотелось выяснить, исповедовался ли тому Николас. Однажды он рискнул спросить напрямую. Годскалк, разумеется, ничего не ответил.

Николас тем временем перечислял возможные опасности, ― скорее всего, уже далеко не в первый раз.

Он делал это лишь ради своих спутников. Священник не сомневался, что для себя он давно решил, как поступит с Дориа и Катериной.

― И, разумеется, наши учетные книги, ― продолжал бывший подмастерье. ― Все цифры должны быть в полном порядке и расписки ― безупречны. Мы должны блюсти порученные нам товары, как зеницу ока, хорошо платить и обращаться со слугами. Даже в пределах собственных стен мы должны отзываться об императоре и всей его свите не иначе, как с почтением и благоговением. Что еще?

― Даже это уже чересчур, ― заметил Тоби. ― Если он мыслит так же, как ты, то все равно сумеет нас на чем-нибудь подловить. Если тебя не станет и компания Шаретти останется без своего главы, Пагано Дориа тут же захватит все наши товары, деньги, служащих, договора, присвоит себе доброе отношение императора и Медичи. Я что-то сомневаюсь, что ты и впрямь хочешь вернуть Катерину. Пока она с ним, у нас есть хоть какая-то защита.

Лекарь пристально наблюдал за Николасом.

― Она ничего не знает, ― заметил тот. ― И, разумеется, он не станет нас разорять. Это мы разорим его. Отче…

― Да.

― Вы сказали, что Катерина не подозревает, что он обманщик, и ей бы лучше этого пока не знать.

― Разве ты сам не понимаешь? ― подтвердил Годскалк. ― Он не может позволить ей разочароваться в нем. Этот брак ― его единственная опора. Так что ты намерен предпринять? Подсунуть рабов-черкесов ему в постель? Избивать его матросов, пока они не сознаются в убийстве и поджоге в Модоне? Попросить принцессу Виоланту сказать правду об их отношениях? Убедить саму девочку, что твоя жизнь зависит от того, согласится ли она бросить мужа?

Он смотрел на Николаса так, словно никого, кроме них двоих, в каюте не было.

Джон Легрант до сих пор не промолвил ни слова. Николас сказал:

― На самом деле вы спрашиваете, тот ли он человек, который способен хранить верность жене и честно управлять делами демуазель? Судя по тем сведениям, которые мне удалось собрать, никогда прежде в своей жизни он не выказывал подобных качеств. Он всегда брал деньги и шел своей дорогой. Готовы ли мы ждать до той поры, прежде чем разлучить их?

― Мое мнение тебе известно, ― заявил священник. ― Дай ему шанс. И девочке тоже. Если, вопреки всем надеждам на будущие доходы, он обманет ее ― тогда окажи ей помощь. Но подстрекать его к неверности было бы неблагородно.

― Значит, черкесов в постели не будет, ― безразлично ответил Николас.

― И никаких других хитростей, какие могли бы столкнуть его с пьедестала. Надеюсь, ты хорошо меня понимаешь?

Фламандец вздохнул.

― Вы связываете мне руки.

Капеллан невозмутимо взирал на него.

― У него руки тоже связаны. Вспомни, ведь он не может ни портить твой товар, ни лишать компанию доверия торговцев. Ему нужно унаследовать процветающее дело. С другой стороны, ты волен мешать его сделкам. Девочка от этого не пострадает.

Николас смотрел куда-то в пустоту.

― Мне нужен союзник в генуэзском замке, но нам никак не проникнуть внутрь.

― А это и ни к чему, ― заявил капеллан. ― Они ведь все выходят наружу. Торговцы, слуги, ― все присутствуют на пасхальных торжествах. Капитан Асторре вполне может заметить какого-нибудь знакомого солдата, или Джон ― генуэзца, которого можно подкупить. Тебе понравится пасхальная музыка. Она опирается на акростихи.

То, что перед ним разворачивался некий поединок, было для Тоби совершенно очевидно, но он никак не мог понять истинной сути происходящего. Чуть погодя Николас отвел глаза и кивнул.

― Ладно. Такая проблема нам по плечу. В конце концов, в отличие от рук, языки у нас не связаны, ― разве что в присутствии истинной святости и благочестия.

― Святость тут ни при чем, ― дружески парировал священник. ― Это просто здравый смысл.

Не следовало забывать, что капеллан немало времени провел среди солдат, и первым среди присутствующих свел знакомство с Пагано Дориа. Должно быть, вспомнив об этом, Николас ничего не ответил, и лишь чуть заметно улыбнулся, покачав головой.

Удивительно, но этому толковому служителю божьему удавалось хотя бы отчасти управляться с фламандцем. С другой стороны, он был почти незнаком с демуазель, супругой бывшего подмастерья и владелицей компании. Еще важнее: он не знал тайны Николаса, известной Тоби, Юлиусу и Грегорио. Но больше всего лекарь опасался, что капеллан прекратит свои усилия, осознав их полную бесплодность.

Вечером, перед прибытием в гавань Трапезунда, Николас попросил аудиенции у принцессы Виоланты. Они стояли на якоре, и потому он смог воспользоваться бритвой и выскоблить щеки. Повсюду на корабле матросы щеголяли свежими порезами, играя друг для друга роль цирюльников; парадные наряды вытряхивали из сундуков; разворачивали вымпелы и флаги. На корабле пахло свежей краской, влажным деревом и смолой; повсюду доносились звуки пил и молотков, звон ведер и топот босых ног, а также нетерпеливые голоса мужчин, предвкушавших после долгого и утомительного путешествия желанное тепло, свежую еду, мягкую постель и доступных женщин.

Как обычно, архимандрит присутствовал в каюте в своих пышных черных одеждах. За все это время отсутствовал он лишь однажды ― в ночь памятного нападения с кинжалом, но, разумеется, и тогда ничего выдающегося не произошло. Виоланта Наксосская лишь дала понять Николасу, как сильно она его презирает. Это было жестоко и совершенно бессмысленно. Он и без нее сознавал все свои недостатки.

С той ночи между ними установилась рутина, которую он и сейчас дотошно соблюдал. Поприветствовав госпожу по-гречески, Николас подошел ближе и, дождавшись приглашения, неподвижно сел рядом на второй стул. На нем был выходной дублет и рубаха, однако он еще не надел короткую накидку, в которой завтра намеревался сойти на берег. Ткань была неплохого качества, и покрой вполне сносный. Однако от своей наставницы он уже знал, что не в порядке с его одеждой, и теперь она, в свою очередь, сидела и молча рассматривала его.

Виоланта Наксосская в свои юные годы успела посвятить немало людей во множество таинств. Сама она усердно занималась танцами, музыкой и рисованием. Изысканные манеры были для нее столь же естественны, как дыхание. Она требовала этого и от других, презирая тех, кто считал сие искусство излишним. Также она умела читать и писать, хорошо знала поэзию и прозу. Более того, она имела представление о том, какими знаниями должен обладать человек высокого ранга, дабы поддерживать на равных беседу в достойном обществе. Там, где заканчивались ее собственные познания, она всегда могла обратиться к Диадохосу. Что касается этого юного фламандца, чье невежество представлялось поистине безграничным, ― она мало чем могла ему помочь за три недели. Всего лишь слегка приоткрыть дверь… Попытаться понять, есть ли что-нибудь за ней… Разумеется, по-настоящему судить, насколько он умен, у принцессы не было возможности, она лишь знала, что он избегает формальных познаний. Подобные опасения нередко встречались в обществе…

Поначалу она рассчитывала поразить его, ― и таким образом сделать управляемым. Предстать перед ним почти обнаженной казалось сущей безделицей… Лишь служители Церкви могут не понимать таких вещей, а также люди, слишком наивные и плохо знающие жизнь. Не в первый раз Виоланта прибегала к подобным средствам, дабы достичь власти над мужчиной. И фламандец был потрясен, ― она видела это очень ясно. Однако ее саму поразило ничуть не меньше то, сколь быстро бывший подмастерье сумел взять себя в руки. Итак, на исходе первых суток она поняла, что видит перед собой превосходного актера. И лишь к концу недели Виоланта в полной мере оценила свое новое приобретение. Разумеется, он представлял, какие выводы она способна сделать. Похоже, и раньше находились люди, готовые усомниться в кажущемся простодушии фламандца, ― и он привык находиться под пристальным наблюдением Возможно, некогда он прятался под маской наивности, но теперь это стало невозможно. Ему предстояло подыскать себе новое укрытие. Непростая и не быстрая задача… Но однажды новая личина окажется на месте, и проникнуть сквозь нее окажется очень непросто.