Страна Моксель или открытие Великороссии - Владимир Белинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ай да Н.М. Карамзин! Какую уронил жемчужину. Даже поблагодарить хочется этого сверхопытного «повествователя». Такую мысль, вечно прятанную великороссами, — взял да произнес вслух.
Послушайте и запомните навсегда: «…видел ополчение… собранное в городах одного… Суздальского Княжения, некогда презираемого Князьями и народом южной России (то есть Киевской Руси. — В.Б.)».
Этими словами Н.М. Карамзин выдал простому читателю «Истории…» величайшую истину, а именно: Суздальское княжество и позже, отпочковавшееся от него — Московское, были местом ссылки низкородных князей — неудачников; княжество нищее, малолюдное и во времена Киевского величия, абсолютно презираемое. Возникает закономерный вопрос: неужели после этих слов Н.М. Карамзина кто-либо поверит, что в XI–XIII веках предки украинцев — поляне, древляне, уличи, тиверцы и т. д. бежали или «текли» в эти «презираемые» земли, дабы, смешавшись с «чудью», создать нацию великороссов.
Думаю, читатель еще раз смог убедиться во всей надуманности русской гипотезы о «перетоке» людей из Киевской Руси в Московию — лживой идее Российской империи, при помощи которой московский истеблишмент пытался объяснить свое славянское происхождение. И еще на одну мысль Н.М. Карамзина необходимо обратить внимание: он с величайшей гордостью противопоставляет московитов народу «южной России», то есть украинцам. Читатель ведь понимает — речь идет об Украине или по великорусскому — «Малороссии».
Во времена жизни Н.М. Карамзина с величайшей помпой восхвалялось все великорусское, и почти с презрением и барской снисходительностью говорили об инородцах, особенно о покоренных Московией славянах — украинцах и поляках. О белорусах вообще не упоминали, их как бы и не существовало. Мол, глядите, какими недальновидными были ваши предки, теперь по праву «презираемые» великороссами.
А как величественно звучат слова: «собранное его Монаршим словом». Чувствуете? Это уже прямой предок Монарха, а Империя уже с того дня запрограммирована от Варшавы до Тихого океана. Не иначе!
И совсем позабыл Карамзин, что Димитрий вовсе не Монарх, а всего лишь — вассал, ездивший в Золотую Орду к Хану, дабы ползать в ярме и вымаливать ярлык на удельное княжение в настоящей Империи. Но разве об этих мелочах должен всегда помнить великоросс. Зачем? Ему захотелось «сочинить» величественную историю именно Российской Империи. А это занятие в те, да и последующие времена, очень поощрялось, ибо позволяло уже в 1380 году заиметь не мелкий Московский Улус, живущий разбоем, а именно — Россию.
Вот таким образом, сознательно запуская в повествование «примес лжи» и отсебятину, с намеками да ухищрениями, выдавая желаемое за действительность, писалась История Московии.
А сейчас автор предлагает посмотреть, что произошло в Московии после Куликовской битвы, о чем русские историки всегда говорили скороговоркой, а чаще просто умалчивали. Особенно в учебниках для молодого поколения, как своего, так и инородного. А уж поведать об обычной трусости самого князя Димитрия, считалось кощунством и святотатством. Однако послушаем факты самой истории.
Побитый Мамай был всего лишь одним из многих правителей татаро-монгольской Империи, раздираемой в те годы склокой.
В том же 1380 году, поддержанный другими Чингисидами, но особенно, великим Тамерланом, к власти в Золотой Орде пришел Хан Тохтамыш. Он в течение года навел в Орде жестокий порядок и повелел Димитрию срочно отправить ему в помощь Московскую дружину.
То ли Димитрий попытался потянуть время, то ли он не успел вовремя исполнить приказ, но так уж случилось, что Московский князь попал в 1382 году в немилость к Тохтамышу. Здесь не стоит даже допускать мысли, что Димитрий московский уже подумывал о собственной государственности. Это очевидная ложь. Он в свое время получил благодарственное письмо Тамерлана и знал, кто стоит за спиной Тохтамыша.
И дабы наказать неисполнительного Димитрия, Хан Тохтамыш в 1382 году двинул свои войска на Москву. При том, не трогая ни Тверское, ни Рязанское, ни Владимирское великие княжества.
В той ситуации Князь Московский Димитрий, победитель Куликовского поля, «дал обыкновенного труса». Взял да сбежал с Москвы, бросив на произвол судьбы своих подданных.
Но Н.М. Карамзину никто и никогда бы не позволил вот так запросто написать — струсил! Поэтому, осквернив всех князей — соседей Москвы, Карамзин, лизоблюдствуя, таким образом описывает бегство Димитрия Московского:
«Прошло около года… Вдруг услышали в Москве, что Татары захватили всех наших купцов в земле Болгарской и взяли у них суда для перевоза войска Ханского через Волгу; что Тохтамыш идет на Россию (простим Н.М. Карамзину возвеличение Московии. — В.Б.)… и Великий Князь (уже оказывается совсем не Монарх! — В.Б.), потеряв бодрость духа (не струсил, а всего лишь «потеряв бодрость духа». — В.Б.), вздумал, что лучше обороняться в крепостях, нежели искать гибели в поле. Он удалился (?) в Кострому с супругою и с детьми, желая собрать там более войска и надеясь, что бояре, оставленные им в столице, могут долго противиться неприятелю».[208]
В дальнейшем при опасности будет удирать из Москвы каждый московский князь, вплоть до Ивана Грозного. Трусость у московских Рюриковичей хроническая. А вот то, что Димитрий сбежал в Кострому, «желая собрать там более войска», элементарная ложь. Кострома была глухой, затерянной в лесах глубинкой Московского Улуса. Эту мысль мы вскоре проследим и у Н.М. Карамзина. Не может ведь будущий «помазанник» просто струсить да удрать. Почему и старается «писатель истории» оправдать Димитрия Московского.
Но если Карамзин с лакейской преданностью оправдывает князя, то послушайте, как он клеймит за то же деяние Митрополита. Вот она старая великорусская двойная мера, для своих и для чужих.
«Сам Митрополит Киприан выехал из столицы в Тверь, предпочитая собственную безопасность долгу церковного Пастыря, он был иноплеменник! Волнение продолжалось, народ, оставленный Государем и Митрополитом, тратил время в шумных спорах и не имел доверенности к Боярам».[209]
Глядите, сбежали-то оба и Н.М. Карамзин в последнем предложении признает этот факт. Но с презрением осудив Митрополита Киприана, кстати, не обязанного заниматься войной, (иноплеменник, присланный Константинополем! — В.Б.) оправдал своего великоросса-князя по долгу обязанного возглавить оборону Москвы. Видите — «князь удалился». Он чист и перед Богом и перед совестью! Как ни горько, но у «великороссов» именно таков стандарт. И здесь иного не дано.
Как ты думаешь, уважаемый читатель, кто в 1382 году возглавил оборону Москвы? Оказывается, «…явился достойный Воевода, юный Князь Литовский именем Остей, внук Ольгердов… Умом своим и великодушием, столь сильно действующим в опасности, он восстановил порядок, успокоил сердца, ободрил слабых…»[210]
Появление во главе обороны Москвы Литовского Князя развеяло еще один миф Русской истории — миф о единстве русского князя и «русского народа». Князь был пришлым человеком. И даже в 1382 году он правил всего лишь опираясь на монголо-татарский ярлык. Мог просто сбежать в тяжелую минуту, как Димитрий Донской.
Необходимо, уважаемый читатель, также помнить — Литва, в противоположность Москве, никогда не подчинялась Орде, даже проигрывая отдельные битвы; не платила татаро-монголам дань, как это делали московиты в течение сотен лет. Поэтому, впоследствии, Московия лютой ненавистью ненавидела Литву и Украину, не склонивших своей головы перед Золотой Ордой. Великое Литовское княжество, в которое входили народы Литвы, Украины и Белоруссии, было всегда той занозой, которая напоминала Московии о трехсотлетнем унижении перед татаро-монгольскими пришельцами.
К несчастию, Москва и на этот раз была покорена, уничтожена и сожжена. Юный Литовский князь Остей погиб, защищая Москву. Князь Димитрий, так званый Донской, отсиделся с семьей в далекой лесной глухомани, ожидая в страхе, не разыщет ли его Тохтамыш.
Все же сберегся! И даже святым стал впоследствии.
Такова судьба Москвы 1382 года, спустя два года после Куликовской битвы.
«…Какими словами, — говорят Летописцы, — изобразим тогдашний вид Москвы? Сия многолюдная столица кипела прежде богатством и славою, в один день погибла ее красота, остались только дым, пепел, земля окровавленная, трупы и пустые, обгорелые церкви. Ужасное безмолвие смерти прерывалось одним глухим стоном некоторых страдальцев, иссеченных саблями Татар, но еще не лишенных жизни и чувства».
«Войско Тохтамышево рассыпалось по всему Великому Княжению (А Монархии, оказывается, и в помине нет! — В.Б.). Владимир, Звенигород, Юрьев, Можайск, Дмитров имели участь Москвы».[211]
