Принцип домино. Покой - Leo Vollmond

разом Лиам прокручивал в голове воспоминания о событиях того вечера и не видел иного исхода, кроме смерти одного из близких ему людей. Выбор был сложный: друг или любимый, и каждый раз Ларссон сомневался в его правильности. Может, следовало позволить ей сдохнуть? Отпустить ее руку, чтобы летела ко всем чертям… «Твою ж мать, Ричард, как ты мог так поступить! Скинуть человека с балкона, не моргнув глазом!» – отравленные отчаянием мысли Лиама съедали изнутри отставки затуманенного разума, вновь и вновь воскрешая события ужаснейшей ночи, после которой Ли потерял обоих: друг и любимый. Сложный сделать выбор, когда выбора нет.

Ларссон поднялся с кровати и затушил бычок в переполненной пепельнице. Допив виски, в котором лед давно растаял, он запустил стакан в стену, в точности как Ричард в день неожиданной кончины.

– Чёрт, черт, черт! – голос Ларссона сорвался и становился хриплым. Хотелось кричать, но какой смысл: тебя все равно не услышат, а если услышат, то не поймут.

От переживаний начинало ломить голову. Остро чувствуя необходимость в свежем воздухе, он открыл балконную дверь и вышел наружу, ступая босиком на ледяной пол. Порыв промозглого ветра ударил в лицо и не дал сделать полноценный вздох. Лиам обессилено свалился с ног на то самое место, где погиб один из самых близких ему людей. Вдыхая ночной воздух проклятого города, он пытался вспомнить хоть что-то из событий той ночи, кроме черного пятна, растекшегося по кипенно белому мрамору.

– Ричард, – крик на грани отчаянья заглушило ветром, пробиравшим до костей.

Лежа на ледяном полу и сотрясаясь от холода, проникавшего в каждую клетку тела, Лиам вспоминал вечер с Ричардом перед самой его смертью. Он помнил его улыбку, озорной блеск карих глаз, непередаваемую игру приглушенного света лампы в темно-русых волосах. Ларссон закрыл глаза и сосредоточился. Казалось, ещё немного и сможет почувствовать его прикосновения. Настолько хорошо он воссоздал образ в памяти: Ричард шептал ему что-то на ухо, уткнувшись носом в шею, проводя рукой по его животу и расстегивая ремень…

– Прости, прости меня, – повторял Лиам мантрой и надеялся, что произнося, сможет вернуть минуты, которые так быстро пролетели, не дав ему спасти всех дорогих для него людей. – Прости, – вырвалось с хрипом в сорванном голосе.

Уличный воздух сделал свое дело. Не заметив переохлаждения, Ларссон стал отключаться и проваливаться в сон, где Ричард ожил: целовал его, запускал руки Лиаму в волосы, оттягивал их назад, кусая за нижнюю губу. Ларссон упивался реальностью навеянного холодом сна. Давно воспоминания о любимом не приносили столько острых ощущений и удовольствия как сейчас – благодаря подстегнутому алкоголем воображению, воскрешавшему в памяти моменты близости.

Следующим, что почувствовал Лиам, стала тяжесть человеческого тела. Расслабленный разум подкинул воспоминание, где Ричард освобождал его от брюк и садился сверху, сжимая бедра коленями. Все будто наяву: давление сверху, осторожные, но точные прикосновения, а затем окутывавшее тепло человеческого тела, что согревало Ларссона на ледяном ветру. С едва заметным движением на шее затянулся тугой узел и давил все сильнее. Мозг поднял панику на нехватку кислорода, а восприятие обострилось в несколько раз. Лиам не мог выразить словами охвативших его эмоций. Оставалось лежать и терять рассудок от удовольствия и асфиксии.

– Не бойся, – сквозь сон он услышал шёпот Ричарда над ухом, – просто расслабься.

И Лиам подчинился. Он больше не хотел ни о чем думать. Просто отдался ощущениям, поглотившим его с головой: тяжести в паху и давлению петли на шею. Лиам тонул в удовольствии, поглотившем разум.

– Да, пожалуйста, Ричард, сильнее, прошу… – слова напоминали мольбу, но воображаемый Томпсон выполнил все, о чем Лиам так просил, заставляя забыть сделать вдох, когда узел на шее оказался ослаблен. Ли расслабился настолько, что, кажется, отключился на несколько минут, но чей-то голос вернул его в сознание.

– Просыпайся, – услышал Ларссон над ухом.

Лиам с трудом открыл глаза. Мираж не развеялся. Ли не мог рассмотреть деталей из-за темных пятен, плясавших перед глазами и подтверждавших, что удушение было реальным. Он старался неглубоко дышать и направился взгляд прямо перед собой, различив проступающий из темноты силуэт человека. Над Лиамом склонился незнакомый мужчина, внешность которого не носила примечательных черт: средний рост и комплекция, рваные, ниспадавшие на лоб пряди темных волос, черневшие прогалы глаз на худом и бледном лице. Он следил за Ларссоном пристальным взглядом и не шевелился, застыв подобно статуе на промозглом ветру.

– Ричард? – хриплым голосом спросил Ларссон и никак не мог понять, кто сейчас перед ним. Он тщетно пытался сфокусировать взгляд на лице склонившегося над ним человека, но контуры, проступившими из темноты, то становились четкими, то опять пропадали, подернутые пеленой продрогшего и одурманенного сознания.

– Просыпайся, Принцесса, – голос незнакомца отдавал шорохом осенних листьев, гонимых ветром по промерзшей земле.

Лиам с трудом сконцентрировался и встретился с парой глаз цвета дымчатого стекла.

– Ты… – заледеневшие руки потеряли мелкую моторику и попытались схватить незнакомца за одежду, но в ладонях Ларссона оставался лишь ветер. – Я умер? – он решил, что замерз, и все происходящее продолжалось в посмертии.

– Нет, ты жив, ты должен жить, – его голос стал жестче. Шорох листьев приобрел знакомые интонации, напоминающие лязганье металла.

– Умереть – для тебя слишком просто, Ларссон, – интонации и манера разговора казались Лиаму очень знакомыми, но при этом воспринимались иначе. Минуту назад Ларссон не сомневался, что перед ним был Томпсон, но с каждой секундой убеждался, что это не так. – Ричард, – Лиам протянул к нему руку, и замерзшие пальцы коснулись чужого лица со знакомыми чертами.

Лиам почувствовал тепло и горечь обиды. От вида незнакомца чувство невысказанной вины рвалось из груди.

– Я… – Ларссон не понимал, почему человек перед ним вызывает в нем столь необъяснимые чувства.

– Ты прав, лучше спи, поговорим в другой раз… – от слов повеяло невыносимым могильным холодом, и на Ларссона накатил необъяснимый ужас.

– Поговорим? – перед глазами все поплыло, тело стало ватным.

– О Ричарде. До встречи…

Лиама словно вырвали из тела. Он вцепился в образ Томпсона, как в спасательный круг, но провалился в темноту. Когда он вернулся в сознание, то едва смог открыть глаза. Голова гудела, то ли от перепоя, то ли от удушья. Ларссон сел на постели, осматриваясь вокруг. На шее даже на ощупь проступили борозды, как при удушении. Возле кровати валялся его галстук. В последний раз Ли видел его на Ричарде. Такое сложно забыть: в тот вечер, кроме этого галстука, на Томпсоне не было ничего. Петля вокруг изящной шеи, а другой конец в руках Лиама. Галстук так и остался в квартире Томпсона