Тёмное крыло - Кеннет Оппель

— В воду! — закричал он, надеясь, что Пантера доверится ему.

Он соскочил с перешейка. В тот момент, пока его голова ещё не скрылась под водой, он увидел пару свирепо изогнутых когтей, промахнувшихся мимо его черепа, и ощутил ветер, поднятый крыльями большой птицы. А потом всё его тело погрузилось в воду. Холод сдавил ему виски. Он встал на ноги и пошёл, тяжело дыша, с промокшей шерстью. Пантера шлёпала по воде рядом с ним, и они с трудом выбрались на песчаный перешеек, даже не удосужившись встряхнуться, чтобы обсушить шерсть. Они с трудом добрались до материка — по колено в воде, с застывшими от холода лапами.

На берегу Хищнозуб, дрожа, забрался на скалу и вытянул шею, чтобы посмотреть, нет ли поблизости хищников. Он заметил нескольких из них, кружащихся над пляжем острова, но над водой не было ни одного.

Пантера шла рядом с ним; он с трудом поднялся по крутому склону к деревьям, где и нашёл своих фелид, собравшихся на нижних ветвях и тревожно рычащих на восьмерых зверей из охраны Патриофелиса.

— Прочь, на остров! — пролаял Герик, который, как догадался Хищнозуб, был единственным, кто мог принять на себя управление.

— Не пойдём, — спокойным голосом сказал Хищнозуб.

Герик только сейчас увидел его, и непроизвольно отступил назад.

— У нас есть свои приказы, — сказал он.

— Ваши приказы состояли в том, чтобы убить любого, кто покинул остров, — напомнил ему Хищнозуб. — Ну, и кто же сразится со мной? Неужели это ты, Герик?

Он вспомнил, как играл с Гериком, когда они были молодыми детёнышами, вспомнил свои игры в охоту и детские драки, которые готовили их к взрослой жизни. Из них двоих Хищнозуб был меньше, но он сомневался в храбрости Герика, особенно когда у него было так мало подкрепления. Многие из его воинов всё ещё теснились на острове — они не могли покинуть его до вечера. Численный перевес был не на стороне Герика, и он знал это. Хищнозуб смотрел, как его смущённый взгляд скользил по Пантере.

— Почему ты стоишь рядом с ним, Пантера? — окликнул он её.

Она не ответила.

— Ты уже не сможешь вернуть прежний порядок вещей, Герик, — сказал ему Хищнозуб. — Твой вождь мёртв. Теперь есть птицы, которые могут нас убивать. Патриофелис говорил, что могут быть и новые звери, которые тоже смогут это сделать. Прежние союзы будут скоро бессмысленны. Мой клан может быть не единственным, кто открыл для себя вкус плоти. Живи по-старому, если хочешь, но не мешай нам. Мы будем делать то, что должны делать, чтобы оставаться сильными и живыми.

— Нет, — ответил Герик.

— Вы можете присоединиться к нам, — предложил Хищнозуб.

Другой фелид отступил назад, с отвращением мотая головой.

— Не стану. И не позволю вам пройти.

Он прыгнул.

Хищнозуб был готов к этому и бросился на Герика. Они столкнулись друг с другом и повалились на землю, царапаясь и кусаясь. Герик был тяжелее, сильнее, и не ранен, но его укусам недоставало намерения убивать. Хищнозуб увидел свой шанс и глубоко вонзил зубы в левое бедро Герика, готовый разорвать его. Он чувствовал, что его противник медлит. Хищнозуб не хотел наносить смертельную рану сородичу-фелиду, но смог бы это сделать, если нужно. Похоже, Герик почувствовал это, и обмяк. Он лежал неподвижно, хныкая в знак подчинения.

Хищнозубу было трудно заставить себя разжать челюсти, потому что его кровь бурлила, а по всем венам струилось желание сражаться. Наконец, он отпустил его и встал, глядя сверху вниз на Герика, глаза которого бегали в страхе.

— Встань, — сказал ему Хищнозуб. — Уходи. И не иди за нами.

Герик с трудом поднялся на ноги и увёл своих солдат вдоль береговой линии. Пантера осталась.

— Пойдёшь с нами? — спросил её Хищнозуб.

— Я всегда боялась тебя, — сказала она. — Твоя жажда мяса: я сочла её разрушительной, неестественной.

Он ощутил острую боль, вспомнив её выражение ужаса, когда она застигла его за пожиранием добычи в старом лесу.

— И я боялась, что однажды утром могла проснуться с такой же жаждой, — сказала она.

— И проснулась?

— Проснулась.

Хищнозуб мягко рыкнул от восхищения.

— Идём со мной, — вновь предложил он ей, и его сердце глухо стучало в груди.

Она шагнула ближе и облизала его раненую переднюю лапу.

— Да, — сказала она.

ГЛАВА 16. Бегущие-по-деревьям

— Разве вам не ясно, — сердито говорил остроносый зверь, — что для стольких ртов еды просто не хватит?

Сумрак с тревогой наблюдал, как раздражительное существо говорило Икарону и старейшинам, что они не могли поселиться здесь. Когда они впервые наткнулись на этот небольшой участок леса, деревья выглядели свободными. Но буквально через несколько минут после того, как они сели на ветви и обследовали охотничьи угодья, многочисленный клан альфадонов с бледно окрашенной шерстью словно материализовался из воздуха, прыгая по веткам, пользуясь длинными, тонкими хвостами, чтобы перескакивать с ветки на ветку.

— Этот лес, несомненно, может легко вместить и вас, и нас, — сказал Сол. — Ваша пища — плоды и семена…

— …И ещё насекомые, — прервал его альфадон, подёргивая своим влажным розовым носом. — Которых ваша орда будет красть в воздухе, не оставляя нам ни одного. А теперь уходите прочь! Это наша территория.

— В прошлом мы не были такими жадными по отношению друг к другу, — заметил Икарон.

— Оглянись-ка вокруг себя, рукокрыл, — сказал альфадон. — Теперь мир стал тесным местом. Если ты хочешь есть, тебе приходится защищать то, что у тебя есть.

— Я бы хотела куснуть его за хвост, — шепнула Сильфида Сумраку.

Сумрак не был настолько уверен, что рискнул бы это сделать, учитывая то, что альфадоны были очень сильно возбуждены. Когда они появились здесь в первый раз, он подумал, что эти существа выглядят кроткими, но теперь они начали толпой теснить рукокрылов, а из их узких полуоткрытых ртов доносилось шипение. Внезапно на них дождём посыпались орехи и сосновые шишки — их швыряли альфадоны, сидевшие на деревьях выше.

Сумрак взглянул на отца и увидел, как он покачал головой, отказываясь продолжать переговоры.

— Снова раскрывайте паруса! — крикнул он колонии, и в воздух взмыли сотни планирующих рукокрылов.

Прошло уже три дня с тех пор, как они покинули Гирокуса — три дня поисков нового дома, но совершенно безуспешных. Не все звери, с которыми им пришлось столкнуться, были столь же неприятными, как альфадоны, но смысл послания всегда был одним и тем же: их здесь не ждут.

Сумрак планировал рядом с Сильфидой. Ему было жаль, что он не может лететь, но Папа попросил его подождать, опасаясь, что его порхание могло бы настроить других зверей враждебно — хотя Сумрак и представить себе не мог, как можно быть ещё враждебнее, чем они уже были. В любом случае он делал всё, что просил Папа, а когда раз за разом забирался на деревья, то старался не забыть обещание отца, что снова начнёт летать, как только они найдут свой собственный дом.

— Нам нужно было бы остаться у Гирокуса, — пробормотала Сильфида, когда они с трудом карабкались на очередной ствол.

Сумрак неодобрительно взглянул на неё.

— Я не единственная, кто так думает, — сказала она. — И я имею в виду не только Нову. Я слышу разговоры. Многие рукокрылы уже устали от всего этого.

Сильфида знала, о чём говорила. С того момента, как они покинули колонию Гирокуса, она проводила больше времени в стороне от него и от Папы, скользя в воздухе и охотясь вместе с другими молодыми зверями, в том числе с Кливером. Однажды Сумрак даже видел, как она немного поговорила с Новой. Он всё сильнее ощущал, что сестра становится не такой преданной. Поскольку рана у Папы пока так и не зажила, а их будущее по-прежнему оставалось неопределённым, Сумраку хотелось, чтобы она была рядом с ним.

— Мы все устали от этого, — ответил он. — Но Папа хочет, чтобы мы нашли новый дом.

— Нам уже предлагали превосходный дом.

— Папа поступил правильно.

— Ему просто нужно было сказать Гирокусу то, что он хотел услышать, — шепнула Сильфида. — Даже если ему не хотелось так поступать.

— Так думает Кливер? — уточнил Сумрак. — Или, может быть, Нова?

— Это же просто слова, — настаивала Сильфида.

— Это не просто слова. Они что-то означают.

— Да неужели?

— Папа и Мама сделали великий шаг, когда вышли из Договора. Это сделало их иными. Это сделало их… лучше. Сделало, да.

— И насколько это важно сейчас? — нетерпеливо спросила Сильфида. — Ящеры исчезли. Всё закончилось. Разве не важнее найти прямо сейчас безопасный дом для всей колонии?

— Если бы Папа сказал, что сожалеет об этом, все подумали бы, что он и вправду сделал ошибку. Они подумали бы, что он был слабым. И как все уважали бы его после этого? Как бы он смог уважать самого себя?