Тайна мадам Лефевр - Джулия Джастис

– А по правительственной службе ты не скучаешь? – поинтересовался Уилл, которому с трудом верилось, чтобы Макс так легко отказался от дела всей своей жизни.

– По работе в большой организации? Немного. Но я ничуть не тоскую по распусканию сплетен за спиной или по интригам людей, чьи лишенные смысла амбиции многократно перевешивают заботу об общественном благе. В будущем я намерен баллотироваться в парламент. Будучи выбранным людьми округа, которых я уважаю, стану представлять их интересы в парламенте, то принесу больше пользы, чем находясь на дипломатической службе. Не измени Вена мою судьбу, я бы сейчас прислуживался лордам и стал бы лакеем своего отца.

– Баллотироваться в парламент – прекрасная идея.

– Поживем – увидим. Пока я доволен, что могу наблюдать за тем, как растет мой сын, и проводить дни и ночи с женой. Итак, – Макс поднял бокал и кивнул Уиллу, призывая последовать его примеру, – за твое благополучное возвращение. За любовь, которую нужно найти и лелеять. За разбойников Рэнсли.

Уилл, еще не пришедший в себя от осознания, что он не лишится дружбы Макса, чувствовал, как все его существо окутывают эйфория и нетерпение встретить будущее, о котором он не задумывался до того момента, как проснулся после отъезда из Парижа в объятиях Элоди.

– За все это, – ответил он. – И за разбойников Рэнсли, конечно!

Глава 20

Две недели спустя, мягким летним вечером Элоди сидела в парадной гостиной Дэнби-Лодж, украшая вышивкой платье. Методично заполняя ткань мелкими ровными стежками, она с удивлением думала о том, что отмечает время, оставшееся до отбытия в Лондон, как прежде в Вене. Но если раньше она проводила дни в радостном ожидании, теперь ее душа была скована немотой и безразличием. Она подбадривала себя тем, что перед окончательным расставанием еще раз увидит Уилла Рэнсли.

Элоди очень сожалела, что он не взял ее с собой. По его возвращении у них почти не будет времени побыть друг с другом. Потребуется несколько дней, чтобы вернуться в Лондон. Дальше этого она старалась не заглядывать.

Ее дух был сломлен, она тосковала по Уиллу, его точным замечаниям, поддразнивающим глазам, рассказам и забвению, которое обретала в его объятиях, когда он любил нежно и всепоглощающе, заставлял померкнуть даже страдание и боль утраты. Она надеялась, что в ночь, проведенную им в Дэнби-Лодж до отбытия в Лондон, он придет к ней, но он этого не сделал. От этого день его отъезда показался ей еще более мрачным.

Элоди удивилась тому, что Макс Рэнсли не поехал вместе с Уиллом. Она ожидала, что он захочет обсудить с ней венские события, и была немало изумлена, поняв, что он вовсе не стремится ни переговорить с ней наедине, ни упомянуть о произошедшем в общей беседе.

Макс и его жена настояли на том, чтобы Элоди ужинала с ними. Хотя иногда он заводил разговор о Вене, но скорее чтобы развлечь Кэро, а не выудить из Элоди сведения. Он описал несколько наиболее примечательных балов и приемов, на которых присутствовала и она, попросил поделиться воспоминаниями на этот счет, поинтересовался ее мнением о красочной веренице знаменитостей и случайных людей, съехавшихся на Конгресс.

Элоди решила, что Макс не хочет говорить о давнем скандале, чтобы не расстраивать жену, которая еще не вполне оправилась после тяжелых родов. Кэролайн Рэнсли произвела на Элоди благоприятное первое впечатление, и между ними быстро возникла дружба. Элоди понимала, что, уехав в Лондон, будет скучать по этой удивительной женщине. Кроме оставшейся в Вене Клары, у Элоди никогда не было подруги или сестры, с которой она могла бы свободно разговаривать и поверять тайны. Она выросла в изгнании, и ей не представилось случая познакомиться с кем-то, равным по положению.

Кэро предлагала надевать любые ее платья, но Элоди, не привыкшая сидеть без дела, попросила Макса продать одно из украшений, которые привезла с собой, чтобы на вырученные деньги купить материал для пошива собственной одежды. Сходив вместе с Кэро в деревню, Элоди приобрела несколько отрезов ткани и теперь доделывала второе платье очень стильного покроя.

Шитье помогало занять свободное время. Кроме того, она рассудила, что, если в самом деле хочет выступить перед властями, негоже появляться в старом, потрепанном платье.

Если впереди ее ожидала тюрьма, она сможет, продав красивые наряды, разжиться углем и свечами, которые помогут скрасить безрадостное существование. Ну а если случится самое худшее, ее, по крайней мере, похоронят в красивом платье.

В гостиную привычной быстрой походкой вошла хозяйка дома.

– Элоди, какая изысканная работа! – воскликнула она, рассматривая вышивку. – Охотно верю, что самая первоклассная модистка Вены требовала, чтобы вы украшали сшитые ею наряды.

– Ну, уж точно не «требовала», – ответила Элоди. – Однако хорошо платила.

– А вот я безнадежна! Не сумела бы сделать ни единого стежка! Мне следует заказать вам пошив новых платьев. Прежде мне было совершенно все равно, что на мне надето, лишь бы скромно и удобно, но теперь, когда я восстанавливаю фигуру, – она покраснела, – хочется обзавестись новыми нарядами, которые заинтриговали бы моего мужа и напомнили мне, что я не только мама.

– Новые платья, которые подчеркнули бы вашу прелестную грудь, – поддразнила Элоди, отмечая с улыбкой, что румянец на щеках Кэро становится еще более заметным. – Я с радостью сошью вам что-нибудь, если останется достаточно времени до отъезда.

На лицо Кэро набежала тень.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы вообще не уезжали! Но я не стану об этом говорить, иначе расстроюсь. Боже мой, в последнее время я могу расплакаться по малейшему поводу! Это я-то, которая никогда в жизни не была сентиментальной! – добавила она.

– Это оттого, что вы недавно стали мамой.

– Няня как раз заканчивает купать Эндрю. Принести его сюда?

– Да, пожалуйста! Я и ему сошью рубашечку.

– Уверены? Я боюсь, что при виде его вам становится еще тяжелее.

– Я тосковала бы по Филиппу каждый день, даже если бы никогда больше не увидела ни единого ребенка. Не хочу, чтобы моя утрата уменьшила вашу радость от общения с малышом. Мне нравится видеть вас с сыном и осознавать, что кому-то на свете доступно это счастье. Кроме того, разве можно устоять против такого красивого и очаровательного молодого человека, как ваш сын?

Кэро просияла.

– Он и правда красивый, не так ли? И требовательный. Это хорошо. Если бы он не нуждался в моем ежеминутном внимании, не знаю, как бы я перенесла эту вынужденную бездеятельность. Доктор запретил мне садиться в седло еще две недели, но я прекрасно себя чувствую и жду не дождусь, когда смогу вернуться к работе с лошадьми!