Блэкджек - Барон де К.

Драко - в отличие от Люциуса - обладал чрезвычайно развитой интуицией и деловой хваткой. А если учесть, что после Второй магической войны большинство магов предпочло не вспоминать о своих отношениях с семьей Малфоев, Скорпиусу оставалось только удивляться тому, как быстро отец смог наладить новые связи взамен утраченных. Так что реальным главой семьи был все-таки он, а вовсе не Люциус, и деду приходилось с этим считаться. Впрочем, как и всем остальным.

Тем не менее, Скорпиус рискнул привезти в имение Тину. После нападения бандитов на лагерь детей отправили по домам, но за девочкой никто не приехал. Сова, отправленная со срочным письмом, вернулась с огрызком бумаги, на котором карандашом было написано: «Обещали забрать на лето - вот пусть и сидит там, у вас». Подписи на записке не стояло.

Скорпиус был слишком расстроен несчастьем с Гарри. Да что там расстроен - он места себе не находил, изнывая от желания бросить собиравших вещи детей и сбежать в Лондон, поближе к больнице. Но услышав, как директриса Мур успокаивает Тину, обещая ей, что обязательно что-нибудь придумает, мгновенно нашел решение. Раз Тина его воспитанница - значит, она проведет свое лето в имении Малфоев. И все. И точка.

На формальности и согласования с Министерством по камину ушло три часа. К этому времени Скорпиус возненавидел бюрократию и на время забыл про собственные горести. А уж когда оказался в Малфой мэноре, на страдания и вовсе не осталось ни минуты.

Пока мама и бабушка хлопотали над девочкой, потерявшей от восторга и удивления дар речи, Скорпиус объяснялся с отцом и дедом. В отличие от женщин семьи, те не горели желанием оказывать гостеприимство Тине. Они готовы были потерпеть ее день-два, пока Министерство не найдет опекунов, но до конца лета?

Скорпиус не спорил. Сидел в кресле у окна, смотрел на шелестящий листвой парк и молчал. Когда аргументы у Драко и Люциуса закончились, он повернулся к родным и спокойно сказал:

- Ну что ж, в крайнем случае, мы с Тиной поживем в Лондоне, я там сниму какую-нибудь квартиру. Где-нибудь в районе Косой аллеи.

Чем-чем, а упрямством он мог поспорить и с отцом, и с дедом.

И Тина осталась в имении. Вечером следующего дня Скорпиус из окна увидел, как она, не очень уверенно сидя на маленьком послушном пони, едет по дорожке рядом с Люциусом. А еще через день услышал, как бабушка читает Тине «Сказки Барда Бидля», и окончательно перестал беспокоиться - малышка попала в надежные руки.

Зато вернулась тревога за Гарри. «Пророк» публиковал ежедневные сводки о состоянии Главного аврора. Угрозы для жизни не было, в остальном репортер, поселившийся в приемном покое больницы Св. Мунго оказался немногословен: Гарри Поттер в стабильно тяжелом состоянии. И Скорпиус сорвался в Лондон.

Сначала он собирался проникнуть в палату под разиллюзионным заклятием - именно таким образом он умудрился оказаться у маяка в самый драматичный момент, в буквальном смысле слова прицепившись к группе авроров, прочесывающих Валиент. Разумеется, заклятие свалилось, едва Скорпиус увидел Гарри, которого на руках вынесли из подвала, но Малфою тогда было все равно. Он ревел над безжизненным телом, как девчонка, наплевав на окружающих и чувство собственного достоинства. Да он бы всего себя отдал вместе с магией, если бы ему позволили. Но колдомедики достаточно бесцеремонно оттащили Скорпиуса от Гарри, а кто-то из разъяренных авроров аппарировал его в лагерь - зареванного и не сопротивлявшегося.

Тогда Скорпиусу и в голову не пришло как-то конспирироваться. А сестрички Нотт мгновенно сделали нужные - и правильные - выводы. Которыми не замедлили поделиться сначала со своим отцом, а затем и с Люциусом.

Скорпиусу было наплевать. Охранные заклятия не пропустили его не только в палату, но даже в отделение. Ни под разиллюзионным заклятием, ни под оборотным зельем, с огромными предосторожностями купленном в Лютном переулке, ни в натуральном виде. Оставалось сидеть внизу, в общем коридоре, и ждать новостей. Все, на что хватило соображения у Скорпиуса - прикрыться разиллюзионкой, чтобы не светиться на глазах у всех. Он совсем не стремился попасть под бойкие перья папарацци, круглосуточно карауливших любую возможность написать о Поттере что-нибудь еще, кроме сводок о состоянии здоровья.

К Гарри каждый день кто-нибудь приходил - то жена, то дети, то сам Министр Шеклболт. Скорпиус завидовал им лютой завистью, но ничего не мог поделать. Он поселился бы под окнами больницы, если бы не Тина и не отец, категорически потребовавший от Скорпиуса хотя бы соблюдать приличия.

Поэтому ночевал юный Малфой дома, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей возней с Базилио или занятиями с Тиной. Получив в подарок низла, девочка как-то неожиданно для Скорпиуса заинтересовалась магическими животными и теперь тратила вечера на то, чтобы выспросить у своего бывшего воспитателя все, что он знал о фауне волшебного мира. О похищении Тина не вспоминала, только робко спрашивала у Скорпиуса, поправляется ли мистер Поттер. Но Малфой подозревал, что трагедия оставила в душе девочки намного более серьезный след, чем это казалось с первого взгляда. И для себя уже решил в ближайшем будущем подробнее поговорить на эту тему с семейным колдомедиком, раз уж Тина оказалась на попечении в Малфой мэноре.

Сидя в своей комнате с низлом на коленях и рассказывая девочке об особенностях магических животных, Скорпиус все время натыкался взглядом на эдельвейс в маленькой вазочке. Оставить цветок в лагере Малфой не смог - он слишком много значил для него. Даже если у них с Гарри ничего больше не будет, эдельвейс оставался памятью: живой, настоящий, вздрагивающеий пушистыми лепестками от вечернего ветра.

На восьмой день Скорпиус понял, что должен добиться встречи с Гарри любым способом. Накануне он снова промаялся под дверями отделения, пытаясь увидеть его хотя бы сквозь щелочку неплотно закрытых створок. «Ежедневный пророк» захлебывался статьями об успехах колдомедицины, буквально вытащившей героя Британии с того света, по колдовизору второй день крутили пресс-конференцию Шеклболта, с огромной помпой передавшего премьер-министру Британии спасенные Гарри Поттером картины, колдорадио передавало прямые трансляции из зала судебных заседаний Визенгамота, где уже начались первые слушания по делу о банде Кабана…

Скорпиусу было наплевать и на картины, и на министров, и на бандитов. И на сплетни, честно говоря, тоже. Даже репутация, о которой так переживали родители, его волновала постольку-поскольку. Он никогда раньше не задумывался над тем, что же в его жизни самое важное, а ответ, как оказалось, лежал на поверхности. Быть собой и быть с Гарри. Так просто и так сложно.

Для самого Скорпиуса проблемы не стояло - со всей решительностью безрассудной юности он готов был пойти на все, чтобы остаться с Гарри. Но он понятия не имел, намерен ли Главный аврор поступиться всей своей предыдущей жизнью ради Скорпиуса. В конце концов, там, на другой стороне, была не только репутация. Там оставались работа, семья, друзья, уважение общества - все то, чего у Малфоя пока еще не имелось. И Скорпиус просто боялся думать, что для Гарри окажется важнее.

Отец еще до обеда отправился в Лондон, категорически потребовав от Скорпиуса имения не покидать. Уже это было поводом для того, чтобы приказ не выполнить - Малфоя мучили дурные предчувствия. Поэтому он, разумеется, немедленно кинулся следом - и не ошибся. Застыв под привычным заклятием невидимости, он, обмирая от ужаса, наблюдал, как Драко неторопливо входит в неприметную дверь, ведущую в приемный покой Св. Мунго. Это был конец всему, без всяких сомнений, отец намеревался разбираться с Главным аврором по-своему.

Скорпиус заметался по улице, пытаясь немедленно, сию секунду придумать какой-то выход. Орать было бесполезно - заклятия надежно отделяли маггловскую улицу от магической больницы. В отчаянии Скорпиус вскинул лицо к небу, глотая злые слезы - и наткнулся взглядом на ярко сияющую рекламу. Электронный билборд играл всеми красками радуги, рекламируя то новую модель «Ауди», то осенне-зимнюю коллекцию от Барберри, то отдых на Гавайях.

Прищурившись, Скорпиус разглядывал сверкающее великолепие маггловской техники. Идея, зародившаяся в его мозгах, отдавала не просто крамолой - она являлась прямым нарушением Статута о секретности. Но Малфою было плевать. Что значили Статуты по сравнению с возможностью достучаться, наконец, до Гарри?

Перестроить все видеоэкраны в радиусе мили от больницы оказалось не так просто, как Скорпиус рассчитывал. А создавать иллюзию он не хотел. Пришлось в буквальном смысле слова пройтись магией по всей сети проложенных под землей и внутри зданий кабелей, чтобы добраться до нескольких сложных маггловских машинок, управляющих рекламой. А потом еще и разбираться, кто командует самими машинами. Вмешательство в психику магглов строго-настрого запрещалось, но Скорпиус даже вспоминать об этом не хотел. Он знал, чем рискует, но Азкабан пугал его почему-то меньше, чем невозможность объясниться с Гарри.