Сын болотной ведьмы (СИ) - Рябинина Татьяна

Татьяна Рябинина

Сын болотной ведьмы

Пролог

Темнота – непроглядная, густая и плотная. Показалось, ее можно резать ножом. И боль, разрывающая в клочья, выворачивающая суставы, раздвигающая кости. Заставляя стонать и кусать губы в кровь, она прокатывалась по всему телу тяжелыми мутными волнами, все чаще и чаще. И вдруг, сделав последний рывок, прекратилась, оставив лишь отголоски в животе и между широко разведенными ногами.

Тишина – живая, дышащая. Что-то происходило рядом. Кто-то дотрагивался до меня ледяными руками. Металлический предмет упал на пол, прокатился со звоном. По обнаженным ногам потянуло сквозняком, и я задрожала. Не столько от холода, сколько от страха.

Где я? Что со мной происходит? Почему так темно?

Но главное – кто я?!

Тишину разорвал крик новорожденного младенца.

- Все хорошо, госпожа, - услышала я немолодой женский голос. – Ваш ребенок… он родился в сорочке и не дышал. Но я его заставила. Ее… это девочка. Она родилась раньше срока, поэтому маленькая, но на вид вполне здоровая.

Ребенок? Я родила ребенка? Ну да, конечно, боль – это и были роды. Схватки. Я была беременна. Нет, не помнила этого, но… откуда-то знала. Как и то, что не хотела ребенка, однако все же примирилась и свыклась с мыслью о его предстоящем появлении на свет. Словно это пряталось в какой-то тайной глубине, где воспоминания становятся знанием. И сейчас слова женщины отозвались во мне не радостью, а всего лишь облегчением.

А что же я знала еще?

То, что я женщина – само собой. И то, что не родилась слепой, поскольку представляла, как выглядит окружающий мир. Но что со мной произошло?

Последнее – нет, единственное, - что я помнила: ослепительная вспышка света, обжигающая глаза сквозь веки, такая же жгучая вспышка боли – и темнота. Нет, было что-то еще – до того как она поглотила меня. Или уже потом, сквозь нее? Да, пожалуй, так. Невнятное восклицание. И сильные мужские руки, подхватившие под спину и колени, поднимая с холодной земли.

- Где я? - язык ворочался с трудом, огромный, шершавый. В горле пересохло.

- В замке, госпожа. В своей комнате.

- Я ничего не вижу. И… ничего не помню.

Все те же холодные пальцы осторожно коснулись моей руки.

- Вы попали под звездный дождь, госпожа. Никто не ждал его так рано в этом году. Какой-то мужчина подобрал вас на дороге и принес к воротам замка.

Звездный дождь… Эти слова не сказали мне ровным счетом ничего, хотя все та же темная глубина подсказывала: это что-то смертельно опасное.

- Но… кто я?

- Вы и этого не помните? Вас зовут Эллерия, вы супруга принца Гергиса. Ирита, ваша служанка, клянется, что не знает, как вы оказались ночью на лесной дороге, но принц ей не верит. Он очень сильно разгневан.

Голос женщины – видимо, это была повитуха – доносился теперь издали, сквозь плеск воды и жалобное кряхтение младенца.

Я словно висела в черной бездонной пустоте, куда долетали отзвуки реального мира. Отчаяние накатывало такими же тяжелыми волнами, как до этого схватки. По щекам покатились слезы.

- Вы выжили и не лишились рассудка, госпожа. Не всем попавшим под звездный дождь так везет. Вы молодая и красивая, у вас здоровая дочь, любящий муж, который со временем станет правителем. Не знаю, вернутся ли к вам зрение и память, но и без этого можно жить, поверьте.

В ее словах был здравый смысл, но они не слишком меня утешили. Да и кого на моем месте утешили бы? Возможно, позже, когда придет осознание, но не сейчас.

- Жаль, что вы не можете увидеть вашу девочку, - повитуха подошла и положила рядом со мной маленькое тельце, завернутое в пеленку. – Пусть она побудет с вами немного, пока я не отнесла ее в детскую. Вам нужно отдохнуть.

Протянув руку, я осторожно провела пальцами по крошечному личику.

- Она похожа на вас, госпожа.

Можно подумать, я представляла, как выгляжу. Она сказала, молодая и красивая – но это слишком неопределенно. Высокая или маленькая, стройная или полная, блондинка или брюнетка? Теперь я этого уже не узнаю. То есть мне расскажут, но в зеркале себя не увижу. Представить внешность по описанию можно лишь приблизительно.

Нащупав маленькие пальчики, я перебирала их по одному, словно пересчитывая. И прислушивалась к себе, пытаясь понять, что чувствую. Но с горечью вынуждена была признать, что пока не испытываю ничего. Я не помнила, как носила ее и ждала, как она шевелилась у меня в животе. Не помнила, как она была зачата…

Мой муж – какой он? Любила ли я его – то есть люблю ли? Почему-то при мысли о нем стало… не по себе. Еще более тоскливо и жутко, чем до этого.

Тяжелые шаги, звук распахнутой рывком двери.

- Поздравляю, господин. У вас дочь.

Я задрожала, как от порыва холодного ветра. Принц не ответил. Повитуха осторожно забрала ребенка – видимо, показать отцу или дать подержать. После долгой паузы я наконец услышала его голос, ровный и холодный:

- Оставьте нас, Нелла. Отнесите девочку в детскую.

Дверь закрылась, и он подошел ближе к кровати. Чего я ожидала? Слов благодарности? Поцелуя?

- Как вы, Лери? – это прозвучало все так же бесстрастно.

Поцелуй? Он даже не дотронулся до меня. И вряд ли я была этим огорчена.

- Спасибо, хорошо.

- Ничего не хотите мне объяснить?

- Я не знаю… - судорожно перехватило дыхание. - Не помню. И я не вижу.

- Вот как? – он хмыкнул и крепко, почти до боли, сжал мое запястье. – Звездный дождь… В это как раз могу поверить. В то, что не видите. Но не в то, что ничего не помните. Отдыхайте. Мы поговорим об этом позже.

1

Часть I. Эллерия

День шел за днем. Зрение так и не вернулось. Яркий свет я видела как мутное бледное пятно, но не различала даже очертаний предметов. То же самое было и с памятью. Все, что произошло со мной от рождения до звездного дождя, либо оказалось стертым, либо спряталось где-то очень глубоко. Я все-таки надеялась на второе, потому что оставались все те же глубинные знания. Например, те чувства, которые я испытывала, оказавшись рядом с тем или иным человеком, знакомым ранее.

Принц неизменно вызывал у меня страх и тоску. Новая служанка Мия – опасения и настороженность. Прежнюю, Ириту, имя которой, напротив, связывалось с доверием и симпатией, Гергис отправил в деревню. Я не сомневалась, что Мию он приставил ко мне для того, чтобы та доносила о каждом моем шаге.

Хотя какие там шаги! Через неделю лекарь разрешил мне встать с постели, напомнив о необходимости супружеского воздержания в течение полутора месяцев после родов. По комнате я научилась ходить без посторонней помощи, вытянув руки и ощупывая пространство перед собою, но за ее пределы, даже на прогулку в сад, выбиралась, лишь держась за Мию.

Дочь, которую Гергис, не спросив моего мнения, назвал Мариллой, приносили один раз в день – подержать на руках. Само собой, мне никто не позволил бы кормить ее: грудь туго стянули полотняными лентами на следующий день после родов. В деревне нашли кормилицу, которую мне даже не представили.

Я держала малышку на руках, вдыхая сладкий детский запах, и то, что тщетно искала в себе сразу после родов, пришло само собой: безусловная, безоговорочная любовь к своему ребенку. Как же я жалела, что не могу увидеть ее. Проводила пальцами по ее личику, перебирала мягкие шелковистые волосики, разговаривала с ней. Мия пыталась описать ее: светлые волосы, голубые глаза, курносый нос, маленький ротик, ручки в перевязочках. Я могла представлять дочь как угодно – но, разумеется, самым красивым младенцем на свете. Точно так же, как и себя – «высокую и стройную голубоглазую блондинку». При этом думая, что мир слепых людей, который они рисуют себе на основе описаний и на ощупь, сильно отличается от действительности. Разумеется, в лучшую сторону.

Несмотря на то, что я ни капли не доверяла Мии, обойтись без нее не могла. Начиная с простейших бытовых действий вроде мытья и одевания, заканчивая восстановлением по крупицам своей жизни. Доносить принцу было просто не о чем: потеря зрения и памяти сделали меня беспомощной и абсолютно зависимой от других людей.