Служанка в высшем свете - Элизабет Роллз

Время покатилось вспять, в ночной кошмар, от которого она так никогда полностью и не избавилась. Знакомый молчаливый силуэт, освещенный мерцающим огнем камина. Под локтем — столик для вина, на нем полный бокал и почти пустой графин. Только не Макс! Только не он!

— Макс? — прошептала она.

Он никогда так не выглядел. Почему же он сейчас такой? Почему именно в эту ночь? Он слепо сощурился:

— Верити?

Ее личная боль удвоилась за мгновение, за один удар сердца, когда она увидела его, услышала его охрипший голос. Она вспомнила, как он был привязан к ее отцу, как он верил, что и он ответственен за случившееся. Не успев помыслить ни о чем, она бросилась в комнату и упала перед ним на колени, зарывшись в его руки.

— Ох, Макс… прости меня! Я никогда не думала, что ты будешь так переживать. Пожалуйста… Тебе не в чем обвинять себя.

Запах перегара ударил в нос, но его руки сомкнулись вокруг нее, притянули ее ближе. Она почувствовала, что он покрывает неловкими поцелуями ее волосы, лоб, виски, целует все, что попадает под губы. Не думая ни о чем, только удовлетворяя страстное желание успокоить его, она подняла лицо и ошеломленно задохнулась, когда его рот впился в ее губы, овладевая ими с дикарским нетерпением.

Она вернула поцелуй с той же страстью, чувствуя его жажду и уступая жажде собственной. Жажде утешения, чувству принадлежности.

Она едва могла дышать, когда он оторвался наконец от ее рта, но прошептала:

— Я думала о тебе каждый год… о том, как ты помог мне посадить колокольчики… Ты не виноват, что он застрелился. Прошу тебя, Макс. Ты должен поверить. Это я виновата…

Его поцелуй заглушил ее слова, но он понял, что она говорит, что она считает причиной его пьянства. Не нужно ему было делать это. Макс знал это, хотя его оглушила боль, притупило чувство бренди, но он знал — и его это не беспокоило. Не важно, что она неправильно поняла его боль. Она принадлежала ему. А он ее потерял. Она пришла не для того, чтобы сказать, что изменила свое решение. Но он получит ее, на одну ночь, один последний раз.

Желание скрутило его. Он должен быть осторожен, взять ее нежно. Но его пальцы вцепились в тесьму ее ночной сорочки, рванули ткань с плеч. Лиф распахнулся, ткань треснула, и он стянул ее вниз, обнажив груди. Склонив голову, он втянул в себя нежную сладкую плоть и стал ласкать языком, пока ее тело не изогнулось дугой и он не услышал, как ее дыхание прервалось криком наслаждения.

Точно пожар зажегся внутри, желание вырвалось, и его самоконтроль полетел ко всем чертям. Он не мог больше сдерживаться. Он хотел ее. Сейчас же.

Верити чувствовала жаркое нетерпение его рта на своей груди, чувствовала, как разливается страстный жар по ее телу, как виток за витком нарастает напряжение. Она хотела его. Но на этот раз ей мало было получить удовольствие. Этого было недостаточно. Она хотела отдаться, отдать себя без остатка.

Она этого не вынесет. Не вынесет повторения. Его рука задрала ей рубашку на бедрах, и она попыталась запротестовать:

— Макс… — Ее голос сорвался, когда он прикусил ее нежную плоть зубами, обдав ее огнем. — Пожалуйста… не надо… остановись…

Он застыл. Его губы оторвались от ее груди, и он взглянул на нее:

— Остановиться? — Его голос был хриплым, его едва можно было узнать.

— Да, — прошептала она. — Прошу тебя… я не могу…

С диким проклятием он резко отшатнулся и скатился с нее. Приподнявшись и сев на полу, он выругался опять.

— Этого не должно было произойти, — выдавил он. — Очевидно, я не настолько пьян, как мне казалось. По крайней мере, недостаточно пьян.

Горло ее сжалось.

— Недостаточно пьян для чего? — спросила она.

— Недостаточно пьян, чтобы смотреть на тебя и не поддаваться соблазну взять тебя. — Угрюмый смешок вырвался у него, когда она изумленно задохнулась. — Да. Понимаешь, это, похоже, единственный способ, какой я смог придумать, чтобы контролировать себя, — напиваться так, что, если бы я даже не выдержал, у меня все равно бы ни черта не вышло. Я думал, что смогу собой управлять. Но нет, я не могу. Каждый раз, когда мой взгляд падает на тебя, я хочу тебя еще больше, еще… прости. Я не собирался этого делать. — Он протянул руку за бренди. Хрипло откашлявшись, он сказал: — Тебе лучше уйти. Чем больше я смотрю на тебя, тем больше шансов, что я забудусь.

Это было выше ее сил. Когда она взглянула на него, на горькую линию его губ, одинокая слеза помимо воли скатилась по ее щеке, оставив обжигающий след. Верити задрожала — прошлое закружилось вокруг нее водоворотом, и она увидела другого мужчину, который убил себя, только бы не глядеть на нее. Каждая частица ее сердца плющилась под безжалостным молотом — она видела будущее, в котором еще один человек разрушает себя из-за нее. На этот раз это был человек, которого она полюбила. Ее муж.

Онемевшими руками она стянула на себе разорванную ночную сорочку и подхватила халат, пытаясь просунуть руки в рукава. Каким-то образом ей удалось подняться на ноги. Макс не шевельнулся, когда она, спотыкаясь, побрела к двери. Ноги не держали ее, страсть еще отзывалась дрожью во всем теле.

У двери она обернулась, глядя на него сквозь слезы на ресницах.

— Прощай, Макс, — прошептала она.

— Ушла? — Макс поморщился, когда Хардинг отдернул полог кровати. Хоть бы голова перестала болеть! Какого дьявола он так напился? — И ты ее выпустил? Куда она ушла?

Хардинг поджал губы и раздернул гардины с отвратительным шуршащим звуком.

— Ее не так-то легко остановить, сэр. Я просил ее подождать, пока вы проснетесь, но…

Он надулся и стал выдвигать ящики из комода с таким грохотом, что Макс не сомневался, что делает это намеренно.

— Что «но»? — не отступил он.

Хардинг поколебался, затем расправил плечи и сказал:

— Что ж, сэр, я думаю, что она уехала так рано именно потому, что вы тогда еще не проснулись. Как раз било пять часов, когда карета подъехала к дверям.

— Хардинг, куда, она…

— В Блэкени, сэр. Я… по-моему, она оставила для вас записку. В библиотеке.

Чуть успокоившись и вдохнув поглубже, Макс направился в библиотеку. Записка нашлась быстро — она была прислонена к вазе на каминной полке. Забрав ее и сев за стол, он нашел нож для разрезания бумаг и сломал печать.

«Мой дорогой Макс!

Пожалуйста, не сердись на Хардинга за то, что он меня выпустил. Он очень старался меня остановить.

Я уезжаю в Блэкени, потому что после прошлой ночи я поняла, что лучше было бы, если бы мы больше никогда не виделись. Пожалуйста, поверь, что я пришла к тебе не для того, чтобы подразнить или соблазнить тебя. Я знаю, что не нужна тебе в качестве жены. И я не вынесу, если причиню тебе еще больше боли. Вчера Альмерия рассказала мне, какое обещание ты дал своей матери. Я все поняла, Макс. Если бы я знала, я бы никогда не позволила тебе жениться на мне.