Цесаревич Вася 2 - Сергей Николаевич Шкенев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Было бы гут! И вот ещё вам подарок, — Мюллер достал свёрнутую в трубочку карту. — План Мадрида с нашими уточнениями. Узлы обороны, алтари некромантов, и всё такое… Может быть, пригодится?
Прилетев в Сарагосу, Красный сдал подполковника начальнику разведки Корпуса, а сам пошёл к командующему поделиться полученной информацией. Михаил Васильевич Фрунзе даже опешил от сообщения о грядущем в скором времени пленении генерала Франко.
— Такими темпами, Василий Иосифович, вы в одиночку войну выиграете.
— Так у нас не война, а подавление мятежа.
— Да неважно, как это называется. Вы сколько уже генералов в плен взяли, семь или восемь?
— Семь. Восьмого Артём Сергеев взял.
— Ну-ну… сделаю вид, что поверил.
— Я там ещё подполковника из французского Иностранного Легиона привёз, — улыбнулся Красный, и положил перед командующим план Мадрида. — Побомбить бы сегодня ночью немного.
— Это с Валерием Павловичем решайте, но принципиальных возражений нет. И вот ещё что, Василий Иосифович, представление на Георгия для мичмана Сергеева я не подпишу. Дадим «Славу» третьей степени. А вам за семерых даже не знаю на что подавать. Давайте оставим на усмотрение Его Императорского Величества.
Василий молча кивнул. Орденов у него уже достаточно, а если считать итальянские, что не носит, но хранит в баночке из-под монпасье, то излишек. Такими темпами к восемнадцати можно до «Андрея Первозванного» дослужиться.
С Чкаловым вопрос ночной бомбардировки решился быстро, но не на сегодняшнюю ночь, а на завтрашнюю, и даже предложение пересесть с истребителей на бомбардировщики было одобрено. Осталось только собрать три новеньких «Стрекозы», что замучились возить с собой в ящиках, но дело привычное. И недолгое, при наличии заводских техников и механиков. Тем более их только недавно разобрали и упаковали после перевозки золотого запаса.
Экипажи решили составить из слётанных пар — новичков лётчиками, а старшие и опытные товарищи возьмут на себя штурманскую работу. У девушек всё осталось без изменений, только решили поменять двигатели на их самолётах — моторесурс вот-вот выработается, а экономить на бездушных железяках в ущерб безопасности явно не стоит.
До самого позднего вечера изучали план Мадрида, запоминая наизусть длиннейшие названия улиц и маленьких кривых переулков, распределяя цели. Василию, как самому непримиримому борцу с вражескими колдунами и наиболее пострадавшему от них, досталась бомбардировка самого большого алтаря на площади Пуэрто-дель-Соль, считающейся географическим центром Испании, а потому наиболее подходящей для некромантских ритуалов.
— Зениток в городе нет, — предупредил Красный. — Они все собраны для защиты Эскориала от нас, поэтому работаем спокойно, но осторожно.
— А ты откуда это знаешь? — поинтересовалась Вера Столыпина. — Неужели прямо из Мадрида обо всём тебе докладывают?
— Докладывают или не докладывают, не так уж важно, — ответил Вася. — Главное, что они не будут стрелять по тебе.
— Меня, между прочим, ещё ни разу не сбивали, — фыркнула Вера.
— И это хорошо. И это радует.
Апполинарий Григорьевич Куликовский мечтательно вздохнул:
— Вот бы самого Франко разбомбить! Владимира с мечами, как минимум!
— И всемирная слава вандала, уничтожившего вторую по величине и значимости библиотеку.
— А первая какая?
— Ватиканская.
— Да и наплевать, — легкомысленно отмахнулся Куликовский. — После работы нашего флота на побережье Франции, я бы никого не удивил и не поразил своим варварством.
— О Франко даже не мечтайте, господин будущий прапорщик! — рявкнул Чкалов, уже знавший о планах Красного на покупку Каудильо у троицы немецких камрадов. — Генерал должен предстать перед судом за организацию мятежа, а не героически помереть под вашими бомбами. Ладно, если примет яду, или повесится от раскаяния на собственных подтяжках… Висельников как-то неохотно объявляют символом борьбы.
— Подтяжках… — вслух повторил Красный, записывая что-то в блокнот. — Сделаем, Валерий Палыч.
Спать легли далеко за полночь, и проснулись ближе к полудню следующего дня, совместив завтрак с обедом. А сразу после обеда в особняк лётного отряда заявились корпусные целители, за ночь нашаманившие какое-то чудесное зелье для кошачьего зрения. Чкалов, подавая пример, первым выпил снадобье, но когда спустя пять минут случайно заглянул в зеркало, то отшатнулся, плюнул, и перекрестился.
— Эффект вертикального зрачка продержится всего сутки, — успокоил его главный целитель. — Потом рассосётся само собой.
Но что-то в голосе недоставало убедительности. Уверенности тоже было маловато. Но, несмотря на это, Красный решительно взял предложенную мензурку и выпил содержимое одним большим глотком. Во рту появился привкус мяты, барбариса, лимонной цедры и рыбьего жира. Если бы не рыбий жир, было бы вполне вкусно. И немного больно стало смотреть за окно.
— А мне нравится, — Лиза Бонч-Бруевич оценила свои новые глаза. — Как дикая кошка!
— Такая же блохастая? — поддела подругу Катерина.
— Нет, такая же быстрая. А ты со своими шуточками больше похожа на змею.
Василий сурово прокашлялся и хлопнул ладонью по столу:
— А сейчас, любезные мои невесты, вы прекращаете вот всё это, и идёте готовить к вылету самолёты. Чтоб каждый винтик проверили! Чтоб каждый патрон пересчитали!
— Но ведь техники и оружейники…
— Хорошо, договорились, вместо Веры и Кати на бомбардировку летят их техники. Могут и оружейники лететь, мне всё равно, — Красный посмотрел на часы и поднялся. — Валерий Палыч, я тоже на всякий случай свою машину проверю.
— Да и я собирался, — кивнул Чкалов. — А вы, Пётр Николаевич?
Нестеров поднялся со старинного кресла:
— Я, конечно, доверяю своим техникам, но самому себе доверяю больше.
Глава 18
Ближняя дача императора. Недалеко от Петербурга.
Тёща давно обращалась к императору на «ты» с его разрешения, но сегодня, кажется, она злоупотребляла этим обращением. Александра Фёдоровна театрально заламывала руки и с пафосной истерикой и почти слезами на глазах стенала:
— Но как ты можешь допускать такое варварство, Иосиф? Что скажет про нас просвещённая Европа.
Тесть, бывший император Николай Александрович, тоже сидел за обеденным столом и был как всегда чуть навеселе. Но не упустил случая добавить и здесь, после чего хмыкнул:
— Аликс, дорогая, пусть твоя просвещённая Европа научится мыться хоть раз в неделю, и вот тогда мы будем учитывать её мнение. Знаешь, мне как-то Горький
