Тёмное крыло - Кеннет Оппель

— А почему в этих местах всё так тихо? — спросила она бегущих-по-деревьям. — Здесь только вы и живёте. В других местах живёт куда как больше зверей.

— Много кто заходил в эти места, — ответил Холмик, — но никто не оставался надолго.

Он подскочил, схватился ловкими пальцами за ветку над собой, покачался на ней, а затем отпустил.

Сумрак заметил, что Ходок явно знал какую-то тайну, но такую, которая так и лезла из него. Бегущий-по-деревьям понизил голос, хотя по-прежнему говорил довольно громко.

— В лесу живёт чудовище, — сказал он.

— Это просто болтают, — моргая, ответил Попрыгун.

— Нет, я его видел.

— Ты никогда мне об этом не рассказывал! — заметил Холмик. — И когда же?

— Ну, ладно, я его только слышал. Однажды ночью, — быстро ответил Ходок.

Сумрак поглядел на Сильфиду, которая в изумлении навострила уши. Ему стало интересно, действительно ли бегущие-по-деревьям такие болтливые, или же просто чай развязал им языки.

— И что же это за чудовище? — поинтересовалась Сильфида, непрерывно складывая и расправляя свои паруса.

— Оно большое, — уверенно ответил Ходок. — У него голос большого существа. Оно отпугивает многих из существ, но никогда не тревожит нас.

— Нас оно не напугает, — сказала Сильфида.

— Ну, ещё оно живёт далеко от нас, — добавил Ходок, и сейчас его голос звучал не так уверенно. — Никто и никогда не видел его. Но в любом случае, именно поэтому здесь живёт не так много животных. Они боятся. Но мы знаем, что здесь безопасно.

Сумраку стало интересно, знал ли Ходок, о чём болтал, и он решил, что нет. Вероятно, он просто пересказывал им какую-то историю, которую взрослые рассказывали своим детёнышам, чтобы те не убегали далеко в лес. Конечно, если бы поблизости жило настоящее чудовище, бегущие-по-деревьям не устроили бы здесь такую большую и довольную жизнью колонию.

— И если вы не боитесь, то, наверное, вы тоже сможете тут жить, — сказал Ходок. Затем он разбежался, перепрыгнул на соседнее дерево и поскакал прочь вместе с друзьями. — Мне нравятся рукокрылы!

Сумрака тронула его невинная искренность. Дом бегущих-по-деревьям действительно был похож на идеальное место, и он не мог отказаться от мысли, что это место может стать ещё и их домом.

Когда Хищнозуб первый раз убил на материке, он предложил добычу Пантере. Отойдя в сторону, он с надеждой смотрел на неё. Она обнюхала труп, тронула его лапой, а затем без всяких колебаний умелым движением разорвала шерсть и кожу и содрала с рёбер окровавленной мясо. Хвост Хищнозуба дёрнулся от удивления.

— Ты уже не в первый раз ешь мясо, — сказал он ей.

Она облизнула шерсть вокруг своего рта.

— Нет. После того, как ты ушёл от нас, я несколько раз охотилась.

— И тебя ни разу не поймали на этом? — с удивлением спросил он.

Пантера мурлыкала от удовольствия.

— Я было осторожнее, чем ты. Я уходила дальше за границы наших владений. Я не хотела, чтобы меня выгнали.

— Ты хотела остаться среди Рыщущих у Патриофелиса?

— Я была не такой храброй, как ты — или же не такой безрассудной. Мне нравилось быть в безопасности среди Рыщущих, и я думала, что могла продолжать тайком удовлетворять свою тягу к мясу.

Хищнозуб взглянул на неё с ещё большим уважением, к которому, однако, примешалась и некоторая осторожность. Кому же она предана на самом деле?

— А ты смогла бы убить меня, — спросил он, — если бы это приказал Патриофелис?

Она отвела глаза.

— Ничего этого не потребовалось бы, если бы ты остался с нами. Ты мог бы соврать Патриофелису и успокоить его. Тогда у нас было бы больше времени, чтобы получить поддержку среди Рыщущих. Мы могли бы вынудить Патриофелиса измениться — или же свергнуть его. Тогда ты стал бы вождём сотен зверей, а не нескольких дюжин.

— Такая нечестность — не в моей природе.

— Нечестность, или всё же дальновидность? — переспросила она.

— Я всегда действовал так, как должен был, и принимал последствия своих действий. Те, кто был способен поступать так же, пошли за мной. Только так и можно построить сильный клан.

— Тогда, наверное, я не из твоего клана, — сказала Пантера, и её глаза сверкнули с упрёком.

Хищнозуб никогда не видел у неё такого настроя, и это его раздражало — и ещё очень заинтриговало.

— Ты сама должна это решить, — сказал он ей.

Она подошла к нему и толкнула своей головой его голову.

— Теперь ты — мой единственный вождь, — ответила она.

Хищнозуб вёл своих Рыщущих на север. Всего их было семнадцать. Раненая передняя лапа медленно заживала, хотя он всё ещё хромал. Когда рядом с ним была Пантера, он ощущал безграничную силу и уверенность.

Добычи было много, как никогда. Мир действительно менялся: он никогда не видел, чтобы по лесам бродило так много зверей. Похоже, что многие из них искали лучше охотничьи угодья; другие утверждали, что бежали, спасая свои жизни. Когда вокруг было так много живых существ, Хищнозубу и его Рыщущим было легко скрыть путь своего движения. Даже после того, как их замечали за убийством, всё, что им было нужно — просто двигаться вперёд ещё с полдня, и их вновь не знал никто вокруг.

С каждым днём Хищнозуб всё меньше и меньше заботился о том, чтобы скрывать их наклонности. Пусть все знают, кто они такие, и чем занимаются. Теперь никто не посмел бы остановить их, особенно после того, как повсюду разнеслись новости о том, что Патриофелис не сумел отправить их в ссылку. Их боялись.

— Как ты думаешь, что случится со старым кланом? — спросил он Пантеру.

— Он распадётся со смертью Патриофелиса. Герик — это не вождь.

Хищнозуб фыркнул в знак согласия.

— Они разбредутся. Может быть, пути некоторых из них пересекутся с нашими, и они попросят, чтобы мы пустили их к себе, — он внимательно посмотрел на неё. — Ты не жалеешь, что ушла?

— Нет, — ответила она.

Теперь он видел, что она тоже охотится, и, как он и предполагал, делала это просто превосходно, хотя он ещё много чему смог бы её поучить. Когда он смотрел, как она ест, это принесло ему величайшее удовольствие — и ещё облегчение. Она была одной из них.

— Та птица назад на острове, — спросила она. — Что это за тварь?

Шерсть Хищнозуба встала дыбом:

— Раньше я никогда таких не видел. Это что-то новое.

С тех пор он всё время следил, не появятся ли они, особенно на рассвете. Он помнил огромные глаза чудовища и спрашивал себя, могли ли они видеть ночью. Но он больше не видел птиц этого вида, хотя только однажды, вдалеке, ему послышался, как он думал, жуткий печальный крик этих птиц.

— Им достаточно легко убить нас, — заметила Пантера.

— Они захватили нас врасплох, — гордо ответил Хищнозуб. — Но этого больше не случится. Мы будем осторожны. Я легко смог убить одну из них.

Она вопросительно подняла свои уши, но он не стал брать свои смелые слова обратно. Само существование этих птиц постоянно висело в его мыслях чёрной тучей. Откуда они пришли? Иногда, перед сном, он думал об их клювах, когтях и бесшумно машущих крыльях, но был уверен, что это не идёт ни в какое сравнение с его мускулами, когтями и зубами.

Большую часть утра они двигались по постепенно поднимающейся местности, и на подходе к вершине его Рыщущие уже медленно плелись.

Долгое путешествие наполняло Хищнозуба радостью. Оно напоминало ему о тех днях, когда он вместе с Пантерой охотился за гнёздами ящеров и проходил долгие мили, чтобы отыскать их.

На самом гребне холма они остановились. Земля перед ними раскинулась широкой долиной. На дне её по густому подлеску бежал быстрый ручей. «Здесь в изобилии есть корм для мелких наземных зверей», — подумал Хищнозуб. На обоих склонах долины росли густые деревья, многие из которых были усеяны плодами, наполнявшими воздух приятным ароматом.

Он разглядел множество древесных животных. Кора деревьев выглядела мягкой и хорошо подходила, чтобы цепляться за неё когтями, а ветви переплетались, образуя в кроне дерева тропы для его фелид.

Хищнозуб замер, разглядывая открывшийся ему вид. Он ощущал такое удовлетворение, какого не помнил с тех пор, как уничтожил последнее гнездо ящеров.

Его душу наполнил покой, и он почувствовал, что теперь его жизнь принадлежит только ему. Здесь были вода, укрытия и изобильная добыча.

— Это место, — объявил он, — будет нашим новым домом.

ГЛАВА 17. Пир

Ночью Сумрак проснулся от крика, раздавшегося вдали. Он напрягся всем телом, готовый спасаться бегством. У него заболел живот. Дрожа, он подполз к краю ветки, пытаясь вспомнить, откуда донёсся звук. «В лесу живёт чудовище». Детская фраза Ходока внезапно стала казаться ужасающе вероятной.

Он испустил долгие потоки звука, но не уловил никаких признаков движения среди деревьев. Он вслушивался, надеясь, что не услышит ещё одного вопля, значительно ближе по сравнению с первым. Но сейчас в лесу было тихо. Он снова устроился спать, пульс замедлился. Сильфида по-прежнему спала, и отец тоже. Поглядев на умиротворённое выражение их морд, он и сам постепенно задремал.