ОНО - Стивен Кинг

— Я не имею права.

— Тогда берегись, — на лице старика вдруг появилось испуганное выражение — как у ребенка. — Берегись.

Дерри.

Моя родина. Названная в честь графства в Ирландии.

Дерри.

Я родился здесь, в окружной больнице Дерри, закончил здесь начальную школу, затем среднюю школу на 9-й улице. И в университет я пошел «по соседству» — в Мэнский, а окончив его, вернулся — в публичную библиотеку Дерри. Я маленький житель маленького городка, один из миллионов.

Но…

Но:

В 1851 бригада лесозаготовителей обнаружила останки другой бригады, зимовавшей в верховьях Кендаскейга — в районе, который дети до сих пор называют Барренс. У девяти найденных тел не хватало отдельных частей. Головы… руки… ступни или двух… в стену кабины лесовоза был буквально вбит мужской член.

Но:

В 1851 Джон Марксон отравил всю свою семью и затем, сев посреди импровизированного круга из трупов, сожрал остатки бледных поганок. Агония была мучительной. Городской констебль, нашедший его, написал в отчете, что поначалу ему показалось, что труп «усмехается». Он отметил это как «страшный белый оскал Марксона». Оскал во весь рот отравителя. Марксон продолжал пожирать грибы, несмотря на судороги и мучительные спазмы, сотрясавшие его тело…

Но:

В воскресенье на Пасху 1906 года владельцы сталелитейных заводов Китченера, на месте которых сегодня стоит «Молот Дерри», организовали для «законопослушных детей Дерри» так называемую «охоту за пасхальными яйцами». Охота проводилась в огромном цеху предприятия. Опасные участки были перекрыты, и волонтеры из заводского персонала в целях безопасности выступали в роли караульных: мало ли кто из детей просто из любопытства мог попытаться проникнуть за ограждение. Пять сотен пасхальных яиц из шоколада с забавными ленточками были разбросаны по всей территории. По свидетельству Баддинджера, на каждого ребенка приходилось по крайней мере по одному. Дети прыгали, толкались, кричали от восторга среди воскресной заводской тишины, находя яйца под громадными самосвальными баками, под столами чертежников, между зубьями шестеренок, внутри форм на втором этаже (на старых фотографиях они выглядели как формочки для кексов с кухни гиганта). Три поколения Китченеров взирали на детские шалости, чтоб в конце охоты раздать призы. Окончание было намечено на четыре часа, будут ли к тому сроку найдены все яйца или нет. На самом деле все закончилось на 45 минут раньше, в четверть четвертого. Предприятие потряс взрыв колоссальной силы. 72 человека лишились жизни еще до захода солнца. Всего же катастрофа унесла 102 жизни, причем 88 из них оказались детьми. В следующую среду, когда город еще не вполне оправился от потрясения, вызванного недавней трагедией, женщина, работавшая в своем саду, обнаружила под яблоней голову девятилетнего Роберта Дохэя. На зубах мальчика сохранялись остатки шоколада, волосы были испачканы в крови. Дохэй оказался последней опознанной жертвой. Восьми детей и одного взрослого так и не досчитались. Это была самая ужасная трагедия в истории города, ужаснее, чем пожар на «Черном Пятне» в 1930, и совершенно необъяснимая. Все четыре котла были не то что не загружены, а просто обесточены.

Но:

Число убийств в Дерри в шесть раз выше, нежели в любом другом городе подобных размеров для штатов Новой Англии. Предварительные данные показались мне столь невероятными, что я даже прибег к помощи местного статистика-любителя из средней школы, все свое свободное время проводившего в библиотеке. Он копнул глубже, используя архивы, добавил еще дюжину малых городов «для пущей убедительности» и выдал на компьютере графу, где Дерри вылезал как больной палец. «Люди здесь получаются уж больно вспыльчивыми, мистер Хэнлон», — был его комментарий. Я смолчал. Если б мог, я сказал бы ему, что кое-кто в Дерри действительно обладает вспыльчивым и неуживчивым характером.

В городе постоянно исчезают дети, необъяснимо и бесследно — от 40 до 60 в год. В основном подростки. Их считают сбежавшими. Отчасти это можно допустить.

Но в течение «циклов», с временным ограничением которых согласился Карсон, уровень пропавших без вести детей резко возрастал. К примеру, в 1930 — году, когда сгорело «Черное Пятно», — было зарегистрировано 170 пропавших детей, и надо думать, что это только официальные данные. «Ничего удивительного, — поделился со мной шеф полицейского управления Дерри, когда я показал ему эти данные. — Это был период депрессии. Большинству из них, наверное, просто надоела картофельная похлебка и полуголодное существование, и они отправились бродяжничать в поисках лучшей доли».

В 1958 году, как зарегистрировано в официальной статистике по Дерри, из города исчезло 127 детей в возрасте от 3 до 19 лет. «Можно ли ссылаться на депрессию в 1958?» — поставил я вопрос шефу полицейского управления Радемахеру. «Нет, конечно, — нехотя ответил он. — Но люди часто мигрируют, Хэнлон. А у детей особенный зуд в пятках. Повздорят с родителями, скажем, по поводу опоздания домой, ну и дают деру».

Я показал Радемахеру фото Чеда Лоу, появившееся в «Дерри Ньюс» в апреле 1958. «Скажите, вы действительно считаете, что он убежал из дома, поссорившись с родителями? Ведь ему было всего три с половиной года».

Радемахер бросил на меня раздраженный взгляд и заявил, что ему было приятно побеседовать, но если у меня больше нет вопросов, то он, пожалуй, не против вернуться к работе. Я ушел.

Призрак. Призрачный. Мерещиться.

«Обиталище привидений и духов»… в трубах под раковиной; они появляются там каждые 25-27 лет. «Место питания животных» — как в случаях с Джорджем Денборо, Адрианом Меллоном, Бетти Рипсом, девочкой Альбрехтов, мальчиком Джонсонов.

Место питания животных. То, чем мне это представляется.

Случится еще что-нибудь — что угодно, и я звоню. Я должен буду звонить. Мне остаются мои выкладки, мой нарушенный сон, мои воспоминания — эти проклятые воспоминания. И еще этот блокнот — вопль затерявшегося в пустыне (или «глас вопиющего» — как там?). Вот я сижу в одиночестве в безлюдной библиотеке с руками, дрожащими до такой степени, что это мешает работать. Библиотека давно закрыта, а я сижу, вслушиваясь в неясные шорохи из глубины стеллажей, настороженно наблюдая за тенями, отбрасываемыми туманно-желтыми глобусами, пока не убеждаюсь, что они неподвижны…