«Штрафники, в огонь!» Штурмовая рота (сборник) - Владимир Першанин

Мы лежали на пологом скате, и сверху было хорошо видно, что происходит в полосе наступления роты. Правее, позади нас наглухо залег взвод Злотникова. Он был в центре. И ему приходилось тяжко. Первый взвод во главе с Малышкиным продолжал перебежками наступать на правом фланге. Его немного прикрывали минометы соседнего батальона. Но основная масса бойцов лежала.

Кто-то, не выдерживая, шарахался назад. Тех, кто поднимался и бежал, настигали пулеметные очереди. Пули доставали и отползавших назад. Все больше неподвижных тел оставалось на поле. Кричали, ворочаясь, раненые. К ним тянулись желтые светящиеся трассы, добивая бойцов.

Ящерицей приполз ординарец командира роты. Сунул вырванный из курительного блокнота листок. Несколько корявых фраз: «Самро, Злотник, Першанин. Вперед по красной ракете. Готовность пять минут». Ординарец, не вступая в переговоры, приготовился двинуть в обратный путь, но я сжал его костлявое плечо, подтянул поближе:

– Лежи здесь.

– Меня…

Договорить ему не дали, позади кричал сержант Василий Лыков:

– Замполита ранили! Помогите.

Притащили Самро. Капитан пытался встать, и его с трудом удерживали двое бойцов. Расстегнули портупею, стянули шинель. Левая рука, перебитая выше локтя, была вывернута, а рукав новой гимнастерки был сплошь пропитан кровью. Располосовали, смяли гимнастерку и нательную рубашку. Белое от потери крови и холода тело. Из раны на руке торчал осколок кости. Еще одна пуля пробила правое плечо выше ключицы.

Лыков вместе с Чеховских быстро бинтовали раны. Танкист, не найдя деревяшки для лубка, каблуком переломил саперную лопатку и примотал черенок к руке. Если руку удалось перетянуть ремнем, то из раны на плече продолжала сочиться кровь. Уносить капитана было некуда. Теперь его жизнь, как и жизни десятков копошившихся, прятавшихся от пуль и мин людей, зависела от того, смогут ли остатки моего взвода и люди, которых подвел к траншеям Малышкин, одолеть броском последние десятки метров.

– Я поползу, – настойчиво повторял ординарец. – Время идет.

– Яже сказал, подожди! Передай майору, что видел, и попроси еще пять минут. Мы гранатами попытаемся немцев вышибить и хоть одну башню заткнуть.

– Ясно.

– Сколько вас там?

– Человек сорок, – уползая, обернулся ординарец. – Сейчас уже меньше.

Обе танковые пушки покончили с последней «полковушкой», но один из снарядов повредил поворотный механизм башни ближнего «Турана». Она посылала снаряды перед собой, в состоянии лишь слегка доворачивать ствол. Зато второй танк быстро добивал станковые пулеметы.

– Василий, – приказал я Лыкову, – бери с собой Самарая, Волохова и вот того бойца, покрепче. Подползите как можно ближе. Мы вас поддержим огнем.

По цепи собирали гранаты, Самарай мялся, растирая ноги.

– Подвернул, – начал было он.

– Все, пошли!

Четверо поползли. Чеховских и я, выждав пару минут, ударили по дымящемуся от выстрелов брустверу частыми очередями. Захлопали винтовки над головами. В нашу сторону развернули пулемет. Пули, срывая куски известняка, выбили у кого-то винтовку. Другого ударило наповал – прошило насквозь голову вместе с каской. Но хуже всего, на нас обратили внимание минометчики. Один, второй взрыв с перелетом. Еще один. Недолет. Вилка!

– Всем вперед! Накроют!

Вместе со Злотниковым, подталкивая бойцов, полезли через бруствер. С пяток человек последовали за нами. Остальные не решались. Я обернулся.

– Вперед, мать вашу! В яме всем конец.

Очередной взрыв, ахнувший прямиком в промоине, заставил остальных вымахнуть наверх. За спиной кто-то кричал от боли. Бежали, пригнувшись. Рослый штрафник наткнулся на бледно-желтую пулеметную трассу. Отчетливые шлепки пуль, падающее тело. Я вставил на бегу запасной диск и сразу открыл огонь, словно длинные очереди могли защитить меня от пулеметных трасс. Добегу, нет?

Захлопали гранатные взрывы. Сразу пачкой. Пять… семь… может, больше. Перекрывая остальные звуки, ахнули две противотанковые гранаты. Жив Самарай! Мы уже не бежали, а неслись над землей. Перепрыгнул через одного гранатометчика, скорчившегося в бурой траве. Но трое доползли! Влетел вместе с Чеховских и Андрюхой на бруствер. Труп немца, чуть дальше еще один! «Западник» Горобец сцепился возле закопанного танка с мадьяром, рядом валялся пулемет. Хлопок! Мадьяр обмяк, а в другого мадьяра, тянувшегося к пулемету, ударили очередями в упор я и Иван Чеховских.

Самарай топтался на моторном отделении танка, тыкал штыком в смотровые щели. Ударившие изнутри пистолетные выстрелы заставили его шарахнуться. Лыков, подобрав трофейную винтовку, сковырнул металлическую крышку с решетки трансмиссии и, воткнув ствол, расширил отверстие в решетке.

– Бутылку с горючкой бы…

Но бутылок не было. За неимением КС бросили в отверстие гранату. Мотор слабо задымил. Видно, танки были без бензина, который у немцев в феврале сорок пятого кончался. Я понял, что теряю здесь время, приходя в себя от пережитого страха казавшейся неизбежной смерти. Надо бежать по траншее дальше, туда, где идет стрельба, и посылает снаряды второй танк.

– Лыков, добивайте этот гроб с Вяховым. Самарай и все остальные – за мной.

Чеховских сидел у изгиба траншеи и стрелял из автомата куда-то в глубину.

– Николай, не высовывайся! Там фрицы с пулеметом. Из автоматов тоже шпарят.

– Надо гранатами, – отложив автомат, я расстегнул гранатную сумку.

В нише отыскали ящик трофейных гранат.

– Ну-ка, – примерил одну в руке Самарай. – Щас зафигачу.

Я поймал взгляд бывшего полицая Волохова. Он топтался в нашей кучке. Я достал из ниши и протянул ему две немецкие гранаты, похожие на крупные гусиные яйца.

– Бери и бегом поверху. Бросишь, как увидишь фрицев. Обращаться с ними умеешь?

– Научили немцы! – поддел его кто-то.

Я открутил колпачки, вытряхнул вытяжные шнурки.

– Вот так и побежишь. Когда дернешь, выжди секунду и бросай.

– Ясно…

Над траншеей роем летели пули. И наши, и немецкие. Мы поджимали фрицев и мадьяр. На правом фланге ожесточенно дрался первый взвод во главе с ротным. Мы со вторым взводом напирали слева и в центре. В этой каше одуревшие от постоянных смертей люди стреляли, не жалея патронов. Надо было срочно выковыривать очередное пулеметное гнездо и добивать второй танк, где образовался крепкий узел обороны.

Волохов, лихорадочно двигая кадыком, озирался по сторонам. Лет тридцати, крепкий, видный мужик, он, в отличие от нас, сопляков, уже познал вкус хорошей жизни. Едва ее не лишился, пережив долгие недели ареста, жестоких допросов и страх висевшего над ним расстрела. Он перебежал поле, где полегла половина роты, и вот его снова гонят на стволы. За что? Неужели нет других?

– Быстрее! – рявкнул Чеховских. – Пристрелю!

Волохов вымахнул вверх, но пробежал лишь шагов пять. Брякнулся и пополз, вжимаясь в землю. Медленно! Второй танк лупил из пушки и пулемета по наступающей роте. Танкисты лихорадочно посылали осколочные снаряды, а нас не пускал к танку пулемет и засевшие в траншее фрицы.

– А, тварь полицейская…

Самарай, размахнувшись, швырнул «колотушку» с деревянной рукояткой. В траншею попал, но граната взорвалась за пулеметным гнездом. Мы получили в ответ длинную очередь и несколько «колотушек», рванувших совсем рядом. Иван Чеховских отшатнулся. Кожух его автомата развернуло осколками. Мы швыряли гранаты, как камни. Все подряд: наши РГД и «лимонки», трофейные «колотушки». Впереди стоял сплошной треск, взлетали комья земли, жерди, тряпье.

Застывший на месте бывший полицай Волохов неуклюже, не поднимая головы, тоже наконец бросил свои гранаты. Вряд ли он попал. Развернувшись, пополз назад. Но мы гурьбой бежали навстречу по траншее, стреляя на ходу. Волохов приподнялся и снова свалился на бруствер. Мне показалось, что в него стрелял кто-то из наших.

Пулеметное гнездо было разворочено. Два трупа возле разбитого пулемета. Третий немец уползал, волоча нижнюю половину туловища. Его догнал Вяхов и ударил прикладом по голове. Позади сильно рвануло. Оглянувшись, увидел горевший танк со свернутой башней. Лыков одолел его! Оставшийся «Туран» и сбившиеся вокруг него немцы вели огонь из пушки и двух пулеметов. Я расстрелял второй диск и достал из голенища сапога запасной рожок. Рядом со мной присел запыхавшийся Андрей Усов с трофейным автоматом в руке.

– Фрицев и мадьяров из танка добивали, – сообщил он. – Ничего, что я винтовку оставил? С автоматом ловчее.

– Ничего. Потом подберешь. Только больше от меня не отходи. Ты же вестовой.

– Не буду, – по-мальчишески заморгал он.

Взвод уже подбирался ко второму танку. Но, завалив траншею разным хламом и землей, нас снова обстреливали из десятка стволов. Чеховских собирал гранаты, которых опять не хватало. В танк полетела бутылка КС. Разбилась возле капонира, заливая землю густо чадящим пламенем. Боец еще с одной бутылкой приподнялся для броска. Очереди опрокинули его, раскололи бутылку. Залитый пламенем, он поднялся, завертелся, как в страшном танце. Крик резал уши. Нечеловеческий, животный. Не зря бойцы не хотят связываться с этой чертовой горючкой. Человек катался, не в силах сбить пламя. Обреченный крик, как электрическим током, подстегнул меня. Не дожидаясь, когда соберут гранаты, я кинулся вперед, увлекая за собой остатки взвода. Добейте же его, чтобы не мучился!