«Штрафники, в огонь!» Штурмовая рота (сборник) - Владимир Першанин

– Я ведь родителям и невесте карточку послал. В офицерской форме, с орденом Отечественной войны второй степени. Теперь все…

– Ничего не все, – сказал я. – Тебе всего месяц штрафной дали. Вернешься и получишь назад свои погоны и орден. – Меняя тему, спросил: – Тяжко пришлось?

– А то не тяжко! Немцы нас из тяжелых пушек бризантными снарядами выкуривали. Как шарахнет чемодан метрах в двадцати над головой, осколками, как градом, все подчистую выбивает. Окопы не спасают. На меня старшина наш свалился. Толстый! Тем меня и спас. Полушубок, как решето, а мне один осколок в каску попал. Оглушило слегка.

Вместо Чикина получил я выходца из Средней Азии, кажется, узбека, с труднопроизносимым именем. Бойцы звали его Максум. Он был осужден за трусость в бою и, судя по всему, воевать не желал. Явно притворялся, кое-как таскал ноги и не хотел понимать русский язык. Я разозлился.

– Больше других жить хочешь? Ну-ну, валяй дурака. Побежишь назад, пристрелю.

Понравился мне башкир Сайфулин, воевавший почти год и угодивший в штрафники за то, что, хорошо выпив с дружком, отстали от батальона и плутали трое суток, пока их не задержал патруль. Сорвали сержантские нашивки и определили два месяца штрафной роты. Лет тридцати, говоривший по-русски с сильным акцентом, он сообщил, что имеет жену и троих детей. Воевать будет хорошо.

– А где ж ты всю войну прятался? – спросил я.

– На племзаводе работал. Не прятался. Породистых овец разводил. Полушубки теплые знаешь? Шапки для генералов?

– Знаю. Тут генералов нет. В атаку ходить надо.

– Пойду, – согласился Сайфулин.

Возможно, фамилия у него была другая. Неточно запомнил. Но, что мужик серьезный, попавший в штрафники случайно, я понял сразу. Таких видно.

Сходили с Иваном Чеховских и вестовым Андрюхой Усовым в венгерский городок. Поглазели на аккуратные дома, ровные дороги, виноградники, на которых уже вовсю работали крестьяне. Посидели в корчме, где, как в мирное время, не спеша пили вино усатые дядьки. Я получил жалованье. Частично в венгерских пенге. Хозяин принес нам жареной баранины, сыра, острую закуску из обычного здесь красного перца. Мы заказали палинки и графин вина. Все оказалось хорошего качества, вкусное, только кукурузный хлеб не понравился.

Посетители посматривали на нас с интересом, поднимали глиняные кружки, показывая свою доброжелательность. Но особой радости от нашего присутствия я не разглядел. Хозяин натянуто улыбался. Я понимал венгров. Вчера еще их сыновья воевали против нас, да и сейчас некоторые воюют. Живут венгры получше, чем в моей родной деревне. Чего им ждать от новой власти? Никто не знает. Проводили нас приветливыми кивками, и хозяин много денег не взял, хотя в ценах я не ориентировался. Купил две фляжки крепкой палинки угостить Злотникова и Лесникова, сыра, изюма и чернослива. И зашагали к себе.

6 марта немцы нанесли сильный контрудар между озерами Балатон и Веленце. Это было одно из самых жестоких сражений конца войны. Позже я прочитаю в шеститомнике Отечественной войны, изданном в конце правления Н.С. Хрущева, о том, что удар для нашего командования не был неожиданным. История – наука конкретная, основанная на фактах. Я рассматривал карты, синие и красные стрелы ударов немецких и наших войск и буквально завяз в словоблудии историков. Это же не отчет о партсобрании! К чему целые страницы, пестрящие словами: исключительное мужество, упорство и самоотверженность, мастерство и даже «наказы парторгов», как воевать? Я хотел узнать, как же на самом деле складывалась трагическая для многих полков и дивизий та битва, кусочек которой я видел «из окопов». Но суесловие историков мало мне что дало.

Результаты той битвы знают все. Мы победили и пошли дальше. Но период с б по 12 марта, когда я принял свой последний бой, остается для меня непонятным. Наши части сражались храбро. Это не обязательно повторять десятки раз. Но что происходило на самом деле?

Знали или не знали наши звездоносные маршалы о готовящемся ударе, но каша заварилась крутая. Покруче, чем в феврале. Кроме многих других подразделений немцы бросили в бой Шестую танковую армию СС при поддержке все еще мощных сил авиации. За четыре дня ожесточенных боев в районе озера Балатон наши части, понеся тяжелые потери, с боями отступили на 15–20 километров.

Два дня рота находилась в полной боевой готовности, затем нас посадили на грузовики и вместе с другими частями повезли к передовой. Отдаленный гул артиллерии слышался за десятки километров, а нашу колонну дважды обстреляли пикировщики и истребители. На помощь быстро приходила авиация, но несколько машин были сожжены. Я видел, как горели два «студебеккера», а рядом лежали тела солдат.

Конечно, наступление широким фронтом немцам не удавалось. Они вбивали клинья, где-то прорываясь вперед, а где-то останавливались, неся большие потери. Каналы Шио и Шимонторья, Адонь, Озова. Если поглядеть на карту, то к западу от озер Балатон и Веленце шли горные хребты Баконь и Вереш. Местность, где нам предстояло воевать, была равнинной, пересеченная каналами, затопленными низинами.

Роту пополнили от души – триста семьдесят человек, мой третий взвод насчитывал сто двадцать. Нам подкинули станковые пулеметы, стало больше автоматов, в запасе имелись и трофейные МП-40. Гранат и боеприпасов тоже хватало. Местность, залитая весенней водой, изрезанная многочисленными каналами. Высокие дамбы, по которым можно было пересекать затопленные места, частично заняли немцы.

Мы вырыли окопы на сухом холме, среди акаций, и нам показали объект наступления. Это была дамба недалеко от хуторка. Одна из многочисленных дорог пересекала овраг и начинающуюся следом за ней обширную низину. Не самая главная, скорее, запасная дорога, по которой немцы перебрасывали свои войска. Сплошной линии фронта в этом месте не было. Как выражаются военные, «слоеный пирог». Здесь немцы вырвались вперед и перекрыли в самом уязвимом месте проселочную, засыпанную гравием дорогу.

Дамба была длиной метров четыреста и построена много лет назад. С одной стороны – мутный глубокий пруд, с другой – затопленная низина. Воды на глаз немного, зато место открытое. Сама дамба представляла собой массивное земляное сооружение высотой в центре метров пятнадцать. Крутой склон был укреплен валунами, а через каменную трубу, похожую на туннель, с гулом вырывалась струя воды. На обочине дамбы через каждый десяток шагов росли огромные ветлы. Кустарник на склонах немцы частично вырубили. Мы разглядели траншеи, пулеметные гнезда. Дорогу, проходящую через дамбу, защищали длинноствольные 88-миллиметровые орудия. Их хорошо замаскировали, но пару штук мы засекли. Имелись наверняка и минометы. Без них фрицы не воевали.

Штрафной роте дали в подкрепление батарею дивизионных противотанковых пушек. Атаковать предстояло на рассвете. Уже через пару часов стало ясно, что дело почти безнадежное. По дороге и вдоль нее мы могли атаковать только под прикрытием танков. Но про них речь не заводили. Когда я все же спросил Малышкина, он вначале разозлился, потом устало ответил:

– Танки денег стоят. Их 88-миллиметровки за километр раздолбают. И дорога наверняка заминирована.

Продолжать разговор о том, что немецкие пушки следовало накрыть авиацией, было бы вообще глупо. Основные силы сдерживают немцев на главном направлении.

А триста семьдесят душ пусть искупают грехи и берут дамбу штурмом или ползком.

– Перебьют нас, как котят, – тоскливо поделился со мной невеселыми мыслями командир первого взвода Никита Лесников. – Кой черт я согласие дал штрафниками командовать. Старлея обещали сразу дать. Если и присвоят, в гробу, что ль, с третьей звездочкой лежать?

Даже мой ординарец Андрюха Усов перестал улыбаться, погладывая на крутой откос дамбы и залитую водой низину.

– Дурная атака, – сказал Прокофий Байда. – Если даже возьмем эту дуру, немцы ее взорвут.

Укрепления у немцев были земляные, построить что-то более основательное они не успели. Дамбу захватили суток двое назад. Но само место было настолько неудобным для штурма, что, наверное, у каждого закрадывалась мысль: «Здесь и кончится для нас война». На склон дамбы спустились две группы немецких саперов по три человека в каждой. Минировать подходы. Прямо у нас на глазах. Помешать мы им не могли, до дамбы было два километра. Да и высвечивать роту раньше времени Малышкин не хотел.

Связался с батареей. Пострелять все артиллеристы любят. Не отказали. Две противотанковые пушки ЗИС-З били довольно точно. Саперы закопошились, разбрасывая мины как попало. Снаряд накрыл одну из групп. Фрицы полезли наверх, волоча за собой раненого или убитого. Но вечером они обязательно повторят попытку. Немцы торопливо рыли траншеи, закапывались. Наши пушки молчали. Как всегда, не хватало снарядов. Потом через дамбу на большой скорости прошли три бронетранспортера и штук шесть грузовиков с пехотой. Батарея снова открыла огонь и разбила один грузовик. По нашим орудиям ударили минометы. Выпустили с полсотни мин, и все затихло.