И унесет тебя ветер - Жан-Марк Сувира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На улице было тепло. Четыре часа утра показывали часы на колокольне. Я пошел по шоссе из города — голосовать. В восемь часов один грузовик подобрал меня и высадил в Перпиньяне. Шеф был француз и все время трепался, я ни о чем даже подумать не мог. На самом деле я сам сошел в Перпиньяне — больно мне его треп осточертел. Потом я в каком-то кабаке поел-попил, сел на лавку и стал обдумывать свой сон — хотел сообразить, почему я столько лет догонял самого себя. Но я так сильно переживал, что никак не мог ни в чем разобраться и ничего понять.
Недели две я пробыл в Перпиньяне, спал где придется. Мне снились другие сны. Теперь часто — за две недели я записал этот сон восемь раз — мне снилось, что нас двое. Я с самим собой куда-то шел. Мы почти не разговаривали, ели и пили одно и то же. Как посмотрим друг на друга, так нам хорошо. Понимали друг друга без слов. Я тогда не любил просыпаться — наяву меня со мной не было».
Глава 23
Понедельник, 18 августа 2003 года.
Около восьми часов утра Элизабет Марешаль открыла в помещении научно-технической полиции в Экюлли под Лионом дверь своей любимой вотчины — лаборатории анализа и обработки звуковых сигналов. Кондиционеры, всегда включенные, чтобы компьютеры не перегрелись, работали бесшумно, и за это Элизабет любила свою комнатку еще больше. Но сильнее всего на свете она любила человеческие голоса. Свои научные доклады она обычно начинала афоризмом: «Один человек — один голос», имея в виду, насколько уникальны голосовые особенности каждого. Сама всегда играла интонациями, и аудитория оставалась под обаянием блестящей ученой дамы с живым умом.
Как судебный эксперт, она была незаменима в любом деле, где требовалась голосовая биометрия. У себя в лаборатории она создала банк данных, где были собраны образцы звуков иностранных языков, разных акцентов и говоров, технические характеристики, позволяющие идентифицировать голоса.
Уже дней десять она работала над двумя компакт-дисками с надписью большими красными буквами: «СРОЧНО», доставленными из антитеррористической службы. Там были записаны тексты, произносившиеся членами террористических групп: заявления о готовящихся терактах и перехваты телефонных разговоров. Прежде всего Элизабет Марешаль внимательно слушала все записи, чтобы понять происхождение говорящих. Потом сравнивала их с уже установленными голосами и акцентами, хранящимися в ее сонотеке. На контрольных мониторах накладывались друг на друга кривые и графики, показывающие соответствие между голосами, записанными на дисках, и звуками из банка данных.
Экспертиза, заказанная антитеррором, подходила к концу. Элизабет сделала все записи, написать отчет теперь недолго. Она встала посмотреть, что ждет ее дальше. Два DVD из парижской криминальной полиции с краткой пояснительной запиской. На одном анонимные звонки на радиостанцию ФИП. В футляре другого лежала этикетка: «Убийства С/Х». Это были записи трех звонков в парижскую пожарную команду. На третьем диске — случайно обнаруженная диктофонная запись убийства: дело Лоры Димитровой.
Людовик Мистраль приложил к этому сопроводительное и благодарственное письма, объясняя, что «пожарный» DVD и диктофонная запись относятся к одному и тому же делу. В конце он писал: «Запись не для слабонервных — предупреждаю тебя. Наберись смелости». Она улыбнулась, читая строчки, начерканные Мистралем.
«Почерк у него все такой же скверный, зато он верен авторучкам!»
Начать она решила с записей злоумышленника, звонившего на радио.
«Это будет быстрей, потом поработаю с заявкой для сыска», — подумала Элизабет.
Она быстро просмотрела сопроводительный текст к этому диску.
«Всего человек „Икс“ звонил пятьдесят два раза за одиннадцать дней», — писал полицейский.
«Почти по пять раз в день — ничего себе! Дяденька что-то крепко вбил себе в голову».
Она вставила диск в компьютер, наладила аппаратуру анализа и надела наушники. Начиная прослушивание, она всегда закрывала глаза, чтобы сосредоточиться и целиком войти в мир голоса, который слушала. На мониторах прыгали туда-сюда кривые, отражая модуляции голоса. Прослушав около тридцати звонков — каждый не более двадцати секунд, — она нажала на паузу и одним духом написала карандашом в блокноте: «„Икс“ — француз, родной язык французский, говор неопределенный, близок к литературному. Возраст от тридцати до сорока лет. Речь часто неправильна — высшее образование исключено. Личность с навязчивыми идеями, болен (чем?), хотел быть единственным, одним на свете. Вспыльчив, но знает об этом и старается сдерживаться».
Элизабет Марешаль сняла наушники, поправила прическу и перечитала только что написанные четыре строчки. Знатоку было ясно, что она, вынося заключения о личности говорящего, далеко выходила за рамки собственно голосовой биометрии. Но за пятнадцать лет работы она естественным образом развила в себе такую способность, а следовательно, углубила психологические знания. Такого рода выводы она держала в запасе для тех, кто ведет расследование.
Элизабет снова надела наушники и стала слушать дальше. Спустя три звонка она записала: «„Икс“ пьет. Алкоголик? — три звонка в конце дня. Или для храбрости? Кроме того, несвязная речь с утра. Перепил накануне? Лекарства?»
Закончила она звонком, когда полицейские пытались подстроить ему ловушку. Она прослушала диск несколько раз и пришла к выводу: «Внимание! „Икс“ умнее, чем кажется, насторожен, недоверчив (почему?), быстро раскусил ловушку».
Она выключила запись и распечатала диаграмму, изображающую кривую модуляций голоса. Затем быстро переписала свои заключения набело, а закончила фразой: «В банке данных голоса, имеющие совпадения с „Икс“, не обнаружены».
Теперь она готовилась к анализу другого «Икс» — неизвестного, который звонил пожарным, дело которого расследовал Мистраль. Прежде чем начать прослушивание, она вскипятила себе чай.
Поль Дальмат в кабинете на набережной Орфевр стоял, опершись руками на свой письменный стол, и уже несколько минут не отрывал взгляда от одной из страниц распечатки звонков Лоры Димитровой.
Людовик Мистраль перелистывал взад-вперед уголовные дела по убийствам в Уазе и в Париже для доклада Бернарду Бальму, который торопился, но сам не знал, что делать.
Ингрид Сент-Роз и Роксана Феликс остервенело искали ночного лихача.
Себастьену Морену надоело слушать стоны в больничной палате. День и ночь он проводил в наушниках и с компьютером. От жары он размяк, кроме того, ноги под гипсом страшно чесались, а он ничего не мог с этим поделать. Парень считал дни до выписки. Товарищи по очереди заходили к нему в обед и сетовали, что дело о тройном убийстве застыло на месте. Морен бесился, что не вместе с ними, и неустанно требовал новых подробностей.
Жозе Фариа и другие сотрудники сыска пытались отыскать новые зацепки, чтобы раскрыть мотив трех убийств, из которых центральным стало убийство Лоры Димитровой.
В Лианкуре директор тюрьмы позвонил судебному следователю сообщить, как священник с Жан-Пьером Бриалем разговаривали о Сенеке. Николя Тарнос заодно спросил, не изменил ли свое поведение Бриаль. Директор ответил: «Обжирается сгущенкой, ничего не делает. Впечатление такое, что он чего-то упорно дожидается, а чего — не знаю».
Следователь Николя Тарнос повесил трубку в задумчивости и унынии. Поведение Бриаля, задававшего капеллану вопросы о Сенеке, не соответствовало облику этого неотесанного, недалекого, но притом чересчур идеального арестанта. Следователь постепенно приходил к выводу о невиновности Бриаля. Он готовился получить ходатайство о его освобождении, подготовленное адвокатом, и, если не появится новых фактов, решил не противиться.
Перед кабинетом Мистраля какой-то молодой человек терпеливо дожидался, когда он вернется.
Элизабет Марешаль допила чай, поставила чашку и засунула DVD в компьютер.
Она посмотрела на часы и подумала: «Три звонка по несколько секунд — это, должно быть, ненадолго».
Элизабет водрузила на голову огромные наушники, чтобы не проникали посторонние звуки, закрыла глаза и приготовилась слушать. В конце первой записи она от изумления открыла глаза и переслушала ее. Потом проверила этикетки на дисках. На первом было написано: «Дело Радио ФИП. Бригада профилактики преступлений против личности», на втором: «Сыскная бригада криминальной полиции». Две разные службы имели дело с одним и тем же фигурантом, явно не зная об этом, а установила это она благодаря анализу голоса. Это открытие ее взволновало. Элизабет сосредоточилась больше прежнего и внимательно прослушала два оставшихся монолога.
В блокноте она записала крупными буквами: «ОЧЕВИДНО И БЕССПОРНО, ЭТО ТОТ ЖЕ „ИКС“, ЧТО ЗВОНИЛ В ФИП, НО ИНТОНАЦИИ И ЛЕКСИКА СОВЕРШЕННО ДРУГИЕ». И затем: «Человек спокоен, говорит рассудительно, читает наизусть или по бумажке готовый текст, следит за интонациями, владеет собой». Подумав еще, она добавила к этим записям: «Без эмоций, без торопливости, внешние звуки приглушены, вероятно, тряпкой».