Забытое слово - Оксана Николаевна Виноградова

зарплату, и они не возражали, а даже добавляли ему денег, когда он хотел купить мне какой-либо подарок.

– Что, запахло свадьбой? – сказала мама, наблюдая за моими с Костиком отношениями.

– Нет. С ним свадьбы не будет.

– Почему же?

– У него денег на свадьбу нет. Это во-первых. И не люблю я его. Это во-вторых.

– Как же ты с ним встречаешься?

– Мам. Любовь до гроба – большая редкость. Некоторые люди вообще не способны к любви. А в основе взаимоотношений может быть симпатия, привязанность, дружба…

– Да, да, да. Так нам копить денег на свадьбу?

– Мама, если я когда-нибудь выйду замуж, то вы не потратите на это дело ни копейки. Даже если захотите, я вам не позволю. Так что спите спокойно и ни о чем не переживайте.

Мама расстраивалась из-за денег не просто так. После короткой передышки опять наступили нелегкие времена. Перестали выплачивать пенсии. На единственном в городе заводе, в котором шли баталии с целью признать его банкротом, опять перестали выдавать зарплату, и полгорода если не голодало, то питалось очень скромно. Сделано это было, вероятно, специально: с тем, чтобы люди продавали акции, приобретенные ранее на ваучеры. Некоторые побежали продавать эти акции сразу, а некоторые подзадержались. Вот для них-то и создали такое положение, при котором в нашей семье обедали картошкой с солеными огурцами. А когда мы приели все домашние заготовки, я продала обручальное колечко и купила еды на полтора дня: на большее не хватило. Акций у мамы не было давно (с тех пор как получила их за ваучеры); продать их дважды, к сожалению, было нельзя. Папа со своей работы приносил копейки, да еще выпивал. Видать, кто-то из его же «сотрудников» взял это на заметку, так как папа трижды подвергался нападению неизвестных, и все в дни получки. В первое нападение получку отняли, во второе – отняли только сумку с продуктами, а в третье не отняли ничего, но папа, уже подготовленный, ножом ранил одного из двух нападавших в руку, после чего они ретировались. Милиция бездействовала. У нее было важное занятие: она охраняла картофельные поля от голодных городских жителей. Мама плакала, ругалась с папой, как в былые времена; я сохраняла нейтралитет. Даша была с головой в учебе: она училась в школе на отлично, и ей прочили золотую медаль. Мне было жаль родителей, Дашу, и я всерьез тревожилась за них, стараясь как можно меньше съедать дома и как можно больше выжимать из Костика.

Маме все больше нравилось мое поведение, а я все сильнее старалась быть примерной дочерью. Дом для меня стал местом, которым я дорожила, а мама, папа и Даша – людьми, о которых я должна заботиться. Я крутилась как могла: убирала, готовила, шила, а взамен просила лишь свободу в личной жизни. То ли мамино отношение ко мне после замужества изменилось, то ли она оценила мои старания для семьи, но конфликты между нами прекратились, и мы обо всем мирно договаривались.

Позже стало жить чуть легче. Кого-то убили, кого-то посадили, рабочие завода продали свои последние акции, и выдачу зарплаты возобновили.

Не без приключений, но хорошо начали жить торгаши.

Варя – после того как ларек, в котором она работала, сожгли вместе с продавцом (благо не Варина смена была!) – подалась на рынок, нанявшись продавщицей к челночнице, возившей из Москвы капроновые колготки. Торговля шла хорошо.

– Как ты их продаешь? – спросила я как-то Варю, так как в мозгах моих теплилось все еще не изжитое коммунистическое презрение к спекулянтам.

– Очень просто! Подходит человек, спрашивает: «А эти колготки какого размера»? А я тоже спрашиваю: «А вам какого нужно»? Он говорит: «Такого-то и такого-то». А я говорю: «Вот это он и есть».

– А он правда такой и есть?

– Да ну, что ты! Да и какая разница: колготки-то тянутся!

На свою зарплату Варя пыталась прокормить маму, которая, стоя у станка круглосуточно, полгода не получала денег, сестру, которая не могла найти работу после школы и стояла на бирже труда, и отца, у которого от пьянки начала гнить левая нога. Виталич, отец Варин, был даже рад такому повороту судьбы: ему присвоили инвалидность, и теперь он мог пропивать свои законные деньги, вымогая только на закуску. Тетя Валя, Варина мать, стала худющая как доска; а Любка – сестра – пополнела и подурнела.

Варя жила у матери, так как Ленька ее бросил: где-то на стороне у него родилась дочка. Ни разводиться, ни жениться, как было слышно, он не собирался. Варя погрустила и запила. Так как одной пить несподручно, она обратилась ко мне за помощью.

В отношениях с Костиком я всячески подчеркивала свою независимость и вечера могла проводить где хочу и с кем хочу.

Развлекались с Варей так: заходили в забегаловку, покупали по стаканчику пива и медленно-медленно пили. За это время обязательно «нарисовывались» какие-нибудь мужчинки, предлагающие выпить за их счет. Мы пили за их счет, знакомились. Их предложения провести вместе ночь отклоняли. Если мужчинки становились очень настойчивы, то Варя (у которой на этот случай всегда были деньги) предлагала возместить стоимость выпитого нами. Как правило, ни один мужчина не брал деньги, и даже самые рьяные мирились с тем, что их «продинамили».

Был случай, когда нас в баре напоила одинокая молодая женщина. Она была вся такая крутая, в кожаном пальто с мехом, и вертела в руках сотовый телефон: эта игрушка тогда только стала появляться у зажиточных товарищей.

– Мария, – представилась она. – Мне грустно. Пить со мной будете? Я угощаю.

Мы согласились: я с недоумением, Варька – с радостью.

Выпили и закусили хорошо. Мария рассказала нам про свою беззаботную жизнь в столице, дорогую машину с личным шофером и охранника, от которого она смоталась. В наш город Мария приехала навестить какую-то родню.

Пьянка закончилась неожиданно. У Марии случилась истерика.

– Сыночек мой! – заголосила женщина, ломая руки. – Сыночек мой! Сволочь такая, увез тебя за границу! Будь проклято это обучение! Я скучаю по тебе, сыноче-е-е-е-к!!!

Хозяин бара кому-то позвонил, за Марией тут же приехали двое мужчин, взяли ее под руки и осторожно увели. Больше мы ее не встречали…

Пить нам с Варей нравилось. Мне нравилось и раньше, я притормозила, только выйдя замуж; а Варя всегда пила плохо. А тут ее понесло так, что я с трудом за ней поспевала.

Часто, напившись, мы с Варей шли домой, обнявшись и горланя песни. Я запевала:

Я гуляла вчера,

Я хмельного вина

Много вы-ы-ыпи-и-ила,

Много проли-и-ила-а-а.