И унесет тебя ветер - Жан-Марк Сувира

Дверь открылась. На крыльцо вышла женщина.

— Жан-Пьер, ты что домой не идешь? Ужинать-то пора уже!

— Сейчас, мама. Докурю и приду.

Глава 25

Вторник, 19 августа 2003.

Поезд мчался к Парижу со скоростью двести восемьдесят километров в час. Вся на взводе, но спокойная с виду, Элизабет Марешаль, несмотря на бессонную ночь, не могла глаз сомкнуть. Перед отъездом она оставила директору НТП записку. В маленьком портфельчике у нее лежали материалы акустической биометрии, а в другой сумке — термос с кофе.

Ровно в половине десятого она вышла из метро на станции «Сите» и быстро зашагала на набережную Орфевр. Секретарша Людовика Мистраля просила ее подождать, объяснив, что комиссар сейчас у первого заместителя директора, но, если это срочно, ее может принять Венсан Кальдрон. Элизабет Марешаль отказалась. Она все больше нервничала и добрый десяток раз машинально поправила свои светлые волосы.

Через сорок минут Элизабет Марешаль увидела в коридоре Людовика Мистраля. Он шел к себе в кабинет. Она обратила внимание, что выглядит он не так энергично, как всегда.

Людовик увидел ее и просиял:

— Элизабет Марешаль собственной персоной! Чему обязан такой честью?

— Ты надо мной не смейся, — улыбнулась она. — А приехала я действительно специально к тебе. — Элизабет поставила на стол для заседаний термос с кофе. — Я знаю, как ты любишь кофе, и знаю, какой он ужасный у вас в конторе. Это ямайский, «Блю Маунтин». Перед поездом я заехала домой сварить его. Попробуй — роскошный.

Она поставила две кофейные чашки и не продолжала разговор, пока Мистраль не попробовал ароматный бодрящий напиток.

— Что скажешь?

— Великолепно! Приезжай почаще! Одно удовольствие тебя видеть. Но ведь сегодня ты здесь не просто так? Только не говори, что акустическая биометрия тебя пригнала в Париж.

— А вот представь себе! Я могла позвонить, послать имейл или приехать сама. Но в общем, я открыла такое, что лучше поговорить об этом лично.

— Интригуешь. Что-то настолько важное, да? — Мистраль посерьезнел. Он налил себе вторую чашку ямайского кофе.

Элизабет Марешаль достала из портфельчика диаграмму экспертизы.

— Прежде чем разбирать анализы, я скажу тебе результат. Человек, много дней звонивший на коммутатор ФИП, человек, три раза звонивший в пожарную команду, и убийца, речь которого записана на диктофон, — это один и тот же человек. — Элизабет Марешаль произнесла эти слова отчетливо и раздельно, чтобы подчеркнуть важность вывода.

Мистраль получил такой удар адреналина, что тут же забыл о бессоннице.

— Что ты говоришь? Точно?

— Так и знала, что ты задашь этот вопрос, — улыбнулась Элизабет Марешаль. — Все абсолютно точно, и если ты арестуешь этого зверя, у меня не будет и тени сомнения, когда буду выступать перед присяжными.

Больше часа ученая гостья делилась подробностями: своего анализа и тонкостями психологических выводов, которые она из него сделала. Мистраль делал записи, задавал вопросы и размышлял.

— Вот еще что, — продолжала Элизабет. — Сначала Лора Димитрова не узнала того, кто на нее напал, а то, конечно, не открыла бы дверь. Только через несколько минут она поняла, кто это. Димитрова быстро прикидывает: либо она говорит это прямо, тогда убийца может догадаться, что где-то спрятан магнитофон, либо дает намек, что она и делает.

— Но что она говорит? Мы несколько раз прослушали запись и ничего не смогли разобрать!

— А ты припомни: этот тип все время требует, чтобы она замолчала. Я обработала запись так, чтобы слышны были только слова Димитровой, которые заглушались его воплями. Слушай.

Элизабет Марешаль поставила на стол цифровой магнитофон и нажала на пуск. В кабинете раздался голос Димитровой. Освобожденный от сопутствующих шумов, голос казался совсем близким и поразительно сильным. Мистраль слушал, сосредоточенно уставившись на магнитофон.

— Вот тут, — подсказала Элизабет.

«Когда я открыла дверь, я же не думала, что это вы — вы же сегодня не носите форму».

— Она сказала «не носите форму»? Я правильно расслышал?

— Да. Мне понадобилось сорок пять минут, чтобы вытащить эти пять слов, полностью заглушенные криками убийцы.

— Ты же дала делу такой толчок! Теперь только надо выяснить, какую форму он носит! Еще я получу материалы о звонках на ФИП. Теперь мы знаем, что один и тот же тип занимается хулиганскими звонками и убивает женщин, так что к делу радиостанции надо отнестись серьезнее.

— Людовик, это еще не все.

Увлекшийся Мистраль осекся, услышав, что эксперт, видимо, не разделяет его восторга.

— Как — не все?

— Вот поэтому-то я и приехала сама. От анализа диктофонной записи мне стало не по себе. Профессионалу тяжело слышать, как кого-то убивают, присутствовать при этом и не иметь возможности ничего сделать.

— Да-да, я же тебе об этом черкнул словечко, чтобы предупредить.

— Но что это будет так ужасно, я не думала! Так вот, тут мне как раз позвонил коллега, позвал посидеть в компании. Я быстро побежала, так была рада уйти из лаборатории.

— А потом?

— А потом, чтобы работать было удобнее и безопаснее, я все записи с диктофона сохранила у себя в компьютере. Когда вернулась, все они были автоматически обработаны программой анализа, в том числе та, где ты в квартире Димитровой сильно кричишь и велишь лишним людям уйти.

— Да, было такое, помню.

— Среди тех, кто находился в этот момент в помещении, был убийца.

Мистраль онемел от изумления. Пока услышанное доходило до него, он не сводил глаз с Элизабет Марешаль. Наконец выдавил из себя:

— Боюсь спросить… уверена ли ты в этом?

— Я-то, конечно, да, уверена, а вот в суде такое утверждение не пройдет.

— Почему?

— Потому что программа сделала сопоставление на основании только одной фразы. Делать выводы нельзя. Я взяла все, что говорит этот тип на других записях, сопоставила в его речи промежутки между словами, паузы, придыхания, произношение отдельных звуков — словом, все, что можно измерить и сопоставить, я измерила и сопоставила.

— И это тот самый?

— Да, абсолютно точно. Но адвокат разнесет меня в пух и в прах. Для серьезного анализа тут слишком мало материала, хотя я сама в своем выводе убеждена. И никакой состав присяжных не «повесит» человеку тридцать лет тюрьмы на основании одной такой улики.

— Понимаю. Что за слова, на которые среагировала твоя программа?

Элизабет Марешаль без запинки произнесла:

— «Ну и жара! И мухи — просто кошмар! Настоящее пекло! Нельзя ли пойти проветриться?» Кстати, на эти слова ты и взорвался.

— Я же раз двадцать их слышал в разных вариантах. Через пять минут начинает надоедать.

— А ты помнишь, кто в тот момент был в квартире?

Мистраль сосредоточился, стараясь припомнить присутствовавших.

— Все, кто обычно. Моя команда, пожарные и полицейские из округа. Может, и доктор был — уже не помню. В таких случаях всегда много людей вокруг толчется — приходят, уходят, за всеми не уследишь. Но если верно то, что ты говоришь, — это же совсем другое дело. Это страшно сужает круг подозреваемых!

— Людовик, то, что я утверждаю, совершенно точно! Затем я и приехала. Ты никому этого не должен говорить, кроме тех, с кем непосредственно работаешь. Ты должен взять этого субъекта, не пользуясь моими выводами, потому что они для суда ненадежные.

— Добро, понимаю. У тебя есть запись той фразы, чтобы я послушал голос? Если повезет, я его, может быть, и узнаю.

Послушав запись несколько раз, Мистраль позвал Кальдрона, рассказал про результаты акустической экспертизы и про все, что из этого следовало. Чем больше подробностей сообщал Мистраль, тем больше поражался Кальдрон. Он ошалело переводил взгляд с Мистраля на Элизабет и молчал.

Затем они послушали запись, на которой звучали только слова Димитровой — ту, где она произнесла «вы не носите форму», и ту, где, по версии Элизабет, сохранился голос убийцы, находившегося в квартире Димитровой во время расследования.

Кальдрон с сожалением покачал головой, Мистраль тоже.

— Нет, ничего это мне не говорит, — вздохнул Кальдрон.

— Мне тоже, — разочарованно согласился Мистраль. — Но если мы возьмем первую фразу, где Димитрова говорит о его форме, и будем иметь в виду вторую, сразу возникает вопрос: кто в квартире Димитровой, когда мы были там, носил форму? Ответ…

— Пожарные и городская полиция, — тотчас отозвался Кальдрон.

— Совершенно верно, — подтвердил Мистраль. — Элизабет, ты можешь оставить нам копию записи — конечно, приватным образом?

Гостья добродушно улыбнулась.

— Я знала, что ты попросишь, и сделала по две копии со всех файлов, включая записи радио и результаты анализа.