Сын болотной ведьмы (СИ) - Рябинина Татьяна

- Я ведь говорил, что он тебя даже не узнает.

Лери всхлипнула, и я увидел, как слезы потекли по ее щекам, падая крупными каплями на стол. Вестар осторожно погладил ее по волосам.

- Не надо, - она покачала головой.

- Разве я не заслуживаю хоть капли благодарности? – спросил Вестар с горечью.

- Ты же знаешь, что я благодарна тебе, - Лери резко повернулась к нему. – И всегда буду. Но это не та благодарность, которой ты хотел бы. Я полюбила Гергиса вовсе не потому, что он был наследником трона.

- Разве ты помнишь, как было?

- Нет, - вздохнула она. – Я просто знаю. Есть вещи, которые глубже памяти.

Об этом Лери говорила мне. Только имела в виду совсем другое. Страх и неприязнь, которые она испытывала ко мне, не помня причины. Но ее любовь к Гергису, перешедшая от него ко мне, лежала еще глубже, и даже колдовские чары не смогли ее убить.

- Лучше бы я ничего не знала, Вестар. Что ты делал мне предложение и что я отказала.

- Если б ты не спросила, Лери, я бы и не сказал. Я бы тоже предпочел, чтобы ты и дальше ничего не помнила.

Даже так? Раз об этом не знал я, не знал и Гергис. Видимо, Вестар хорошо скрывал свои чувства, а Лери промолчала, чтобы между мужчинами не возникло смуты. Разумно, не поспоришь.

Повисла долгая и тяжелая пауза, после чего Вестар нашел в полумраке руку Лери, поцеловал кончики пальцев и направился к выходу.

- Прости, - сказал он, остановившись на пороге. – Это была минутная слабость. Больше не повторится.

Дверь за ним закрылась, шаги переместились из коридора в соседнюю комнату, где скрипнула под тяжестью опустившегося на нее тела кровать. Лери продолжала тихо плакать, и снова я мучился от невозможности утешить ее. И все же был рад, что не сбежал, а остался. И как вообще мог сомневаться в ней? Неужели потому, что она была любовницей Кэрригана? Но ведь не по своей же воле, и я дал себе слово, что никогда не упрекну ее этим. И постараюсь не вспоминать.

Прошло еще немало времени, прежде чем Лери встала, умыла лицо над деревянной лоханью, сняла платье и забралась под одеяло. Но я успел разглядеть в полумраке очертания ее груди под тонкой рубашкой – и вспомнить тот вечер, когда раздевал ее. Хотелось остаться с ней до утра, смотреть, как она спит. Но это было слишком тяжело. К тому же хватало и других мест, где я хотел бы побывать этой ночью.

Однако у меня ничего не вышло. Я не смог попасть ни туда, где люди Вестара стерегли Ольвию, ни во дворец в Неллисе, ни в тюрьму, куда должны были отправить Кэрригана. Может, я мог перемещаться только в те места, которые уже видел и знал – сам, а не благодаря памяти Гергиса? Но мне и город этот был незнаком. Тогда, выходит, мое сознание могло оказаться лишь рядом с Лери, поскольку мы связаны и чувствами, и мыслями, и телесно.

А как насчет Мариллы?

Не успел я додумать до конца эту мысль, как оказался в доме Рейны, в крохотной комнатке, где спали девочки. В маленькое окошко заглядывала луна, и я хорошо мог разглядеть Мариллу, которая лежала на спине, сжав кулачки и нахмурив светлые бровки. Поскольку утром она должна была отравиться в Неллис вместе с кормилицей и остальными детьми, в замок ее не забрали.

Полюбовавшись на спящую дочь, я вернулся к Гергису и подумал, что тот сейчас тоже словно мой ребенок, за которым могу лишь наблюдать, чтобы при необходимости запретить что-то или, наоборот, заставить сделать.

Теперь мне не нужен был сон. Это хоть и дало возможность быть рядом с Лери или Мариллой, несло в себе определенные неудобства. Они спали, а я мог лишь смотреть на них и думать. Слишком много времени для переливания мыслей из пустого в порожнего. И хоть бы что-нибудь дельное пришло в виртуальную голову.

Поможет ли медальон Лери моему взрослому сознанию вернуться в тело, отправив мальчика Гергиса в темные глубины, где он будет спать беспробудным сном? А если нет, может, хотя бы подбросит какую-нибудь полезную мысль?

Дорога в Неллис показалась мне адом.

Когда ведьма увела Гергиса с постоялого двора, он прекрасно ехал верхом, но сейчас наотрез отказался садиться на коня. В карете сначала с интересом смотрел в окно и расспрашивал Сагириса обо всем, что видел, затем принялся капризничать и без конца твердить, что устал. Слуга стоически терпел, но я мог представить, насколько утомительным было это нытье взрослого мужчины, ведущего себя как ребенок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Три дня пути тянулись, как месяц. Ночью, когда Гергис засыпал, я навещал Лери и Мариллу – просто чтобы взглянуть на них и заполнить бесконечные ночные часы. Хотелось поскорее добраться до столицы. И не только потому, что тяжелая дорога останется позади. Постепенно зрела надежда - вдруг в Неллисе что-то изменится, придет какое-то решение. Надежда эта была смутной и ни на чем не основанной, но я цеплялся за нее из последних сил. 

Я знал дворец лишь по воспоминаниям Гергиса, а он сам не помнил ничего и озирался по сторонам с изумлением так же, как в замке. Нет, даже с еще большим, учитывая, что дворец оказался на порядок роскошнее Оддена. После пышной церемонии встречи, которая бедного парня напугала и утомила, его сдали в руки моему Цинтасу, и тот повел Гергиса в личные покои.

- А вы кто? Тоже мой слуга? – с чисто детской непосредственностью поинтересовался тот.

- Да, господин. Меня зовут Цинтас. Сагирис завтра вернется в Одден, а я буду помогать вам. Я служу у вас уже почти десять лет. И вы должны говорить мне «ты».

- Десять?! – изумился Гергис. – Как это? Ведь мне всего… я не помню. Но точно не десять.

Интересно, кто-нибудь рискнет рассказать ему правду? Словно услышав мои мысли, Цинтас плотно закрыл дверь в спальню, вдохнул поглубже и начал:

- Господин, выслушайте меня. Вам кажется, что вы маленький мальчик, но это не так.

- Не так? – плюхнувшись на край кровати, вытаращил глаза Гергис. – А как? Кто я?

- Вы взрослый мужчина. Вам двадцать семь лет. И вы законный правитель нашей страны.

- Нет. Вы… ты меня обманываешь, Цинтас. Скажи лучше, где моя мама?

- Ваша мать умерла, господин. Мне очень жаль, но это так. И это случилось давно. Двадцать один год назад.

- Нет! – Гергис вскочил, и на его глаза мгновенно навернулись слезы. – Ты все врешь!

- Прошу вас, господин, послушайте меня…

Но мальчишка ничего не желал слушать.

- Ты врешь! – твердил он сквозь всхлипы. – Мама не умерла. Она приехала за мной и забрала с собой. И мы жили в доме на болоте. Пока не пришли какие-то люди. Они увели ее, а меня оставили. Дом сгорел, и я ушел в деревню. И жил у Рейны. А потом меня привели в замок. И увезли сюда. Сказали, что мама здесь.

Тут он, конечно, выдавал желаемое за действительное, никто ему об этом не говорил. Но Гергис так хотел этого, что поверил.

Он упал на кровать, обхватил подушку и разрыдался так, что даже у самого отъявленного негодяя должно было защемить сердце. При условии, конечно, если он видел бы то же, что и я: испуганного и разочарованного мальчишку.

Цинтас терпеливо ждал, когда слезы иссякнут и он хотя бы немного успокоится. Трудно сказать, сколько бы еще продлился этот взрыв горя, если бы Гергис, возможно, случайно, не дотронулся до медальона под рубашкой. Я заметил, как дрогнула его рука и по лицу пробежало удивление. И почувствовал, как его пальцы снова покалывают тонкие иглы.

- Расскажи мне, - попросил Гергис, шмыгнув носом и переведя дыхание.

Похоже, Цинтас знал многое. От кого? Наверняка от Лери. Возможно, и Мия тоже, вместе с Рейной, входила в этот кружок заговорщиков.

Приоткрыв рот и затаив дыхание, Гергис слушал о том, болотная ведьма наложила на него заклятье и увела в свой дом, чтобы ее сын смог занять трон после смерти правителя Морана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Но ведь она и моя мама, правда? – с последней надеждой спросил он. – Скажи, что она не умерла. Ну пожалуйста.

- Нет, господин. Она обманула вас. Вашей матери действительно нет в живых очень давно. А месяц назад умер отец, и теперь вы правитель. Но никто не знал, что с вами произошло. Все смотрели на самозванца и думали, что это вы. Пока чары не развеялись. И теперь он в тюрьме, ждет суда.